— Уточните, преподобный.
— Ум, который не имеет иных принципов мышления кроме двойственности — судья всем видам ума. Он себя хвалит, он себя возвеличивает, он говорит о своей неисчерпаемости… И это справедливо. Мера чему-то лежит за пределами этого. Ум не может видеть свой примитив. Для этого нужен другой и контрастный ум.
— Какой вид ума можно считать контрастным и высвечивающим меру ума Запада?
— Например, высказывания Лао Дзы, Иисуса Христа, Будды, древних Упанишад, Веданты.
— Они же сами различаются по мироотношению?!
— Для ума Запада и этого было бы достаточно для рождения нового ростка. Постигнуть эти вариации ума они смогут лишь потом, после развития контрастного ростка ума.
— Разве нет тех, кто преподнес бы им эти учения?
— Преподносится лишь то, что есть чем взять. Когда инструментом ума является только однонаправленная двойственность, то иное будет «поломано» под неё. Именно это и совершают люди Запада. Им известно учение Иисуса Христа, но его «нечем брать». Им известны некоторые учения Востока, но они «сворачивают» их под свой линейный ум.
— Что такое двойственный ум мы знаем. Это расслоение на «добро и зло», на «истину и ложь», на «положительное и отрицательное», на «красивое и безобразное», на «хорошие и плохие» поступки. А что такое «однонаправленность»?
— Это тогда, когда ум полагает лучшее как цель и убегает от худшего.
Ученики дружно рассмеялись.
— Какая цель может быть в лучшем?! — выкрикнул один из них.
— Зря смеётесь. Ум Западных людей ставит магнитом не лучшее, а иллюзию. Они называют это по разному: «светлое будущее», «любовь», «счастье», «Царство Небесное». Всё зави сит от темы ума… Убегают они, напротив, от конкретного… Все опять дружно рассмеялись.
— Уточните, преподобный.
— Это очень просто. Иллюзия не может иметь конкретики. Поэтому она не принадлежит уму. Понятно?
— Поэтому она включает стимуляторы.
— Конкретное — это пища ума и область существования ума. Понятно?
— А ум отрицает… Выходит, что ум отрицает сам себя! воскликнул один из учеников.
— Уточню. Ум не может отрицать себя в себе. Что отрицает он?
— Себя в чужом.
— Уточню. Ум не может отрицать себя в другом человеке, если находит там себя.
— Значит, ум отрицает то, что ему не подходит.
— Хорошо. Уточню. Не подходит то, что не принадлежит уму данного человека.
— Теперь мне ничего не понятно, — сказал мальчик небольшого роста. — Это же нормально. Ум не может знать ум другого человека. Следовательно, думающий иначе человек, для ума — радость.
— Ты спутал. Ты вышел за пределы двойственного ума. Ум видит только себя в свойствах, но реализует эти свойства в темах. Так мнится разнообразие. Кстати, именно за счёт этой дурной многоликости ум мнит себя неисчерпаемым в постижении Истины.
Дружный смех теперь продолжался долго. Дон Мен с радостью смотрел на эту молодёжь. Уже теперь в них заложены равновесные ростки даже альтернативного ума. Это означает, что их не ждут агрессивность, борьба за справедливость, призывы к Истине, к добру. Их не напугаешь лишением званий, привилегий, титулов, уничижением. Они будут лишены хамства, цинизма, бездушия. Они освобождены от ошибок… Они ещё не понимают этого.
— Давайте отметим в своём знании закон ума, — прервал беззлобное веселье Дон Мен. — Ум замкнут в себе; чужой ум знать нельзя.
— Как же они общаются, если живут правилами одинакового ума? Напротив, люди Запада не должны ругаться.
— Ум каждого человека Запада одинаков в свойствах. Но весомость ценностей у каждого в конструкциях ума своя. Именно она не совпадает. Один превозносит эмоциональные качества именно по причине отсутствия их у него, другой превозносит материальные блага, третий борется за справедливость, так как сам желает стать насильником. Поэтому общаются они ощупываньем друг друга словами. До тех пор, пока слова ложатся в одинаковые цепочки, собеседники довольны друг другом. Как только магнитящая весомость ценностной потянет в свою сторону, то люди начинают спорить.
— Что такое «спорить»?
— Так как весомость ценностей никто не определяет, то диалог ведётся вслепую. Поэтому, каждый начинает подправлять чужой ум под себя. Это и есть спор.
— Кто кого подправляет.
— Тот, кто сильнее.
— Какое это отношение имеет к уму?
— Никакого.
— Как, же тогда в мир ума вмешивается сила?
— Очень просто. Через слова они находят себе подобное мышление на заданную тему у некоторого числа людей. Это их объединяет в группы, партии, то есть — в силу.
— К чему же объединяться?
— Если один отстаивает правоту конструкции своего ума силой, то он драчун. Если на уровне этого же ума объединится куча людей, то они несут справедливость.
Ученики сидели некоторое мнение в недоумении. Им никак не было возможным постигнуть такой абсурд: как перерождается один и тот же ум в качество справедливости из качества драчуна? Наконец один спросил:
— Если думает один человек, и точно так же думают тысяча человек, то, как меняется от этого ум?
— Никак. Миллионы одинаково думающих и есть всего лишь один человек.
— Когда ссорится миллион одинаковых по мышлению людей?
— Когда переходят на личное.
— Что же их объединяет до этого?
— В мышлении каждого из мира ума есть безличные обобщения: «народ», «вселенная», «человечество», «будущее». На этом сходятся все умы. Это становится козырной картой в спектакле ума. Такой картой бьют в угоду будущей конкретизации личных построений ума. Этими словами особенно козыряет группа людей, одинаково думающих.
— Разве они «народ»?
— В спектакле мира ума на наживку «во имя народа» клюнет каждый.
— Почему?
— Каждый ум ищет условия беспрепятственного саморазвития. В абстрактных обобщениях он находит своё родное. Это обещает ему беспрепятственность в единомыслии.
— А затем?
— Затем начинается конкретизация. Каждый видит, что его «надули».
— Начинается новый спектакль критики и споров. Теперь игровыми станут: «равноправие», «демократия», «справедливость», «права Человека».
— Кто выиграет себе привилегии?
— Никто.
— Но, ведь, претензии были на беспрепятственность личных схем ума. Кто-нибудь это получает?
— Никто. Борьба в мире ума всегда идет с проигрышем.
— Почему?
— Она упражняет отрицание. Отрицание всегда сопровождается угнетением своих физиологических функций. Даже отстоявший свои интересы обязан заболеть; одновременно он теряет эмоции.
— Разве люди Запада не понимают этих простых истин?
— Нет. Им мнится, что, когда «восторжествует правда», то тогда жизнь станет лучше. Причина этому
