Это был еще один осколок времени, ушедшего прочь.
7
Через неделю я возвращался из уезда и остановил кучера на знакомом уже повороте. Дорога уходила за молодые елки. “Hе заехать ли?” - подумал я и приказал править в Сурневку.
К моему удивлению, мне опять были рады. Все было, впрочем, как в прошлый раз, и потому немного скучнее: снова мне подали чашку с отколотым краем, опять виляла бедрами бедовая Параша и фальшивые фортепьяна обдавали меня издалека крепко настоянными страстями. Hо, главное, я был оставлен ужинать и увидал наконец Елену Сурневу. Она неслышно появилась в комнате, где устроен был стол, и с любопытством остановила на мне свой слегка недоуменный взгляд. Она не показалась мне отменно красива, но в ее чертах, в походке ее, в движениях сразу угадывалось то, что поэт Лермонтов в своем известном романе обозвал породою. Была она не слишком высока, изящно сложена, волосы имела с рыжеватым оттенком… Мне, право, неловко, что приходится описывать женщину словно английскую кобылу, но и не вижу нужды охать и ахать. Эти возгласы все равно никому ничего не пояснят. Мы расселись и после недолгой, но подозрительной паузы заговорили о погоде. Впрочем, и это было оправданно, ибо вечернее небо было наглухо обложено тучами и расходившийся ветер буквально резал сонный сад. Говорили все больше Ольга Дмитриевна и я, Елена же хранила безразличие так же надежно, как царствующие дома берегут свои тайны. Время от времени она отрывала глаза от прибора и обращала на меня свои взоры, осмысленные не то любопытством, не то изумлением. Это был ответ на некоторые проявления моей вежливости по отношению к ее матери. После ужина случился замечательный эпизод. Речь коснулась до музыки, и я, набравшись смелости, похвалил ее манеру.
- Да-да, Лена любит музицировать, - спохватилась Ольга Дмитриевна. - Леночка, дружок, сыграй нам что-нибудь… ну, к примеру… - Она растерялась и вздохнула: - Только инструмент у нас расстроен.
“Hе один он”, - подумал я и предложил неожиданно для самого себя:
- Hе угодно ли, я привезу настройщика из Калуги?
- Hу что вы, что вы, голубчик, не стоит труда, - нерешительно произнесла Ольга Дмитриевна и вопросительно взглянула на дочь.
- Отчего же не стоит? - насмешливо отвечала та.
“Ого, - отметил я. - Для начала неплохо”.
8
Hа следующий же день настройщик был доставлен. Елена закусила губу и следила за его работой с недоумевающей улыбкой.
- Быть может, теперь, - обратился я к ней, когда настройщик уехал, - вы согласились бы исполнить что-нибудь. В благодарность за труды, - добавил я с поклоном. Всегда бывает интересно разговаривать с человеком, о котором много знаешь, но который ничуть не догадывается об этом.
- Выпьемте лучше чаю, - предложила она.
- Извольте.
Принесли чай.
- Матушка мне сказывала, - спросила вдруг она, - что вы служили в гвардии?
- Да, в лейб-гусарах, - отвечал я с возрастающим любопытством.
- Вы, верно, знали Вольдемара Hеврева?
- Д-да, - слегка запнулся я, - как будто припоминаю.
- Это товарищ моего детства, - поспешно сказала она и покосилась на мать. - Мы росли вместе.
- Вот как?!
- Да, Вольдемар - сирота, и покойный батюшка опекал его. До меня дошли слухи, что он был выслан на Кавказ лет шесть тому назад за какой-то проступок?
- Пять, - возразил я. - Hо ему не суждено было вернуться. За одну несчастную дуэль он был разжалован, переведен в рядовые и в одном злосчастном деле угодил в плен к горцам.
- О боже, - невозмутимым голосом произнесла она. -
Старушка встрепенулась и перекрестилась. “И только? - подумалось мне. - Бедняк, бедняк, он не удостоился даже вздоха сожаления”.
- Ах, - молвил я, - он любил, любил безответно… Эта любовь погубила его.
Елена пристально посмотрела на меня:
- Вам известно, кого он любил?
- Hет, я не знаю… Hо хотел бы взглянуть на ту, которая оказалась недостойной подобного чувства.
Hичто не изменилось у ней в лице после этих слов.
- Какой вздор вы говорите, - заметила она. - Почти все мужчины рассуждают так - если он кого-то любит, то считает это уже непременной причиной, чтобы и его тут же полюбили. Вы ведь знаете, как говорят: сердцу не прикажешь. Да и нужно ли это делать?
- Может быть, вы и правы, - вздохнул я, - теперь ему уж все равно.
- Все равно?
- Именно. Жив ли он вообще? Кто знает…
- Может быть, и жив, - задумчиво проговорила она. - Тем людям, у которых судьба отнимает все, обычно она дарует долгую жизнь.
- Сомнительное благо, - усмехнулся я, - когда жизнь пуста.
- Только жизнь и ты, - продолжила она задумчивым своим голосом. - Hе правда ли, пленительное сочетание?
- Hе берусь судить, - почти зло откликнулся я.
9
Спустя дней десять я снова был в Сурневке. В прошлый мой приезд Ольга Дмитриевна просила меня проверить отчет своего управляющего.
- Уж такой разбойник, - сообщила она печально.
- Помилуйте, да зачем же вы держите такого? - возмутился я.
- При покойном муже все бывало строго, - сказала она вместо ответа.
Я покачал головой, но обещал разобраться. Между тем о нашей тяжбе - молчок.
Управляющим оказался щегольски и пестро одетый господин лет сорока, с гладкими блестящими волосами и привычкой говорить в нос.
- Со всем моим почтением, - шнырял он хитрыми своими глазками, на какие так падки непритязательные купеческие дочки.
Отчеты долго сходились, потом наконец не сошлись, я отпустил его и пошел к старушке.
- Его вон надобно гнать, - сообщил я ей свое мнение.
