общественностью, пресс-конференций, выступления с лекциями и докладами, по радио и телевидению.
А в то же время принимались строжайшие меры, чтобы не допустить никакого влияния Запада на советское население. Любой «культурный обмен» превращался в обман под неусыпным контролем министерства культуры за его «идейным содержанием»: «обменивали» советскую пропаганду на «прогрессивную культуру» Запада. Не утихали и репрессии против инакомыслящих. Условия игры, навязанные Москвой, действительно были, по меткому выражению Рональда Рейгана, «улицей с односторонним движением». Советская пропаганда, дезинформация, подрывная деятельность оказывались как бы узаконены под видом «свободного обмена людьми и идеями», являлись вполне правомерными аспектами «идеологической борьбы». Любые же попытки Запада этому противодействовать или вести свою «идеологическую борьбу» были недопустимы как «вмешательство во внутренние дела СССР» и «возврат к практике „холодной войны“».
Можно себе представить, какой сумбур в головах ясноглазых янки производил этот шквал лжи, ураган обмана, санкционированный к тому же их правительством во имя благородного дела защиты мира. И уж никак нельзя отрицать его влияния на американскую «элиту».
7. Капитулянты
В 1980 году, когда «детант» был уже позади, один из его зодчих, бывший президент США Ричард Никсон, писал:
«Сегодня Советский Союз — наиболее мощно вооруженная, экспансионистская держава, которую когда-либо знал мир, и рост вооружений в этой стране в два раза превышает аналогичный рост в Соединенных Штатах. Советские намерения не составляют никакой тайны. Кремлевские вожди не хотят войны, но при этом им необходимо мировое господство И они быстрыми шагами продвигаются к своей цели.
Впервые в новейшей истории Америка в восьмидесятые годы окажется перед двумя неотвратимыми реальными проблемами. Первая перспектива
— возможное поражение в случае разразившейся войны. Вторая перспектива еще более вероятна, чем первая, и столь же сурова. Страшно не столько то, что в конце столетия Запад окажется перед угрозой ядерной гибели, сколько то, что он окажется под угрозой сползания в положение, в котором нам останется выбирать между капитуляцией и самоубийством
— стать красными или погибнуть».
Жаль только, что это прозрение пришло к нему слишком поздно, когда заложенная им политика «детанта» уже принесла вышеозначенные плоды Более того, даже в 1980-м он все еще не хочет признать наличие связи между «детантом» и этими результатами. Если бы не трагичность ситуации, его объяснения звучали бы комично. С одной стороны, он вроде бы понимает, что суть коммунистической системы, идеология и цели ее лидеров не изменились, что, как он пишет:
«Ни Брежнев, ни его предшественники не вели переговоры ради истинного достижения мира во всем мире. Скорее им нужен бил такой мир, который можно было использовать при отсутствии войн для распространения коммунистического влияния во все сферы земного шара».
Но, выступая в Конгрессе США по возвращении из Москвы в 1972 году, он почти как Чемберлен в 1938-м — заявил:
«…мы не привезли из Москвы обещание немедленного мира, но добились начала процесса, который может привести к установлению мира на земле».
И после этого он винит в своих неудачах «неоправданную эйфорию» западной общественности. А чего же еще можно было от нее ожидать, если даже президент США, притом с репутацией антикоммуниста, верит в возможность установления прочного мира с СССР путем соглашений? Сдавши все западные позиции, какие только было можно, он пытается оправдываться тем, что его неправильно поняли, «детант», видите ли, вовсе не мыслился как альтернатива «холодной войне», но лишь как дополнение к ней.
«Смысл разрядки, как она изначально понималась моей администрацией, уже настолько извращен как действиями Советов, так и общим непониманием в Соединенных Штатах, что сам термин утратил свою значимость как отражение сущности советско-американских отношений Если разрядку понимают как „альтернативу холодной войны', то это попросту противоречит здравой логике“».
И кто же виноват в этом «недоразумении», едва не стоившем человечеству будущего? Советские вожди со своим неверным поведением? Но ведь сам же Никсон пишет буквально на следующей странице:
«Если русские сочтут, что им сойдет с рук их понимание разрядки как прикрытия их агрессии, явной или тайной, они не преминут сделать попытку. В последние годы они не только делали попытки, но и явно преуспели в своих действиях, так же, как в использовании агрессии в качестве прикрытия сдвига в балансе военной мощи в свою пользу».
То есть ничего другого от них и ожидать не приходилось Тогда, выходит, виновато «недоразумение», возникшее в США? Но ведь именно Никсон с Киссинджером и создали это «недоразумение» Вот он пишет:
«Возникла надежда, что если Соединенные Штаты сократят свое вооружение, то другие державы, в особенности СССР, последуют их примеру Однако Советский Союз не последовал букве договоренностей. На самом деле в тот период, когда доктрина контроля за вооружением стала завоевывать умы американских теоретиков, а сами эти теоретики стали набирать общественный вес, в советских пятилетних планах наращивалась доля военных ассигнований, что явно отвечало определенным стратегическим целям. Советы оказались выше теорий; они стремились к мировому господству».
Но кто же, как не Киссинджер с Никсоном, и запустили все эти «теории», эту безумную философию «контроля над вооружением» путем договоров, соглашений и прочей ни к чему советских не обязывающей чуши?
«Прямо или косвенно, но торговля с СССР способствует укреплению его военной мощи. Даже торговля нестратегическими товарами. Нам следует постоянно помнить, что любой бизнес с Советами дорого нам обходится; он только тогда правомерен, когда его результаты превосходят подобные издержки Торговля с Советским Союзом должна быть для нас орудием воздействия, а не нашим ему подарком».
Но даже в 1980 году он все еще пытается спорить, что его попытка предоставить СССР статус наибольшего благоприятствования в торговле была вполне оправдана, хотя этот статус обеспечил бы Кремлю практически неограниченный доступ к дешевым кредитам. И, видимо, чтобы уж совсем нас запутать, добавляет:
«До тех пор, пока СССР продолжает активно проводить в мире свою агрессивную политику, мы ни в коем случае не должны ему в этом потворствовать».
Парадокс политики Никсона-Киссинджера в том и состоит, что, с одной стороны, они вроде бы понимают всю абсурдность «детанта» и даже догадываются об опасности этих игр, но с другой — как завороженные кролики, лезут в пасть удаву.
«Основная цель контроля за вооружением — уменьшение военной опасности. Однако сам контроль за вооружением не способен уменьшить эту опасность. Не вооружение, а политические разногласия — основная причина всяких войн, и пока разногласия не будут разрешены — сколько бы ни было достигнуто договоренностей по контролю за вооружением, все равно в мире сохранится достаточно оружия для самой разрушительной войны.
Сама по себе торговля не может уменьшить военную опасность Как показывает опыт Первой и Второй Мировых войн, государства, торговавшие друг с другом, развязали между собой войну именно в силу политических разногласий.
Торговля и контроль над вооружением должны сопрягаться с разрешением политических разногласий, когда опасность войны достаточно велика. Лишь если навести мосты в этом направлении, можно справиться с основными проблемами, ведущими к войне».
С этим, пожалуй, и согласиться можно, если только помнить, что главное «политическое различие» в данном случае — марксистско-ленинская идеология, а ее советские вожди отменять не собирались в обмен
