выходом из здания. Рикки мрачно наблюдал за нашими последними приготовлениями.
– Ты правда уверен, что это необходимо? Ну, выходить наружу? – спросил он.
– Рикки, за то время, что мы препираемся, мы уже успели бы сходить туда и вернуться, – ответил я.
Я прошел через стеклянную дверь, остановился в тамбуре. Дверь с шипением закрылась за мной. Просвистели, теперь уже привычно, струи воздуха, и передо мной растворились вторые стеклянные двери. Я прошел сквозь них к стальной внешней двери, и в воздушный тамбур вошла Мэй.
Я чуть приоткрыл внешнюю дверь. Резкий, слепящий свет лег на пол жаркой полоской. В лицо мне полыхнуло горячим воздухом. Рикки сказал по внутренней связи:
– Удачи, ребята.
Я набрал воздуха в грудь, распахнул дверь пошире и вышел в пустыню. Ветер стих, стояла удушающая утренняя жара. Где-то щебетала птица – единственный звук, нарушавший безмолвие.
Я был уверен, что рои не опасны. Однако теперь, когда я оказался снаружи, теоретические выкладки поутратили свою убедительность. Я окинул взглядом мерцающий горизонт, отыскивая черные пятна. Ни одного.
Мы с Мэй направились к кролику, до которого было метров пятьдесят. Почти сразу сердце мое заухало, я начал обливаться потом. Я понимал, что это Рикки напугал меня, но ничего не мог с собой поделать. И все время оглядывал горизонт. Мэй шла в паре шагов позади меня.
– Ты как? – спросил я.
– Буду рада, когда все это закончится.
Наконец мы дошли до кролика, окруженного зудящим черным облаком.
– Это всего-навсего мухи, – успокоила меня Мэй.
Она присела над трупиком, не обращая внимания на мух. Вытащила две пары резиновых перчаток, протянула одну мне. Потом расстелила на земле квадратный кусок полиэтиленовой пленки и переложила на нее кролика.
Пока Мэй расстегивала молнию небольшой сумки с инструментами, я присел рядом с ней на корточки. От трупа ничем не пахло. И никаких внешних признаков того, что могло бы вызвать смерть кролика, я не видел.
Мэй произнесла:
– Бобби? Ты меня записываешь?
В наушниках прозвучал голос Бобби:
– Направь камеру вниз.
Мэй дотронулась до камеры, закрепленной на ее солнечных очках.
– Еще немного… еще… Хорошо.
Мэй вертела кролика в руках, оглядывая его со всех сторон. И быстро диктовала при этом:
– Внешний осмотр животного ничего ненормального не показал…
Мэй перевернула зверька на спину, рассекла скальпелем брюхо. Открылась красная полость, потекла кровь. Я увидел кости грудной клетки и розоватые завитки кишок. Мэй продолжала говорить, отмечая цвет и текстуру ткани. Все в норме. Мэй ударом скальпеля рассекла желудок. Из него вылилась мутная зеленая жижа, и Мэй снова сказала, что все нормально. Проведя пальцем по стенке желудка, она остановилась.
– М-м. Посмотри-ка сюда, – сказала она.
– Что?
– Вот здесь.
Несколько участков желудка отливали краснотой и слегка кровоточили. В середине этих участков я различил черные пятна.
– А вот это ненормально, – сказала Мэй. Она взяла увеличительное стекло, пригляделась как следует, затем продиктовала: – Вижу черные области от четырех до восьми миллиметров в диаметре. Это, как я предполагаю, скопления наночастиц на внутренней оболочке желудка.
– Наночастицы в желудке? – сказал я. – Как они туда попали? Кролик что, съел их? Проглотил ненароком?
– Сомневаюсь. Я бы сказала, они сами туда проникли.
Я нахмурился:
– Хочешь сказать, они специально вползли по…
– По пищеводу. Да. Во всяком случае, я так думаю. Говоря со мной, она продолжала вскрытие. Взрезала ножницами грудину, пальцами раздвинула грудную клетку.
– Подержи здесь.
Я раздвинул кости, как это только что сделала она. Края у костей были острые.
– Легкие ярко-розовые, плотные, внешний вид нормальный.
Мэй скальпелем надсекла одно легкое, потом еще раз и еще. Наконец показалась бронхиальная трубка, и Мэй вскрыла ее. Изнутри трубка была черной.
– Бронхи густо покрыты наночастицами, кролик втягивал с воздухом содержимое роя, – продиктовала Мэй.
Она продолжила разрез снизу вверх, до горла, открыла кролику рот… Мне пришлось на мгновение отвернуться.
– Наблюдаю густую инфильтрацию в носоглотке, – сказала Мэй. – Это говорит о частичной или полной блокировке дыхательных путей, что и могло стать причиной смерти.
– Что?
– Взгляни, – сказала она, – похоже, частицы плотно перекрыли гортань, вызвав что-то вроде аллергической реакции или…
Вмешался Рикки:
– Ребята, вы там долго еще?
– Сколько понадобится.
– Вы снаружи уже четыре минуты, – отозвался Рикки.
Мэй покачала головой:
– Рикки, ты нам ничем не можешь помочь.
Она подняла голову, словно оглядывая горизонт, и одновременно вытащила пробку из пробирки и поместила в нее кусочек внутренней оболочки желудка. Потом сунула пробирку в карман. Никто из следивших за нашими действиями по видео этого заметить не мог.
– Сейчас мы возьмем образцы крови, – сказала она.
– Кроме крови, ничего сюда не приносите, – потребовал Рикки.
Мэй достала шприц, взяла несколько образцов крови. Потом отложила пробирки с кровью в сторону.
– Теперь возьмем образцы культуры, и все… – Она опустила руку в сумку. – Вот незадача. Мазки взять нечем.
– Рикки, ты тампонов для мазков не видел? – спросил я.
– Видел. Они здесь, у воздушного тамбура.
– Не принесешь их нам?
Он хрипловато рассмеялся:
– При дневном свете я никуда выходить не собираюсь.
– Сходишь? – спросила меня Мэй.
– Нет, – ответил я. – Подожду здесь. Сходи ты.
– Ладно.
Она поднялась на ноги и трусцой припустила к зданию.
Я прислушивался к затихающим шагам Мэй, потом за ней с лязгом закрылась металлическая дверь. Наступила тишина. Вокруг меня кружили тучи мух, привлеченных вскрытой тушкой кролика. Я отгонял их рукой, и это занятие помогало мне не думать о том, что я здесь совсем один.
Отгоняя мух, я случайно коснулся шкуры кролика и заметил, что кожа под мехом у него ярко-красная – как будто он сильно обгорел на солнце.
