Баллада о трех словах
От кого я впервые услышал про пещеру? Может быть от какого-нибудь бродячего торговца или наемника-варвара, а может от нищего босоногого монаха? Кто теперь знает, чей рассказ заставил меня пуститься в это далекое странствие? Я ничего и никого за собой не оставил, ибо во всем огромном мире никого и ничего у меня не было кроме коня, котомки с кое-какими пожитками, да тощего пояса с несколькими серебряными монетами, зашитыми в нем.
Время с поздней осени до ранней весны я проводил в гостеприимных домах обедневших рыцарей, семьи которых с радостью встречали пришельца из дальних краев. Долгими вечерами я вел рассказы о далеких странах, а они за это кормили меня и моего коня. Остальную часть года я проводил в пути, двигаясь в одиночку или нанимаясь охранять купеческий караван. Так прошли три года. Три долгих года прошли вот так, прежде чем я достиг предгорий Ширу. И чем дальше продвигался я на запад, тем чаще слышал о тайне Трех Слов.
С течением дней я все чаще встречал таких же как я бродячих рыцарей, и чем выше вздымался могучий горный кряж, тем страшнее становились рассказы о Трех Словах.
У подножия гор Ширу нас оказалось трое. Одним из моих спутников был монах Гердвиг из рыцарского Ордена Побирающихся. Другим — юноша, а верней почти совсем еще мальчик по имени Афнель, он нам представился как третий сын барон из Эрдангира, но по-моему он более походил на сына богатого горожанина, чем на дворянина. Но раздоров между нами не было. Не знаю, возможно ли было в других обстоятельствах такое единение гордого рыцаря Ордена, бедного бродячего дворянина и подростка, возомнившего себя мужчиной. Нас влекла тайна Трех Слов, нас объединяло чувство опасности и всепоглощающее любопытство. Никто из нас не поверял другим своих планов, никто и намеком не выдавал — хочет ли он потягаться с Предназначением, либо довольствоваться ролью зрителя. Таким образом, о будущем мы не говорили, ограничиваясь лишь рассказами о былом.
Я развлекал товарищей рассказами о странах, в которых побывал, монах-рыцарь красочно описывал жизнь Побирающегося, хвастался подвигами.
Совершенными в битвах с язычниками или рассказывал о муках, им испытанных, когда он было в плену у варваров. Афнель разговаривал мало, зато с жадностью поглощал наши истории (хотя, Бог свидетель, частенько нам случалось расходиться с истиной).
Так вот мы и шли к цели. Дорогу не приходилось долго отыскивать. Сотни ног и сотни конских копыт оставили отчетливые следы на горных пастбищах. И выше, где идти уже приходилось каменистыми тропами, на каждом шагу мы встречали следы предшественников. А то и остатки биваков, а то кострищи или кучки конских яблок.
И наконец солнечным утром мы достигли вершины горы, у подножия которой, с другой стороны, скрывалась тайна. Первым на верхушку забрался Гердвиг. Он ожидал нас там и на его тонких губах была улыбка. Когда мы, тяжело дыша, добрались до него, он широко повел рукой.
— Глядите, — сказал он.
Мы посмотрели и поразились. Под нами топились сотни людей, десятки шатров сверкали красками на солнце, множество лошадей паслось на берегу озера, до нас доносился приглушенный шум множества голосов.
— Так много! — прошептал я.
— Так много! — эхом повторил за мной Афнель.
— И ни один не отгадал, — сказал я обескуражено.
— А никто и не пробовал, — рассмеялся монах.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
Он посмотрел на меня снисходительно.
— Все ожидают того, кто первым войдет в пещеру.
Ждут и не могут дождаться.
Я с минуту молчал.
— А ты? — спросил я так тихо, что почти не расслышал собственного голоса.
— Я, дружище? Я в нее войду.
Я понурил голову. Только сейчас, в этот миг, я осознал, что и я прибыл сюда с той же целью, что и все остальные. Не для того, чтобы войти самому, а для того, чтобы увидеть, как входит кто-то другой. Я понял, что никогда не рискну жизнью и спасением души, чтобы отгадать Три Слова. На сердце мне легла тяжесть, я понял, что три года я шел к цели, достичь которой никогда не смогу.
— Я тоже войду туда, — прервал мои раздумья твердый голос Афнеля.
Гердвиг засмеялся.
— Войду, — повторил юноша решительным тоном.
Монах повернулся к нему и сказал:
— Бог с тобой, юноша, если хочешь, можешь даже войти туда передо мной. Знаешь, почему? Потому что ты никогда не отгадаешь Трех Слов.
Афнель покачал головой.
— Почему ты так думаешь, — спросил он тихо.
Гердвиг пожал плечами и вытер пот со лба.
— Я слишком хорошо знаю людей и слишком хорошо знаю жизнь. Ты же не ведаешь ни того ни другого.
Афнель посмотрел ему прямо в глаза.
— Я должен, — сказал он с нажимом.
— Что ж, должен так должен, — задумчиво повторил Гердвиг. А только ты еще молод, возможно у тебя неплохое будущее. Зачем прибегать к магии. Зачем рисковать спасением души?
— Ты меня не переубедишь! — выкрикнул Афнель.
На этом их беседа закончилась. Гердвиг начал медленно опускаться по крутой, скалистой тропинке, а мы двинулись за ним. Людское море приближалось к нам. Среди нескольких пестрых рыцарских шатров толпились не только рыцари, были там и монахи и торговцы и девицы легкого поведения.
— Все тут, — сказал Гердвиг как бы самому себе. — как те, кого привлекла тайна, так и те, кто хочет на ней нажиться. Интересно, сколько здесь стоит фляга вина?
Он повернулся к нам и сказал, ухмыляясь:
— Ручаюсь, что вино тут на вес золота.
— Еды нам хватит на неделю, — ответил я, — а потом надо будет возвращаться.
— Неделя — слишком долгий срок для того, чтобы произнести Три Слова, — заметил Гердвиг.
Я поймал себя на том, что действительно верю — Гердвиг войдет в пещеру и попробует разгадать тайну. «Да поможет ему Бог». Подумал я, надеясь, что может быть нам вдвоем удастся переубедить юного Афнеля, чтобы он не рисковал спасением души, пытаясь сразиться с Предназначением.
Потом я задумался о своей ответственности за судьбу монаха. Имею ли я право позволять приятелю и товарищу по странствию так легкомысленно играть с судьбой? Может быть мой долг — пусть даже силой удержать его от опасного предприятия? Но тогда, удержав его, я, тем самым, пошлю на смерть кого-то другого, кто войдет в пещеру вместо Гердвига. И вообще, могу ли я говорить о чистой совести? Я, который прибыл сюда добровольно, чтобы посмотреть, как какой-нибудь несчастный смертник будет сражаться с приговором судьбы?
Такие вопросы без ответа и угрюмые мысли кружили в моей голове, пока мы по склону горы спускались к разбитому в долине лагерю. Гердвиг, от быстрого взгляда которого ничего не укрывалось, успокаивающе похлопал меня по плечу.
— Ничего. Чтобы тут ни случилось, твоей вины в этом не будет, — сказал он. — Бог каждому из нас дал свободную волю, и как ею воспользоваться дело совести каждого.
— А ты не остановил бы друга, прыгающего в огонь? — спросил я.
— Кто его знает, — ответил он. — А только никого нельзя сделать счастливым насильно.
Прыгать же в огонь можно по разным причинам:
