глазах его великая мудрость и понимание.
“Сразимся, брат!”- и становится к нему спиной, защищая.
Так, стоя спиной друг к другу и отбивая сыплющиеся удары, они продержались еще две минуты. А потом добрых семь десятков воинов подмяли их под себя и опрокинули - и устремились к монастырю, подбадривая себя диким ревом ...
Мгновение? Вечность? Сколько же прошло времени? Он не знал - помнил лишь свой последний бой - двенадцати бойцов - и удар секиры, настигнувший его. Он не погиб? Не погиб ... Его посчитали мертвым и не стали добивать ...
Но ... но раз они не смогли их удержать ... выходит, что монастырь все-таки был разграблен и предан разрушению ... Они не смогли остановить их ... не смогли ... Он застонал - даже не столько от боли по всему телу, сколько от ноющего чувства тоски и печали. Они не смогли их остановить ... Он и одиннадцать так и оставшихся безымянными воинов ... Приложив неимоверные усилия и закричав от прорезавшей тело боли, он таки сумел подняться.
Около тридцати бойцов лежали неподвижно, обратив глаза к небу. И среди них - его смелые воины. Погибшие ... Пусть они, достойные, не будут прокляты, но благословлены - и найдут мир в том мире, где они сейчас находятся!
Он огляделся по сторонам - галер не было. Выходит, бой уже закончен, и воины отправились домой. Значит, монастырь уже не спасти ... Но может хоть кто-то остался там жив. Хоть кто-то ... если даже хоть кто-то из них жив - он обязан помочь ему, обязан спасти - хоть так он сможет исправить свою ошибку. Да и пути назад у него теперь нет, он изгнанник и проклятый - проклятый своим же народом ... пусть уж лучше его считают мертвым.
По-прежнему сдерживая стоны от невыносимой боли, он поднялся и медленно зашагал по направлению к монастырю. Тысяча метров, всего какая-то тысяча метров ... Его долг.
Он шагал и падал. Затем поднимался и вновь шагал. И вновь падал. Затем он пополз по земле.
Может быть, прошел день. Может быть, прошла целая вечность.
Он не знал - у него теперь была одна цель и один путь - и он шел по нему. Даже практически без сил - он все равно шел. Когда же, наконец, его затуманенному взору предстали стройные стены монастыря, он приподнялся на обессилевших руках и улыбнулся.
“Я все-таки нашел тебя”, - еле слышно прошептали его губы, и он неподвижно замер на земле.
Тихая печальная песня. Чьи-то руки, скользящие по его лицу. И затем - холодная струя воды. Он закряхтел и шевельнулся.
“Жив!”, - сквозь обволакивающую его пелену услышал он.
Жив. Он все еще жив. Для чего же он жив, если он не сумел выполнить свой долг? Для чего?
Попытался открыть глаза - но лишь смутное красное марево предстало его взору. Тогда он прикрыл их и погрузился в сон.
Он спал и спал. Временами он просыпался на какие-нибудь десять минут - и затем снова засыпал.
Когда же он вновь проснулся и в очередной раз попытался открыть глаза - кровавого марева уже не было. И тогда он смутно различил человеческую фигуру, склонившуюся над ним, и услышал ее голос - ласковый голос девушки.
“Спи, тебе еще рано двигаться. Раны еще не зажили. Спи”. Он не сопротивлялся сну.
Потом временами он просыпался, чтобы вновь услышать ее голос и попытаться сквозь дымку разглядеть ее лицо - и ему очень долго не удавалось это сделать. Но настал день, когда он смог подняться с постели без посторонней помощи - и зрение и слух его прояснились.
“Я все-таки нашел тебя”, - отчего-то пришли на ум совсем уже, казалось, ставшие далекими слова.
Да, это была девушка, еще совсем юная, может быть семнадцати-восемнадцати лет. Вот только в глазах ее читалась уже совсем взрослая твердость. И тогда он решился спросить.
- Где я?
- Ты в нашей обители, - ответила девушка. В моей обители, - добавила она и всхлипнула.
- Ты ... ты помогла мне ... Почему?
- Ты не один из тех, кто напал на нас. Я это сразу поняла. Наши ... мои ... братья ... увели напавших в леса ... и погибли там ... выжившие варвары вернулись сюда ... и разграбили монастырь. Все те, кого удалось одолеть моим братьям, остались в лесах - ты же подошел прямо к стенам монастыря. Если бы ты был в числе напавших - ты не рискнул бы это сделать. Ты не из тех, кто убил моих братьев,- сказала она очень твердо.
- Д-да ... это т-так,- еле слышно пролепетал он все еще не слушающимся его языком.
- Тогда зачем ты пришел сюда? - и она подвинулась к нему совсем близко, не сводя своего изучающе-требовательного взгляда с его лица.
- Я хотел ... хотел остановить их ... и ... и не смог ... прости ... прости меня, если ... можешь.
- Ты хотел помочь нам? - в глазах ее выразилось крайнее удивление, - почему? Ты ведь из их же народа ... ты пошел против них?
- Я ... не мог ... допустить ... бойни, - слова шли очень медленно и тяжко из его горла.
- Но она все-таки была допущена ... Впрочем, какое это теперь имеет значение! Спи, выспись, потом расскажешь мне остальное.
Она была права, ему сейчас требовался отдых - много отдыха - и он вновь погрузился в столь манящий его сон.
Он проснулся и почувствовал ее теплую руку у себя на лбу.
Не стал открывать глаз - лишь пытался прислушаться к ее мерному дыханию.
Когда же он, наконец, открыл их - она убрала руку с его лба и поднесла к нему пропитанную чем-то холодным губку.
- Проснулся? - на этот раз ее голос был заметно более приветлив, чем в прошлый,- ладно, вставай, ты уже вполне можешь это сделать.
Он попытался приподняться - и впервые за много дней его тело послушалось его.
Он сел на постели и окончательно прояснившимся взором взглянул на нее. Она была удивительно красива - по крайней мере, почти наверняка она должна была быть красавицей по меркам ее народа.
Русые волосы спадали до плеч, а на губах блуждала улыбка - впервые за много дней. В глазах была живость и в то же время совсем уже взрослая стойкость. Белая роба была на ней.
- С ... сколько я спал?
- Неделю, почти неделю ты пробыл здесь. Практически только спал, очень мало ел. Ты, наверное, сейчас этого уже не помнишь - для тебя должно быть прошли всего лишь минуты.
- П ... почему ты помогла мне?
- Ты ведь хотел помочь нам? Даже если тебе это и ... не удалось - ты не был с этими варварами. Я обязана была помочь тебе, это был мой долг. Если бы только ты успел раньше ... если бы успел ... хотя, что ты мог сделать против сотни воинов ...
- Н ... не один. Я сражался не один с ними ... нас было ... двенадцать. Все они ... погибли.
При этих словах слезы выступили на его огрубелых щеках - а ведь он ни разу еще до этого не допускал себе столь жесточайше непростительной слабости.
Девушка как-то печально и в то же время с надеждой улыбнулась.
- Все-таки есть на свете люди, не потерявшие свое сердце, все-таки есть. Жаль только, что ты не смог нам помочь. Но что бы двенадцать воинов могли сделать против доброй сотни ...
- Ты говорила, твои братья погибли ...
- Да, варвары убили их всех. Я была единственной сестрой в этом монастыре ... и единственная осталась в живых. Только чтобы оплакивать их смерть.
И она, несмотря на всю свою внешнюю кажущуюся стойкость, заплакала.
- Как же ты тогда осталась в живых? Они не тронули тебя?
