отрядов наблюдения. Информация о вражеских батареях поступала также от всех частей фронта. Ценную помощь ленинградским артиллеристам оказал начальник разведывательного отдела штаба артиллерии Красной Армии полковник М. В. Ростовцев, отличный знаток и патриот своей специальности. Умело организованная артиллерийская разведка быстро сказалась на успехах контрбатарейной борьбы, несмотря на весьма ограниченные нормы расхода боеприпасов. Больше всего отличились в этой борьбе артиллерийские полки офицеров Витте, Гнидина, Жданова.
Неимоверные трудности стояли перед нашими артиллеристами. Их позиции располагались в пригородах, среди зданий. Задача уничтожения батарей противника была нам не под силу - не хватало орудий и боеприпасов. Довольствовались систематическим подавлением вражеских батарей и попутным их уничтожением. Фашистская артиллерия несла потери от нашего огня, и значительное количество снарядов расходовала на борьбу с нашими батареями. Отважные артиллеристы, намеренно вызывали на себя огонь противника, чтобы уменьшить обстрелы города.
Много времени я проводил с артиллеристами. Командный пункт артполка, которым командовал офицер Гнидин, располагался в верхнем этаже Дома Советов на Московском шоссе. Это здание построили перед самой войной, оно предназначалось для ленинградского Совета. Заканчивалась отделка помещений, когда грянула война. Теперь на чердаке гигантского дома расположились артиллерийские командно- наблюдательные пункты. Немцы не жалели снарядов - в стенах нового здания уже зияло немало пробоин.
Я нашел командный пункт артполка без особого труда. Есть верный способ у артиллеристов - искать по проводам. Они привели меня по лабиринтам лестниц и коридоров к самому командиру полка, который вел наблюдение из слуховых окон на чердаке. В это время немецкая авиация бомбила Кронштадт. Из района Пулковской высоты наши батареи вели огонь по противнику. Вражеские снаряды, шурша и свистя, пролетали над нашими головами.
Командный пункт был организован хорошо. Отсюда четко направлялась вся боевая работа дивизионов и батарей. Я встретил здесь немало опытных артиллеристов, которые еще до войны тщательно отрабатывали на учениях методику и тактику контрбатарейной борьбы. Теперь они умело подавляли немецкие батареи. Рядом с командным пунктом артполка размещался пост наблюдения береговой и морской артиллерии. Артиллеристы армии и флота действовали совместно, по единому плану, всеми силами помогая друг другу.
Запомнился мне и наблюдательный пункт одного из дивизионов, который размещался на крыше эллинга судостроительного завода. Отсюда хорошо просматривались позиции противника. При мне фашисты начали обстреливать эллинг из противотанковой пушки прямой наводкой бронебойными болванками. Видимо, заметили, как мы пробирались по фермам здания. Болванки оглушительно свистели, вызывали страшный грохот при ударе о металлические балки. В минуты обстрела мои земляки-артиллеристы проявляли удивительное спокойствие. Лишь обострившиеся от усталости и недоедания лица еще более побледнели. Я встретил и на эллинге моих старых знакомых. С ними мы до войны на Лужском полигоне испытывали новые орудия и отрабатывали разнообразные методы стрельбы. Приобретенные там знания и навыки сейчас пригодились.
Мастерство ленинградских артиллеристов быстро росло. Особенного успеха они добивались, когда наносили удары вместе с летчиками-бомбардировщиками. Об одной из таких удач я подробно сообщил в Ставку:
'Противник применил 'Толстую Берту' - орудие калибра 420 мм. Всего выпущено 10 снарядов по району Колпино, один из них не разорвался. Звукометрическая разведка определила место стоянки орудия, и его обстреляла наша тяжелая артиллерия. Вот уже третьи сутки вражеское орудие молчит. По собранным осколкам, размерам воронки (диаметр 8 метров, глубина 2,5-2,8 метра) и дальности стрельбы сделан вывод, что орудие не новое, а времен первой империалистической войны. Из-за плохой погоды не удалось разведать его фотографированием. Воздушная визуальная разведка результатов не дала'.
'Толстая Берта' занимала огневую позицию в 6 километрах от нашего переднего края. Предельная дальность ее стрельбы была около 14 километров, вес снаряда 890 килограммов, разрывной заряд - 107 килограммов. При падении снаряд проникал в грунт на глубину до 12 метров.
В дальнейшем было установлено, что после первой же стрельбы батарея оказалась подбитой огнем нашей артиллерии и ее пришлось отправить в Германию на капитальный ремонт. На том и закончился визит 'Толстой Берты' к стенам Ленинграда.
Весной 1942 года Военный совет Ленинградского фронта потребовал от своих артиллеристов переходить в контрбатарейной борьбе от оборонительных действий к наступательным - не только подавлять артиллерию противника, но и воспрещать ей обстрелы города. На Ленинградском фронте были люди, увлекавшиеся терминологией, пытавшиеся жонглировать понятиями времен первой мировой войны, вместо принятых и узаконенных нашими уставами: уничтожение, разрушение и подавление. Реальность задачи - воспрещать врагу обстреливать город - вызывала серьезные сомнения. Ее можно было решить только путем полного уничтожения батарей противника, обстреливавших город. Но и в этом случае через какой-то промежуток времени враг наверняка создал бы новую группировку артиллерии, и город вновь оказался бы под огнем. Уничтожение батарей противника может быть осуществлено на малых и средних дальностях стрельбы, а на больших дистанциях, особенно близких к предельным, оно явно нереально. Решение задачи на уничтожение вражеских батарей - требовало огромного расхода боеприпасов крупных калибров, а их и так не хватало в осажденном Ленинграде. Разрушение инженерных построек на огневых позициях батарей противника тоже было немыслимо без большого расхода боеприпасов и, конечно, отличного наблюдения и тщательной корректировки огня. Реально возможным оставалось для нашей артиллерии лишь подавление вражеских батарей. При удачных попаданиях или близких разрывах наших снарядов фашистские артиллеристы вынуждены были прекращать огонь на какой-то промежуток времени, а затем, конечно, пушки противника опять 'оживали' и открывали стрельбу по городу.
Условия стрельбы были весьма неравными: враг стрелял по большому городу, каждый его снаряд попадал в цель. Наши же батареи вели огонь с городских окраин, фактически по точке на местности, где далеко не каждый снаряд, при существующем рассеивании, может оказаться в опасной близости от вражеских орудий. Немецкие батареи обстреливались короткими налетами с малым расходом снарядов. Наши артиллеристы отважно принимали на себя огонь вражеской артиллерии и тем самым сокращали количество огневых налетов на городские кварталы. Наш ответный огонь поддерживал моральный дух защитников города.
Артиллеристы наращивали мастерство. Лучше становилось взаимодействие различных видов артиллерии, а также взаимодействие с авиацией. Противник утратил возможность безнаказанно обстреливать Ленинград, и в этом, безусловно, была большая заслуга советских артиллеристов.
Грозной силой Ленинграда стала корабельная и береговая артиллерия Балтийского флота. К сожалению, мы, армейцы, раньше плохо знали возможности этой артиллерии. Трудная боевая обстановка на Ленинградском фронте заставила нас серьезно взяться за организацию взаимодействия с моряками. Многое сделал в этом отношении замечательный артиллерист полковник М. А. Рерле, знакомый мне еще со времен гражданской войны (он был командиром дивизиона, в который входила наша батарея). Рерле мы величали нашим полпредом у моряков: он был связующим звеном между командованием артиллерией фронта и флота.
Вся морская артиллерия Кронштадта и Ленинграда находилась в подчинении контр-адмирала И. И. Грена и привлекалась к стрельбе по наземным целям в порядке тесного взаимодействия с артиллерией Ленинградского фронта. Вначале допускалось немало недостатков в использовании этого могучего огневого кулака. Доходило до того, что некоторые общевойсковые командиры ставили перед этой мощной и дорогой во всех отношениях артиллерией задачи, далеко не соответствующие ее боевым возможностям, например, подавление незначительных групп пехоты. Приходилось снова и снова разъяснять нашим товарищам известную артиллерийскую аксиому: калибр снаряда должен соответствовать характеру цели.
В середине ноября 1941 года Военный совет фронта решил 'потрясти' запасы моряков. Начальник флотского тыла, перелистывая ведомости, старательно докладывал Военному совету о наличии того или иного имущества. Докладчик невозмутимо, несмотря на улыбки и даже смех присутствующих, докладывал, например, о том, что манильским тросом флот обеспечен всего лишь на 1,5 года войны и что 'эта позиция неудовлетворительная'; выстрелами по такому-то калибру флот обеспечен на 3 года войны, что, дескать,