В конце декабря 1941 года в мой адрес поступил акт об испытании миномета-лопаты. Проводил его по собственной инициативе начальник артиллерии 53-й стрелковой дивизии. В документе приводились результаты стрельб на дистанции от 100 до 300 метров. Оценка дана, к моему удивлению, положительная, с указанием, что 'миномет-лопата применим при наступательном и оборонительном бое в групповом использовании'. А далее, читая акт, я был потрясен до глубины души: 'Начартдив 53 пробовал произвести выстрел с живота - в результате сильная боль. С живота стрелять нельзя...' Вот до чего доводит излишнее рвение! Тут же удалось прикинуть примерную динамическую силу удара во время выстрела из миномета- лопаты. К нашему удивлению, она оказалась равной почти половине тонны. Хорошо, что испытатель стрелял стоя, а не лежа, иначе на этом и закончилось бы его участие в Великой Отечественной войне...
Вскоре Ставке стало известно, что на Западном фронте неправильно использовалась артиллерия особой мощности. Огромные орудия применялись для борьбы с танками противника, дорогие снаряды тратились попусту. Мне предложили немедленно выехать на этот фронт, разобраться и строго наказать виновных. Я побывал на батареях и убедился, что в неправильном использовании мощной артиллерии повинны общевойсковые и артиллерийские начальники. Пришлось провести немалую разъяснительную работу и с этими начальниками, преподать им урок бережного отношения к дорогостоящей технике, с таким трудом созданной нашей промышленностью.
После войны я получил письмо от гвардии капитана Халемского, которое начиналось такой фразой: 'Это письмо пишет Вам гвардии капитан, на батарее которого в декабре 1941 года под Москвой Вы сказали, что надо, беречь наши тяжелые орудия - из них мы будем бить по Берлину. И эти Ваши слова, сказанные в трудные декабрьские дни 1941 года, блестяще подтвердились'.
В боях под Москвой с успехом показало себя и наше 'секретное оружие' реактивные минометы. О них впервые в полный голос рассказала фронтовая газета 'На разгром врага', напечатав слова песни 'Гвардейская катюша', написанные солдатом-гвардейцем Анатолием Скобло. Песня, возможно, и преувеличивала возможности нового оружия, но хорошо передавала веру бойцов в его мощь:
'Шли бои на море и на суше,
Над землей гудел снарядов вой,
Выезжала из лесу 'катюша'
На рубеж знакомый, огневой.
Выезжала, мины заряжала
Против немца-изверга, врага.
Ахнет раз - и роты не бывало,
Бахнет два - и нет уже полка...'
Так воспевались боевые подвиги знаменитой 'катюши', начинавшей свое грозное шествие по полям сражений,
В Ставке состоялся просмотр хроникального кинофильма 'Битва под Москвой'. Фильм забраковали: плохо отражал боевую работу советской артиллерии. Там же при просмотре кинофильма обязали председателя комитета кинематографии тов. Большакова связаться со мной и правдиво показать нашу артиллерию путем дополнительных съемок. Пришлось артиллеристам оказать некоторую помощь киноработникам. Фильм вскоре был выпущен на экраны.
Приближался новый, 1942 год. Вечером 31 декабря, когда я занимался многими неотложными делами, вдруг позвонили из Ставки. Сказали, что два лыжных батальона должны срочно отправиться на фронт, но у них нет ни одного автомата, их надо вооружить в срочном порядке. Я попросил дать мне разобраться с нашими возможностями. Выявилось, что в нашем распоряжении в этот момент имелось всего 250 автоматов - таковы были у нас тогда резервы стрелкового вооружения! Я доложил Ставке наши 'автоматные возможности'. В ответ получил распоряжение:
- Срочно выдайте лыжным батальонам сто шестьдесят автоматов, а девяносто имейте в своем резерве.
Так мы встретили 1942 год. Хоть и скромны были тогда наши возможности, но мы глубоко верили, что и на нашей улице, настанет праздник!
На опыте боев под Москвой возникла важная директива Ставки от 10 января 1942 года о так называемом артиллерийском наступлении, которая сыграла большую роль в оперативно-тактическом использовании всех видов советской артиллерии, ее массированном применении и более тесном взаимодействии с другими родами войск. Документ этот приобрел большую популярность в войсках и помог дальнейшему укреплению мощи нашей артиллерии.
Самые поразительные неожиданности встречались в моей работе. Отрывая от прямых обязанностей, Ставка беспрерывно посылала меня своим представителем на разные фронты и в то же время строго спрашивала за малейшие недостатки в артиллерии и ее снабжении.
Так случилось и в январе 1942 года, когда на Волховский фронт прибыла из резерва Ставки общевойсковая армия, которой командовал генерал-лейтенант Галанин. Армия была только что сформирована в глубоком тылу и далеко не полностью снабжена вооружением. Тем не менее, Ставка и Генеральный штаб приняли решение передислоцировать ее из глубокого тыла на фронт. Транспорты с оружием и техникой для нее все еще шли по старому адресу. Внезапная передислокация армии потребовала срочного изменения маршрутов бесчисленных вагонов и платформ. Где-то на станциях надо было искать эти грузы и срочно посылать в обратном направлении. Естественно, что армия прибыла на фронт без самого необходимого. Артиллерия ее оказалась без средств связи, без оптических приборов. Тем не менее, армию сразу же ввели в бой. Конечно, тотчас же обнаружилась весьма низкая эффективность огня ее артиллерии. Излишняя поспешность привела к ненужным потерям.
Ночью мне позвонили из Ставки. Сказали, что я должен срочно отправиться на Волховский фронт и принять все необходимые меры, чтобы артиллерия армии стала боеспособной.
В это время на Волховском фронте находился по поручению Ставки Л. 3. Мехлис. По своему обыкновению, он бил тревогу шифровками и телефонными звонками.
Утром выяснилось, что все недостающее для артиллерии этой армии находится в пути, но когда прибудет, никому не известно. Я приказал загрузить несколько вагонов телефонными аппаратами, полевым кабелем и другими средствами связи, а также артиллерийскими приборами наблюдения и стрельбы.
Поздно вечером поезд тронулся по 'зеленой улице'. Я приехал на Волховский фронт очень быстро и сразу же попал на совещание, которое проводил командующий. Увидя меня, Мехлис с язвительной усмешкой сказал:
- Ну вот, прибыл главный виновник, приславший сюда артиллерию, которая стрелять не может. Посмотрим, как он будет оправдываться.
Не хотелось вступать с ним в полемику. Ведь ему было невдомек, что меня даже не поставили в известность об отправке армии из тыла на фронт.
Я как ни в чем не бывало попросил ознакомить меня с обстановкой, конкретным решением командования фронта по предстоящей операции, а потом объявил, что командиры артиллерийских частей могут немедленно выслать приемщиков на станцию Будогощь и получить все недостающие средства связи и артиллерийские приборы.
Мои слова были встречены с недоверием, а представители снабжения заявили, что на этой станции ничего нет и быть не может. Поверили, лишь когда съездили туда. Такой прием оказания 'скорой помощи' всем пришелся по душе.
Начались хлопоты по обеспечению артиллерии фронта боеприпасами. На прифронтовых железнодорожных путях все время образовывались 'пробки', терялись не только вагоны, но и целые эшелоны. Мне говорили, что легче эшелон 'протолкнуть' из Москвы, чем вытащить его из 'пробок' фронта.
Условия ведения войны здесь были очень трудными. Леса и болота, плохие пути сообщения, постоянные туманы раздражали всех, особенно артиллеристов. Мягкий грунт снижал поражающее действие снарядов и мин.
К тому же у наших войск не было опыта наступления в лесисто-болотистой местности. Широкие оперативные замыслы командования вступали в явное противоречие с имеющимися возможностями. Было ясно, что здесь неуместна спешка в развитии наступательных действий. Требовалось сначала тщательно и
