морской живности. Сережа двигается как зачарованный по прозрачным туннелям, не сводя глаз с акул и скатов.
— Ой, кто это? — вдруг вскрикивает он.
Среди рыб — в маске, с аквалангом и в ластах, сам как рыба, неслышно движется пловец с кормушкой в руках, из которой он раздает мелкую рыбешку, и акулы ласково тычут своими зубастыми пастями в его руки.
А «фонтан грез»? Может быть, у него сентиментальное название, но зрелище, которое разворачивается в амфитеатре, заполненном, естественно, туристами, просто потрясающее. На огромном пространстве взлетают вверх струи воды, подсвеченные снизу прожекторами. В темном небе мечутся лазерные лучи, рисуя какие-то сказочные фигуры и целые фантастические картины. Огненные птицы изгибают лебединые шеи в пламени могучих струй... И звучит то далекая, тихая, то бравурная музыка, оглушая могучими аккордами. А над этим разноцветным полыханьем переливается всеми цветами радуги голова льва — символ сингапурского благополучия.
Было уже совсем поздно, и я отвел Сережу в отель к матери, а сам отправился на берег, чтобы выполнить свое последнее желание в эту ночь — полакомиться камбингом или муртабой: первое, по- нашему, — бараний суп с кокосовой мукой, второе — фарш в тесте с яйцом, крепко сдобренный перцем.
Это советовал мне сделать проживший много лет в Сингапуре китаист Юрий Савенков, давний сотрудник и автор «Вокруг света».
— Обязательно побывай на ночном базаре, где сразу иди на крик зазывал, вроде этого, — и Юрий, при всей деликатности своей натуры, воспитанной Востоком, вдруг пронзительно «выдал» — «сатэ-ми-ребус-хо-чиен-роджак-наси-горенг». Как ария, правда? Это названия блюд сливаются в бесконечную звонкую фразу. Самая-самая вкуснятина готовится на трехколесных тележках с корзинами, переполненными снедью, откуда ее бросают прямо на раскаленные жаровни. Но заказать блюдо — это полдела, надо еще выбрать приправу, соус кари, но какой? Североиндийский кари суше, южноиндийский — более жидкий благодаря кокосовому молоку. Дилетанты думают, что стоит смешать перец, кардамон, шафран, тмин, — и получится настоящий кари. Ничего подобного! Нет двух одинаковых кари, даже цвета у них разные: янтарный, буйно-красный, оранжевый, желтый. Одно дело кари для курицы и совсем другое — для рыбы.
Вспомнив эту оду смешанной малайско-китайско-индийской кухне, и не стал терять время на поиски тележек с жаровнями (к сожалению, а может, и к лучшему, ночные базары с открытой кухней уходят в прошлое), а направил стопы в ближайший малайский ресторанчик, где уселся на веранде под тентом, чтоб вдыхать освежающий морской воздух, и заказал неизвестное мне блюдо под названием отак-отак. Мне было видно, как веселый малайский поваренок, сыпавший прибаутками, мгновенно нафаршировал рыбу, тщательно завернув ее в кокосовые листья, и поставил в плиту. Не успел я оглядеть все вокруг, как рыба уже дымилась передо мной на тарелке и рядом выстроились бутылочки с кари. Я наугад полил из одной красным соусом мое экзотическое блюдо и принялся за еду. Рыба была нежнейшая, вкус восхитительный, но выбранный соус был таким острым, что, увидев мой открытый рот и вытаращенные глаза, официант моментально принес пиалу с чем-то полужидким коричневого цвета. Оказалось, это саговая каша с кокосовым молоком и сахарной патокой. Вспыхнувший во рту пожар сразу погас. Щурясь на яркую луну, я блаженствовал, попивая кофе, прислушиваясь к легкому шороху листьев и ударам волн о прибрежные камни. Текли счастливые минуты моей первой предрождественской ночи в тропиках...
Сингапур
Владимир Лебедев, наш спец. корр. | Фото автора
Земля людей: Тот самый Тарс
Тарс Киликийский, город, в котором родился апостол Павел. Какой он ныне: теплый и дружелюбный, освященный памятью, или просто провинциальный турецкий городок Тарсус?
Конец июля. Автобус «Мицубиси» компании «Акдениз». Маршрут: «Анталья — Адана». Пункт назначения: город Тарсус в вилайете Мерсин, что в провинции Киликия на юге Турции. Расстояние от Антальи: 517 км. Время в дороге: 11 часов. Отправление в 10 часов утра. Стоимость проезда: 250 тысяч турецких лир (8 долларов)...
Позади основная часть пути. Наступает вечер. Усталый автобус, не снижая скорости, с трудом угадывает резкие повороты горной дороги. И тогда фары выхватывают из тени желтые скалы Тавра и циклопические нагромождения огромных камней. Они словно бросаются на автобус, но промахиваются и падающей стеной слепо проносятся слева. А справа его тянет в пропасть. Там ласковое Средиземное море и круглая луна, обманчиво простирающая прямую дорогу по темной воде...
Неужели он добился своего, этот белый упрямый автобус? Хребет Тавра резко ушел влево, справа исчезла пропасть. Дорога выпрямилась и за мостом влилась в ярко освещенную приморскую площадь. Это портовый город Силифке — западные ворота провинции Киликия, а мост — через коварную реку Гоксу (некогда Салеф), в которой во время третьего крестового похода утонул легендарный Фридрих Барбаросса, император Священной Римской империи. Автобус останавливается.
На морской косе, среди крепостных остатков сияют отели и бары. Здесь, на берегу, — музыка и ласковая морская волна. А там, в вечерней дымке неба-моря, в окружении разноцветных бабочек-яхт, парит розовый сказочный замок: освещенный прожекторами форт крестоносцев Корикос. На берегу печалит душу мелодия «Незабываемой». Поет замечательный турецкий певец Таркан. Теплый молодой голос тоскует о безвозвратной потере. Зурна протяжно плачет. Ритмично и бесстрастно, как неумолимое время, отсчитывает свои удары барабан. И только в тихих переборах гитарных струн робко рождается надежда.
Автобус опять в пути. Услужливый стюард предлагает кофе и сигареты. Ходит по салону и чиркает дезодорантом или своей зажигалкой. Мое место — в самом конце салона. Заметив, что я достаю сигареты, он улыбается и в очередной раз протягивает открытую пачку душистых сигарет «Турция-2000». Над головой шуршит кондиционер, растворяя струйки турецкого дыма, а за окном гаснут огни города Мерсина, где сошла семья пожилого турка-киприота Сулеймана. Завтра утренний теплоход повезет их на Кипр. В конце салона остались лишь я да дед Мустафа. С самой Антальи тянет он свою бесконечную песню без слов. Ему, верно, кажется, что поет он про себя, но когда вдруг спохватывается, — вязаная шапочка его резко вздрагивает и прячется в заштопанный ворот старого пиджака, а он поворачивает в мою сторону голову и смущенно улыбается. Однако еще полчаса — и будет Тарсус.
Какой он, Тарс Киликийский, город, в котором родился святой апостол Павел? Наверное, он такой же теплый и дружелюбный, как Анталья. В центре, должно быть, на самом высоком месте в окружении христианских храмов — памятник апостолу, не уступающий в величии каменному анталийскому Ататюрку. А может, то монумент-исполин, подобный нашему, что на Мамаевом кургане в Волгограде? В правой руке апостола должна быть Книга жизни, а левой он опирается на тяжелый обоюдоострый меч, как на огромной иконе Александре-Невской лавры в Санкт-Петербурге. У апостола суровое, изможденное лицо.
Тяжелый, проникающий в душу взгляд. Праведно ли ты живешь, человек? Веруешь ли?
Темный, чужой город в стороне от автобана. Безлюдно и даже страшно. Неосвещенные одно- двухэтажные дома. В одном, похожем на автомастерскую, светится витрина с надписями «Auto» и «Gida». Озабоченный «гид», предупреждая о каких-то неприятностях, жестами показывает мне направление движения к гостинице, повторяя на плохом английском:
— Only hotel! No apartments! (Только отель! Не снимать квартиру!)
Узнав, что я из России, он открыто улыбается и советует никуда не отходить от этой главной улицы и идти в тени ее центральной аллеи вдоль узкого канала. На прощание он крепко жмет руку и медленно, смакуя гласные по-турецки, выдает:
— Добрые ветчер, Горбатчов!
Вдруг темная аллея резко обрывается. На небольшой городской площади сияет освещенная юпитерами триумфальная арка, облицованная теплым ракушечником. Вокруг фонтаны и кусты роз. Это Ворота Клеопатры. Сюда по еще полноводной реке Кидн в 41 году до н. э. на золотом корабле под пурпурным парусом прибыла к Антонию из Египта его фатальная Клеопатра. Здесь они стали неразлучными. Здесь великий триумвир возвел на высший пьедестал Богиню любви и не изменил ей до конца. Их медовый месяц в Тарсе пролетел слишком быстро, как и вся их жизнь. За великую любовь они отдали все, оставив лишь память об одном из самых драматических романов древнего мира.
Освещена только главная магистраль города — проспект Ататюрка. На часах лишь половина
