что перевешивает? Мне просто искренне хочется знать.
Гриневский: Тот, кто считает, что Советский Союз можно было сохранить, у того нет ума. А тот, кто сожалеет, у того…
Кургинян: Ой, ну ради бога! Ну не надо! Ну, это говорилось, ну, Вы знаете… Знаете Вы всё… Ну, зачем это? Ну зачем?
Гриневский: Вот понимаете…
Кургинян: Ну, зачем? Вот знаете, последнее, что исчезает, это сервильность. Ну, зачем? Ну, зачем это все? Ну, зачем?
Сванидзе: Сергей Ервандович, у меня здесь тоже замечание, которое Вы относили к Леониду Михайловичу.
Кургинян: Принимаю его полностью. И я должен сказать, что я как бы всегда считаю, что я имею право на нечто симметричное в слабом подражании виртуозностям господина Млечина. А то Ваше замечание я принимаю.
Сванидзе: Это хорошо.
Гриневский: Я… понимаете, у меня один аргумент есть. Можно?
Кургинян: Как говорится в таких случаях, как сказал Пушкин: «Но строк печальных не смываю».
Сванидзе: Я не знаю насчет печали…
Гриневский: Можно я…
Сванидзе: Секундочку, сейчас я Вам предоставлю…
Гриневский: одну секунду… У меня единственная возможность ответить… Это…
Сванидзе: Потом, потом…
Гриневский: …снять ботинок и постучать.
Сванидзе: Да.
Кургинян: Это все, что может быть сказано?
Гречко: Всё переломал, а остальные так и оставили переломанное и ничего не подняли?
Кургинян: Мы говорим о том, что Хрущев…
Гречко: А может быть, не Хрущев поломал?
Кургинян: …заложил мины замедленного действия.
Гречко: Может, кто-нибудь другой поломал, после Хрущева?
Кургинян: Мы не так говорим.
Гречко: Может, кто-нибудь другой поломал? После Хрущева.
Кургинян: Нет. Он заложил мины замедленного действия: в религии, в идеологии, культуре, внешней политике, образовании, экономике — везде! И они сработали!
Сванидзе: Спасибо.
Гречко: А почему никто не исправил тогда?
Кургинян: А вот это отдельный вопрос. И мы готовы их обсуждать.
Сванидзе: Спасибо.
Кургинян: Это отличный вопрос! Давайте его обсудим.
Сванидзе: Значит…значит у меня вопрос есть к Вашей стороне. Наверно, к Юрию Николаевичу. В том, что касается внешней политики Хрущева. Вот шла речь о том, что поссорились с Венгрией, с Китаем и так далее. Так поссорились-то почему? Поссорились потому, что Хрущев сказал правду про нашу историю. Хрущев сказал правду про Сталина. В каждой из этих стран сидел свой Сталин, посаженный большим Сталиным, и он, конечно, не хотел этих разоблачений. Значит, не нужно было говорить правду? Как надо было поступить, на Ваш взгляд?
Жуков: Простите, мы говорили неправду о нашей истории. Просто Никита Сергеевич взял большое кипящее помойное ведро и вылил его на мертвого. Это не история.
Сванидзе: Но на живого, на живого такой возможности не было.
Жуков: Правильно. Он сводил счеты и с Кагановичем, и с Жуковым, который спас его в 1957 году. Просто такой человек, как Хрущев, не мог прощать…
Сванидзе: Он в 56 году не мог сводить…
Жуков: …тем, перед кем он унижался.
Сванидзе: …он в 56 году не мог сводить счеты с Жуковым, который спас его в 1957 -м. Последовательность немножко другая.
Жуков: Я не говорю о том, что это было в 50… просто я говорю — от доклада пошло 56 года…
Сванидзе: Вы не ответили на мой вопрос. Вы не ответили.
Кургинян: Вот здесь уже я читал документы.
Сванидзе: Вы не ответили на мой вопрос. Спасибо.
Жуков: Почему?
Сванидзе: Что почему?
Жуков: Почему не ответил?
Сванидзе: Я спросил Вас — не нужно было говорить правду другим странам?
Жуков: Я еще раз заявляю, что это не правда, а ложь. Клевета.
Кургинян: Это не правда.
Мяло: Это не правда.
Сванидзе: То, что было в закрытом докладе Хрущева про Сталина — это ложь?
Жуков: Ложь.
Мяло: Ложь.
Жуков: Там передергивание фактов.
Сванидзе: Всё.
Жуков: Передергивание фактов.
Сванидзе: Это не вся правда, несомненно.
Жуков: Это одна миллионная правды…
Кургинян: В народе говорят — полуправда хуже лжи.
Сванидзе: Но полная правда была бы гораздо хуже для наших братских партий и стран.
Жуков: Ничего подобного — они вместе с нами жили тогда.
Сванидзе: Спасибо. Тема, как мы видим, далеко не исчерпана. И нам предстоит третий день слушаний по теме «Политика Никиты Сергеевича Хрущева». Сейчас предоставляю возможность высказаться по сегодняшнему дню слушаний и сказать заключительное слово обеим сторонам. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Вам слово.
Кургинян: Первый тезис. В политике понятие «правда» — это очень тонкое и сложное понятие. Второе. Никогда не надо называть правдой тенденциозную версию, из которой изъята часть информации, в которой извращены факты и которая служит интересам конкретных групп. Это не правда, это пропаганда. Это идеология, которая довлеет до сих пор. И нельзя называть это правдой. Третье. Китайцы много что сказали о Мао Цзэдуне, но они сказали с позиции людей, которые верят и почитают свою страну. И можно говорить на языке ненависти. И мы до сих пор пожинаем плоды этой полуправды, которая хуже лжи. И пока мы не вернем правду, настоящую, в том числе и о Хрущеве, мы будем все время народом, у которого отнята история, а значит не народом. Поэтому задача очень крупная. Очень актуальная.
Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Леонид Михайлович.
Млечин: Вот Хрущев и был человеком, который начал возвращать народу правду. Да? Секретный был доклад, боялся… он как раз и боялся, что это распространится, и другие обидятся … и страшно ему было — всем было страшно. Министр обороны, маршал Жуков сказал, обращаясь к членам Президиума ЦК: «Люли ваши портреты носили. Да если бы они все это знали, что у вас локоть…руки по локоть в крови, чтобы они с вами сделали?» Правильно, конечно, им страшно всем было. Даже эта робкая
