У Сян с удивлением уставился на него.
— Вы шутите, почтенный. Какой я для Вас учитель!?
— Вот мы и выберемся сейчас с тобой на берег. Робеет перед авторитетом лишь тот, кто живёт в мире ума. Лишь плывущий в волнах свойств ума реагирует на законы этого течения.
— Уточните, почтеннейший.
— Если бы ты назвал меня не «почтеннейшим», а бараном, то я имел бы право выбирать. Когда я нырну в поток мира ума, то на слово «баран» скажу, что ты невежественный, так как принизил моё достоинство. Когда я выйду из этого потока в непосредственность, то поблагодарю тебя за комплимент, так как баран кушает траву, а я ещё не дорос до такого. Правда, это не будет «комплимент» в смысле ума, а будет выглядеть как твоё расположение ко мне. Называют же любимых «рыбками», «ягодками», «луноликими». Когда я сделаю ещё шаг и выйду на берег, то посмотрю на тебя как на собеседника, не отличающего факт от самого факта. Я человек такой, какой предстаю Тут и Теперь перед твоим восприятием. И если ты воспринимаешь меня как «почтеннейшего» или «барана», то этим характеризуешь не меня, а самого себя. В этом и есть мастерство.
— Вы хотите сказать, что обидеться или возрадоваться можно от одного и того же?
— Это только для мастера. Обыденный человек отреагирует так, в какой реке он плывёт. Плывущий в мире ума обречен, оскорбиться оттого, что его назвали «дураком», «бараном» или принизили его достоинство. Он — раб этого мира.
— Вы назвали меня учителем. Почему? Не для проверки ли?
— Зачем мне тебя проверять? Ты сам весь на виду.
— Не противоречите ли Вы при этом? Раньше Вы сказали: «Нет учителей и нет учеников».
— Это сказал Будда. Просветлённые не ошибаются.
— Как это понять?
— Очень просто. В мире ума есть учителя, и есть ученики. Будда делает очередной шаг. Он покидает царский дворец, где господствует мир ума. Он чувствует, что мир ума и есть источник страданий. В том мире, который он открывает, законы ума не царствуют. Он вышел на берег из бурного течения однообразных законов ума. В этом мире другие законы даже мышления. Я назвал тебя «учителем» с другого берега. Я наблюдаю мир ума. Если для тебя есть авторитет, то ты плывёшь в реке мира ума. Но для меня ты — явление, которое обнаруживает эту закономерность. Кто же тогда ты, как не учитель? Своим существованием, ты показываешь, как ведут себя люди, плывущие в реке ума.
— Что ещё Вы заметили в этой реке?
— Кто живёт авторитетами, тот одновременно раб и насильник.
— Раб не может заниматься насилием. Он — жертва.
— Раб — носитель свойства иерархии. В этом свойстве тот, кто ниже, тот подчинен, тот, кто выше, тот — властелин. Поэтому властелин легко становится рабом, а раб проявляет жестокость. Если ты выразил мне почтение, когда догадался, что я Дон Мен, то я знаю, что ты можешь быть жестоким и рабом. Всё зависит от расклада ситуации в мире ума. Поэтому ты не обманешь меня своим монашеским видом и чётками благочестия.
У Сян напрягся. Даже в темноте лицо его приняло бледноватый оттенок.
— Это так, — сказал он, — но я борюсь со своими пороками.
— Борьба — тоже показатель мира ума. Как ты собрался победить самого себя?! Какая часть в твоей неразделимой сущности правильная, а какая подлежит уничтожению?
— Есть святые указания, — уклончиво ответил У Сян, — Они наставляют на Путь. Остальное — препятствия.
— Ты не понял меня, У Сян. Я говорю честно и просто. Зачем ты усложняешь. Скажи мне, какой частью себя ты живёшь, а какой умираешь?
— Я не способен определить это.
— Откуда ты тогда знаешь, что тебе мешает жить? Откуда ты знаешь о «правильном» и святом пути? Ты что — святой?
— Я верю святым.
— Ты не знаешь, что такое святость, но уже знаешь, что есть святые?! Я же говорил, что ты мой учитель. Мне и в голову не пришла бы такая бесчестная мысль! Как можно говорить о том, сам не зная о чём?!
— Легко с тобой общаться, Дон Мен. Но выдержать твою «простоту» не просто. Не случайно ты стал патриархом.
— Смотря, что ты под этим подразумеваешь?
— И в мире ума ты уже мастер, а говоришь, что ещё ученик.
— Не потому, что я силён, а потому, что вы слабы.
— Мы стараемся идти по заветам просветлённых…
— Опять ты за своё, У Сян! Ты что, просветлённый?
— Нет.
— Значит, в тебе есть схема «просветлённых». Это чья, моя схема?
— Нет.
— Может быть, это схема Будды?
— Если я скажу утвердительно, то Вы скажете, что я равен Будде.
— Это ты верно заметил. Всякий, кто говорит именем другого, равняется с ним или лжет.
— Получается, что моё понятие о святости это и есть я сам.
— Хорошо сказал, но не договариваешь.
— Следовательно, во мне два образа себя: тот, который я принимаю как правильный и тот, который…
— Не вписывается в эту схему. А кто судья этой «правильной» части тебя?
— Моё предпочтение.
— Ты предпочёл себя в самом себе и пытаешься кого-то победить?! Допустим, что тебе это удастся. Как ты думаешь, останешься ты живым после победы в себе своей «грешной» части?
У Сян задумался. Он чувствовал, что Дон Мен говорит значительно большее. Может ли он жить частью самого себя, при уничтожении других составляющих жизнь? Но с другой стороны, как быть со святыми писаниями? В них говорится о «Пяти ядах». Есть, значит, что-то, что мешает жить.
— Ты создаёшь ещё больше проблем, чем даёшь ответы на них, — наконец сказал он, не поднимая головы.
— И это тоже верно, любезнейший учитель, — без иронии в голосе сказал Дон Мен, — это ещё одно наблюдение «с другого берега». Благодаря вам, моим учителям из мира ума, я понял, что огонь одного греет, а другого обжигает. То, что является бальзамом для человека, выбирающегося из бурного потока, представляет яд для плывущего в реке ума.
— Ты хочешь сказать, что святые писания вредоносны…
— Для тех, кто использует их в мире ума. Это — древняя мысль. Говорится, что если шудра слушает Веды, то ему луч ше залить уши свинцом.
— Чем же шудра отличается от брахмана, — воспротивился У Сян.
— Ты имеешь в виду, что у каждого человека два глаза, две ноги, голова и всё остальное на равных? Если так рассуждать, то получится, что больной будет равен здоровому, злодей равен благородному человеку, а безобразный равен прекрасному.
— Будда восстал против брахманизма, — упорствовал У Сян.
— Ты крепко попутал свойство человека со званием, которое иные приписывают себе, не будучи носителями этого свойства. Я говорю о свойствах «брахман» и «шудра».
— Поясните, почтеннейший.
— Это ты должен учить меня. В мире ума я всего новичок. Но давай упражняться вместе. Может быть, и я стану тебе полезным. Начнем с того, в чём признан я как мастер, — с непосредственного знания. Вот там, за рекой в логове барса проснулись новорожденные щенки. А вон там — сова схватила шуршащую в траве мышь. Ты, У Сян, прибыл не из монастыря, а обошел уже несколько монастырей. Всё это относится к моему непосредственному знанию. Мир ума стоит противоположно этому знанию. В нем проявлено лишь
