похожее на мяту, очаровательного зеленого цвета, когда она откусила кусочек, на глазах у нее выступили слезы.
— О, это не просто мята, это обжигает! — вскричала она и схватила свой бокал с холодным пивом. — Что это? — спросила она, когда смогла перевести дыхание.
— Мята и зеленый чилийский перец, — сказал Джулио. — Вам понравилось? спросил он заботливо.
— Чудесно! — ответила она, в то время, как слезы все еще текли по ее щекам. Джеффри засмеялся.
— Джулио, я думаю, что тебе следует заказать что-то другое.
— Мне хотелось бы еще чаю, дорогой, — спокойно вмешалась Лиз.
Джулио заказал чай для Лиз и снова наполнил тарелку Кэйт. Она с удовольствием справилась со всем.
— От десерта откажитесь, Кэйт, — предупредила Лиз. — Он здесь пахнет, как дешевая парфюмерия.
— Я уже столько всего съела, что все равно больше уже ничего не смогу, ответила Кэйт, — иначе у меня полезет из ушей.
Снова сидя в его кабинете, Кэйт осознала, что начала думать о нем скорее как о Джулио, чем как о Фрэзере. Она уже больше не страшилась этого человека, но предостерегала себя, что следует соблюдать осторожность. Она должна сделать так, чтобы он уговаривал ее.
— Я бы хотел, чтобы вы очень серьезно рассмотрели мое предложение, сказал он мягким тоном. — Приходите работать ко мне.
— Я уже сказала, что не могу.
— Мне в самом деле хочется, чтобы вы были здесь и работали над этой книгой. Подумайте только, насколько все для вас будет проще, когда вы приступите к работе — к нашему общему облегчению.
Он взглянул на ее рот.
— Это несущественно. — Она непроизвольно облизнула губы.
Он наклонился к ней.
— Мне нравятся некоторые идеи относительно фотографий, съемкой которых вы будете руководить. У меня есть другой проект…
Его голос звучал все тише и тише, и Кэйт была вынуждена наклониться к нему, чтобы разобрать его последние слова.
Если он так будет и дальше продолжать, он загипнотизирует ее, неожиданно осознала она и решила, что надо было бы принять закон, запрещающий кому бы то ни было иметь такие большие и такие черные глаза. Почему он так неотрывно смотрит на ее рот? Кэйт резко выпрямилась — она почти потеряла нить разговора.
-..Так что я думаю, мы можем вместе прекрасно работать. Приходите ко мне. Она сделала глубокий вдох.
— Я не могу. Мне кажется, я это ясно объяснила еще перед тем, как мы пошли обедать. Если я откажу сейчас моим нынешним клиентам, что я буду делать, когда закончу вашу роботу? Я должна буду все начать с начала. Не думаю, что вы можете понять меня. Но даже если отвлечься от моих обязательств перед заказчиками, то я, честно, очень ценю свою независимость.
— Вы уверены, что независимость, которую вы цените столь высоко, не есть всего лишь предлог, чтобы отказаться принять на себя большую ответственность?
— Конечно, уверена.
— А не создали ли вы для себя маленькую уютную нишу, где вы бы могли спрятаться от вызова, который бросает вам судьба? Как долго вы пребываете свободной художницей? Шесть лет? Вам, должно быть, двадцать восемь. Это время, когда надо принимать настоящие вызовы.
Взгляд, который он устремил на нее, беспокоил ее как вызов иного рода, нежели как вызов художнице, и она боролась с собой, чтобы вернуть свои мысли обратно, на профессиональный уровень.
— Мистер Фрэзер, работа, которую я выполняю, уже вызов. Она отличается от вашей. И да, моя ниша уютная. Я создала ее собственными усилиями и наслаждаюсь комфортом. Большое вам спасибо. И мне, между прочим, двадцать девять.
Он откинулся в своем кресле, скрестив руки на груди, лицо его представляло непроницаемую маску. Но глаза снова вернулись к ее рту. Если он не сдвинется со своей позиции, она тоже не уступит.
— Лучше я соберу свои работы, — сказала Кэйт наконец. Он встал.
— Вы упрямы, Эллиот. Вы упрямы, но вы также и талантливы. Может быть, мы сможем прийти к компромиссу.
Кэйт не ответила, она терпеливо ждала. Пусть он выложит свои карты, чтобы она могла определить — компромисс это или простая уловка.
— Скажем так, мы выплатим вам разом определенную сумму — меньшую, чем ваша ставка свободной художницы, но зато вы получите гонорар с каждого экземпляра книги.
— Плюс моя фамилия крупно на титульном листе.
— Подождите…
— И еще раз на суперобложке, размером не меньше, чем в двадцать четыре пункта, — словно выстрелила она.
— Уж не выставляете ли вы эти требования, дабы найти предлог, чтобы улизнуть? — Он со всей очевидностью загорелся желанием начать сражение.
— Нет, — ответила она с ударением.
— Двадцать четыре пункта — это слишком крупно. Шестнадцать или ничего.
— Двадцать!
— Восемнадцать!
— Согласна! — проговорила она с облегчением.
— Однако, — сказал он, пристально глядя на нее, — вы должны выполнить всю работу за девять месяцев.
— Девять месяцев?
— И чтобы никакого прокола. Как вы справитесь с вашими другими заказами, это ваши проблемы. Что вы на это скажете? Обдумайте все и позвоните мне завтра. Тем временем я поговорю с финансистами относительно размера вашего гонорара.
Итак, гонорар с каждого экземпляра — вот, что было его козырной картой, подумала Кэйт. А есть ли возможность принять его крайние сроки и в то же время сделать другие работы? Если она была упряма, то он, как и говорил Джеффри, безжалостен. А если она согласится сделать рисунки за меньшую сумму и книга не разойдется? А вдруг она пойдет нарасхват? А если…
— Что вы скажете? — повторил он.
— Я подумаю об этом.
Неожиданно он весь расплылся в улыбке.
— Блестяще! А теперь позвольте мне помочь вам упаковать все в этот чудовищный портфель.
Кэйт стояла на повороте, ловя такси и пытаясь примирить в своем уме вежливого, внимательного человека, угостившего ее обедом, с целенаправленным торговцем, который хотел, чтобы она бросила свою работу, чтобы добиться своего. Он и в самом деле способен довести до бешенства человека, подумала она, открывая дверцу такси, запихивая внутрь портфель и опускаясь на продавленное заднее сиденье.
— Шестьдесят шестая улица, — сказала она, — между Восьмой и Девятой авеню.
— Привет, — сказал водитель, поймав ее взгляд в зеркале заднего обзора. И как это может такая маленькая леди, как вы, таскать такой огромный портфель?
— Он легкий, — солгала она.
— Мм… Я уже неделю вожу такси, чтобы помочь мужу моей сестры. Он делал левый поворот к Парку, когда его подрезала другая машина. Ну, он и взбесился, а кто бы нет? В общем они оба попались на светофоре — мой зять справа, а тот другой — этот сопляк — слева. Ну, и мой зять показал ему, ну, этот жест пальцем… Понимаете?
— Да, могу представить.
