чиновника. Так как каждый чиновник ведает только очень ограниченной областью, то он не может исполнить самого мелкого дела, не прибегая к целому ряду высших инстанций. Он опутан сетью правил и ограничений, от которых не может освободиться и тяжесть которых по необходимости падает на всех, кто вынужден к нему обращаться.
Эта сеть правил развивается с каждым днем по мере того, как инициатива граждан слабеет. По замечанию Леона Сэ, «поднимается все более сильный крик, требующий все более и более мелочной регламентации».
Побуждаемое беспрестанными требованиями общества, жаждущего опеки, государство безостановочно издает законы и правила. Вынужденное всем управлять, все предвидеть, оно входит в самые мелочные подробности жизни граждан. Раздавит ли повозка частное лицо, украдут ли часы в мэрии, сейчас же назначается комиссия для выработки правил, и эти правила всегда составляют целый том. В одном хорошо осведомленном журнале говорится, что новые правила для извозчиков и в отношении других средств передвижения в Париже, составленные комиссией, которой было поручено упростить существующий порядок вещей, будут содержать не менее 425 пунктов!
Эта невероятная потребность в регламентации не является новостью в истории. Она уже замечалась у нескольких народов, особенно у римлян и в Византии, в эпохи полного упадка, и она должна была значительно его ускорить. Гастон Буасье обращает внимание на то, что при конце римской империи «никогда еще административная мелочность не заходила так далеко. Эта эпоха прежде всего бумажная; государственный чиновник не ходил иначе, как в сопровождении секретарей и стенографов».
Эта столь сложная иерархия, эта тесная регламентация приводит прежде всего к тому, что государство производит все и очень медленно и очень дорого. Недешево обходится гражданам нежелание самим управлять своими делами, а доверять все государству. Последнее заставляет их платить очень дорого за свое вмешательство. Как очень типичный пример можно привести постройку различных железных дорог по настоянию разных департаментов Франции.
Повинуясь общественному давлению, правительство постепенно понастроило и непосредственно управляет линиями длиною в общем около 2.800 километров, стоившими, согласно отчету бюджетной комиссии за 1895 г., огромной суммы в 1.275 миллионов франков, считая в том числе капитализованный ежегодный дефицит. Так как ежегодный доход составлял 9 миллионов франков, а расход был в 57 миллионов франков, то, следовательно, ежегодный дефицит достигал почти 48 миллионов франков. Этот дефицит происходит отчасти от огромных расходов по эксплуатации.
«Невозможно сказать, — пишет Леруа-Болье, — до какой атрофии личной инициативы доводит французский режим общественных работ. Привыкнув рассчитывать на помощь общины, департамента или центральной власти, различные группы жителей, в особенности в деревнях, не умеют уже ничего предпринять сами или прийти в чем-либо к соглашению. Я видел сам, как деревни в 200 или 300 душ, принадлежащие большой разбросанной общине, ждали целыми годами и униженно ходатайствовали о помощи для устройства необходимого им колодца, приведение которого в порядок требовало лишь 200 или 300 франков, т. е. по одному франку с головы.
Мы смело утверждаем, что среди богатых наций старой цивилизации Франция находится в самых невыгодных условиях относительно обладания и дешевизны орудий для общественного пользования. Газ обходится ей дороже, чем где-либо, электричество едва только начинает освещать некоторые улицы в немногих городах, городской транспорт находится в первобытном состоянии — трамваи, очень немногочисленные, существуют только в первораз рядных городах и лишь в нескольких второстепенных; компании, занимающиеся этой отраслью промышленности, за исключением, быть может, двух или трех на всем протяжении нашей территории, разорены; капиталисты, устрашенные такими неудачами, не чувствуют никакого расположения устраивать в наших городах усовершенствованные сообщения. Телефон стоит в Париже в два или три раза дороже, нежели в Лондоне, Берлине, Брюсселе, Амстердаме, Нью-Йорке. Таким образом, оказывается, что великая страна в XIX веке пользуется лишь в очень ограниченной степени недавними и многочисленными плодами прогресса, которые за последние 50 лет преобразили городскую жизнь. Не потому ли это происходит, что государство недостаточно вмешивается в устройство жизни граждан? Нет, — потому что оно вмешивается слишком много! Представляющие его муниципалитеты чрезмерно злоупотребляют своей двойной властью принуждений — уставных и административных, увеличивающих число приказов или запрещении и размеры натуральных повинностей; они подчиняют иногда без всякого ограничения промышленные компании изменчивому произволу муниципальных советов; принуждения же со стороны контроля стараются сделать из каждого сообщества капиталистов неистощимую дойную корову для муниципалитета; к этому нужно еще присоединить то узкое чувство зависти, с каким смотрят на всякое благополучие частных компаний, принимаемое за покушение на общественную власть».
Сложность делопроизводства, рутина, а также и необходимость для должностных лиц подчиняться, во избежание личной ответственности, самым мелочным формальностям вызывают огромные расходы, замечаемые во всем, что подлежит государственному управлению.
Как образчик склада ума, специально созданного требованиями бюрократического режима, можно привести рассказанную в парламенте министром Делькассе историю долгого спора в отделениях одного министерства о том, должен ли выразиться в бюджете этого министерства расход на 77 килограммов железа цифрой в 3 франка 46 или 3 франка 47 сантимов. Для решения этого потребовалось долгое обсуждение полдюжины начальников отделений и, наконец, непосредственное вмешательство самого министра.
Все предприятия, управляемые администрацией в латинских странах, подчинены той же системе крайне мелочного контроля, причем в окончательном результате является израсходование весьма значительных сумм для получения грошовой экономии: О больнице Сальпетриер, огромном учреждении на 5.000 человек с бюджетом в 2,5 миллиона, в одном журнале говорилось следующее:
«Все удивились бы, если бы стало известно, сколько колес нужно привести в движение, сколько людей расшевелить для получения разрешения поставить маленькую газовую грелку: нужно требование, а затем согласие эконома, разрешение наблюдательного комитета, отправка к архитектору, распланировка, проект, смета, возвращение в наблюдательный комитет, предписание архитектору, уведомление подрядчику, т. е. потеря 2-х месяцев и расход от 80 до 100 франков, тогда как у самостоятельного директора дело было бы оборудовано в 8 дней, при расходе от 15 до 20 франков».
Доклады, сделанные в парламенте от имени бюджетной комиссии Кавеньяком о военном бюджете и Пельтаном о морском, показывают, что административная путаница превосходит все, что только можно себе представить. В докладе Кавеньяка в числе многих аналогичных фактов имеется неправдоподобная и, однако, достоверная история батальонного командира, который, позволив себе заказать пару ботинок неустановленной формы, оказался должным 7 франков 80 сантимов государству, каковую сумму он, впрочем, был вполне готов заплатить. Чтобы узаконить платеж, понадобилось 3 письма военного министра, 1 письмо министра финансов, 15 писем, решений или отношений генералов, директоров, начальников отделений и пр., поставленных во главе разных административных учреж дений!
В одном докладе морской бюджетной комиссии замечается еще гораздо большая запутанность. Месячное жалованье простого лейтенанта флота состоит из 66 разных ассигнований, «снабженных длинным хвостом десятичных знаков». Чтобы получить в морской гавани «петлю для прикрепления паруса», т. е. кусок кожи, стоящий 10 сантимов, нужно заготовить специальный лист, на котором во всех концах порта должны быть собраны 6 разных подписей, после чего начинаются новые записи и внесения в новые книги. Для получения некоторых предметов нужна отчетность, требующая двухнедельной работы. Число описей, составляемых в некоторых бюро, определяется в 100 тысяч.
На судах путаница не меньшая: бюрократический порядок снабжения там изумительный. «Мы там нашли, — говорит докладчик, — вместе с 33 томами правил, излагающих подробности административной жизни на корабле, перечисление 230 различных типов реестров, книг, тетрадей, ежедневных и месячных ведомостей, удостоверений, квитанций, брошюрок, отдельных листков и прочее». В этом лабиринте цифр несчастные служащие совершенно теряются. Подавленные своей ужасной работой, они кончают тем, что пишут совершенно наобум. «Сотни служащих заняты исключительно счетом, переписыванием, списыванием бесчисленных реестров, переносом на бесчисленные бланки, делением, сложением и отправкой министру цифр, не имеющих никакого реального значения и не отвечающих фактическому положению; они были бы, вероятно, ближе к истине, если бы были просто выдуманы».
Поэтому и невозможно получить какое-нибудь точное сведение о снабжении, поскольку оно зависит от целого ряда самостоятельных канцелярий. Несколько проверок, сделанных наудачу докладчиком бюджета, дали ему цифры самые нелепые. Тогда как крайне необходимые вещи совсем отсутствовали, и приходилось покупать их неотлагательно (например, упомянутые в докладе 23.000 ложек и вилок, продающихся в розницу на улицах Тулона по 11 сантимов штука и приобретенных
