сохранить душевный покой. Ник хотел ее… но была ли это любовь? Даже если в один прекрасный день он полюбит ее, разве от этого исчезнут все проблемы, разделяющие их? Боже мой, ну почему все так запутано?
Линди удалось отвести взгляд от Ника. Из-за ее сомнений и страхов момент близости, промелькнувший между ними, был упущен. Она шлепнула Хаммерса мокрым полотенцем, чтобы он больше не лизал ее лицо. И принялась торопливо вытирать пол, стараясь больше не поднимать глаз на Ника.
Наконец пол на кухне стал почти сухим, все промокшие полотенца были свалены кучей в ведро. Хаммерс продефилировал в комнату, возможно, надеясь устроить и там небольшой переполох. Линди поднялась с пола и наблюдала за тем, как встает Ник — его дорогие брюки были мокрыми и грязными на коленях.
Она подняла с полу миску, которую перевернул Хаммерс.
— Спасибо за то, что дал нам попить. Мы действительно хм… утолили жажду. А теперь нам с Хаммерсом пора возвращаться на улицу, мы должны продолжить марш протеста.
— Никуда ты не пойдешь, — скомандовал Ник. — Я ведь все еще должен тебе восемнадцать часов, а я никогда не бросаю слов на ветер. Понятно? — он воинственно огляделся, всем своим видом давая понять, что не потерпит возражений ни от Линди, ни от Хаммерса и ни от кого вообще. — Ну, так как ты предпочитаешь гамбургеры — прожаренными, недожаренными или вкусными?
Спустя какое-то время Ник и Линди сидели друг против друга за кухонным столом. Два обгоревших, съежившихся гамбургера лежали у нее на тарелке как пара угольков. Несмотря на выбор кулинарных средств, предложенных Ником, оказалось, что единственно возможный вариант — это приготовить их «вкусно». Хотя, приправленные кетчупом и горчицей, гамбургеры пошли «на ура».
Хаммерс уже заглотил три штуки подряд. Но потом его пришлось вывести на улицу, так как он, положив морду на стол, стал вопросительно поглядывать в тарелку Ника. Теперь с улицы доносились его стенания, но Линди была настолько измотана, что у нее не было сил реагировать на это. Откинувшись на спинку кресла, она хрустела огурцом. С отвращением глядя на сдвинутые в сторону на столе бумаги Ника, она подумала, что с удовольствием разорвала бы в клочки все документы, связанные со строительством авиационного завода фирмой «Олдридж Авиейшн». Но тут ее внимание привлек какой-то причудливый набросок на листке бумаги, зажатом между двумя папками. Она потянула его к себе. На рисунке был изображен небольшой курносый самолет с обрубленными крыльями и округлым хвостом; это был самолет старой конструкции. Быстрый, лаконичный набросок каким-то непостижимым образом сумел передать радость парения в воздухе. Линди сразу поняла, что этот самолетик летит, он просто не мог быть прикованным к земле.
— Скажи, это ты сам нарисовал? — спросила она.
— Да это я так, от нечего делать. Что-то у меня работа сегодня никак не продвигалась.
Он попытался взять у нее рисунок, но она не отпускала его. Она не отрываясь смотрела на бумагу, будто рисунок мог рассказать ей о Нике то, что ей так хотелось узнать. И то, что она в конце концов поняла, совсем не успокоило ее.
— Вы вместе с Джульет, — пробормотала она, все еще глядя на рисунок. — Что бы ни случилось, у вас есть общее — вы оба любите летать. Это ведь очень объединяет, правда? И никуда от этого не денешься.
Ник потер подбородок.
— Еще бы, мы с Джульет поэтому так и подружились — мы оба неравнодушны к самолетам. Но какое это имеет отношение к тому, что происходит сейчас?
— Когда мы с тобой были на Столовой горе, у нас появилось что-то общее. Я почувствовала это. Потом прилетела Джульет в вертолете, и сразу же ваши общие интересы стали для тебя важнее, чем то, что было со мной.
Линди отложила в сторону огурец, есть ей больше не хотелось. Она отодвинула стул и встала. Ей вдруг захотелось скомкать этот рисунок и бросить его на пол. Но вместо этого она сложила его пополам и сунула в кармашек своей рубашки. Потом, взглянув на свои часы, пересекла кухню, — при этом ее ботинки поскрипывали на еще сыром полу, — прошла в комнату и включила телевизор.
— Я хочу посмотреть новости, — сухо сказала она. — Мне не хотелось бы пропустить их.
Ник подошел и встал за ее спиной, отвлекая ее.
Ей хотелось, чтобы он ушел куда-нибудь и оставил ее в покое. Но это был его дом, в конце концов. Линди сложила руки на груди и крепко прижала их к себе. Она звонила нескольким репортерам в Альбукерке, чтобы сообщить им о марше протеста, и один из них брал у нее интервью. И вот она с нетерпением ждала, когда этот сюжет будет показан по телевизору. Но вначале ей пришлось прослушать все новости по стране, потом все местные происшествия. Эти вездесущие комментаторы все продолжали вещать и вещать.
Линди шагнула к телевизору, будто это могло ускорить события. Ну что же они тянут? Вот уже сказано все, что можно, и они перешли к курьезам и смешным историям, например, рассказам о конкурсе на самый большой острый перец в округе Валенсия. На экране маленькая девочка гордо демонстрировала перец гигантских размеров, который принес ей первое место. Да что же это такое! Ведь ее совы — это вполне серьезный сюжет. Наконец, телекамера, мельком скользнув по автоприцепу Ника, жужжа остановилась на лице репортера, который брал интервью у Линди.
— В Сантьяго, штат Нью-Мексико, идет настоящая война, — возвестил репортер. — Полем боя служит небольшой участок Столовой горы, где совы, селящиеся в норах, вынуждены вступить в борьбу за существование с начинающимся здесь строительством нового завода. Профессор Линден Макаллистер из Технологического Института Чемберлена встала на защиту здешних обитателей нор.
Камера переключилась на Линди, которая обратилась к телезрителям с серьезной и пылкой речью:
— Мы обращаемся к вам с просьбой. Нам нужна помощь и поддержка. Вы скажете, какое значение имеет несколько сов? Большое! Давайте не позволим разрушить их дом.
Далее она рассказала о совах, опять используя все педагогические ухищрения, к которым прибегала, чтобы взбодрить утомленных лекциями студентов.
Линди смотрела на себя со стороны. Ее убедительное выступление то и дело прерывалось появлением из-за ее спины лохматой желтой головы. Куку… Ку-ку! Морда Хаммерсмита в самые неожиданные моменты вылезала на экран, напоминая ей старые мультфильмы, где вверху на фоне текста прыгал маленький шарик, помогая детям следить за словами. Да, Хаммерс определенно оживлял диалог. Потом вместо Линди на экране появился репортер.
— Борьба в Сантьяго не закончена, — заявил он. — Кто победит? Могучий Голиаф в образе «Олдридж Авиейшн» или своеобразный Давид в лице профессора Линден Макаллистер, защитника местных сов?
Из-за головы репортера выглянула морда Хаммерсмита, одно ухо у него торчало вверх, будто он в это время принимал сигналы из космоса. Бедный Хаммерс — его мордаха выглядела довольно глупо. Но вот экран заняла леди, рассказывающая о погоде, она обещала солнечные дни. Линди выключила телевизор и обернулась к Нику.
— Вот видишь? О нас уже говорят. Ко мне обращались очень многие люди и говорили, что завтра они вновь придут сюда пикетировать, и я уверена, к нам присоединятся новые участники демонстрации. У вас с Джульет не останется никаких шансов. — Она говорила очень убедительно, хотя в глубине души совсем не была в этом уверена. Разумеется, она не сказала Нику о возмущении членов городского совета во главе с Мелани Диме, которые сегодня приперли ее к стене во время демонстрации. Все-таки еще очень многие в городе поддерживали «Олдридж Авиейшн». Но ведь должна же была она где-нибудь черпать силы для дальнейшей борьбы!
— Ты очень неплохо выступила в новостях, — пробормотал Ник. — У тебя какой-то удивительный дар красноречия, в этом уж тебе не откажешь. Ну хорошо. Все это, конечно, прекрасно, но ведь я уже говорил тебе, что никогда не нарушаю условий сделки. Если уж я договорился построить этот завод с минимальными затратами и с максимальной отдачей — так оно и будет.
Несмотря на эти громкие слова, казалось. Ник был в смятении и немного не в духе. Он мерил шагами свою маленькую комнату, на месте ему не стоялось. Потом он подошел к Линди.
— Мне необходимо сесть за штурвал, — вдруг заявил он. — Я слишком долго не поднимался в воздух.
