крепости Великого князя, настолько больного, что он не мог стоять, вынесли на носилках.
Мария Павловна Романова позже вспоминала, что они с мужем добралась до Парижа, словно специально для того, чтобы пережить в этом веселом городе все то, о чем они еще не знали во время их изнурительного пути по дорогам Европы: расстрел отца и смерть от дизентерии маленького сына. Ее единственной радостью в это страшное время стала встреча с братом Дмитрием, также перебравшимся в Париж.
Вопрос, чем и как жить, лег именно на нее: муж и брат не имели на этот счет никаких идей. Все надежды на те немногие романовские украшения, что удалось вывезти из России, оказались развеянными в прах: Европа, наводненная такими же беженцами, предлагала за самые роскошные драгоценности бросовую цену. То, что все-таки удалось выручить, не могло долго продержать на плаву трех взрослых людей. Мария отчетливо поняла: надо рассчитывать только на себя.
«…Высокая парижская мода распахнула свои роскошные двери перед русскими бесприданницами, которые прибыли во Францию в траурных платьях», — писали тогда французские газеты. Сказано было сильно. Через унижения, за плату, заведомо несправедливую, те, кто был молод, красив и обладал хорошей фигурой, пытались хоть как-то зацепиться во французских модных фирмах. Открыть же свое дело оказывалось под силу лишь тем, у кого был хоть какой-то начальный капитал. Мария не пошла в манекенщицы. Ее фамилия не давала ей права дефилировать по подиуму. Какое-то время она занималась вязанием свитеров, шитьем, а чаще перешиванием старого платья для своих же соотечественниц.
Обстоятельства неожиданного свойства свели Марию с Коко Шанель. На хваткую, прекрасно чувствующую конъюнктуру хозяйку модного дома на рю Карбон уже пали лучи славы. И она умела пользоваться ею не только в делах профессиональных. «Мой русский принц» — называла она брата Марии. А он и вправду был принцем — безупречный красавец высокого роста, с фигурой, принесшей ему прозвище «фарфоровая статуэтка». Дмитрий, несмотря на быстротечность этого романа, до конца жизни относил свою французскую подругу к исключительным личностям.
Для «Великой мадемуазель» связь с «настоящим Романовым» стала не только престижной — она влила новую кровь в ее идеи. Именно тогда в работах Шанель появились русские мотивы, пошли в ход сапожки, шапки, рубахи с воротником-стойкой, новые коллекции обрели большую декоративность, насыщенный цвет и разнообразие.
Но эта же связь не сделала Коко ни на йоту более сентиментальной. Ее отношения с сестрой любовника основывались на жестком коммерческом расчете. Узнав, что Мария берется вышить блузу за сумму значительно меньшую, чем требовала другая мастерица, Коко тотчас сделала ей заказ. Через три месяца работа была выполнена. Коко была поражена качеством работы. А так как вышивка тогда входила в моду, Мария получила следующий, уже более объемный, заказ, а потом под вымышленным именем поступила на курсы машинной вышивки. На свои первые гонорары Мария купила себе машинку, а затем сняла небольшое помещение, где могли бы разместиться ее помощницы. Эта новая работа стоила ей колоссальных сил. Она вспоминала, что от усталости бывало засыпала прямо за машинкой, не в силах добраться до дому. Но дело двигалось. Мария пригласила двух безработных русских девушек и послала их на курсы, которые окончила сама. Рядом с ее рабочим столом появились два новых. Свое маленькое ателье Мария зарегистрировала под названием «Китмир». Сотрудничество с Шанель принимало все более масштабные формы. Та решилась сделать целую коллекцию вещей, расшитых русскими мастерицами.
С трепетом ожидала Мария своей премьеры — на демонстрацию коллекции Коко пригласила богатых авторитетных лиц, чье мнение могло либо дать пропуск в высшие сферы моды, либо стать смертным приговором.
Три часа длилось дефиле в туалетах, прошедших через руки женщин «Китмира». Это был триумф! Мария же, стоя за кулисами подиума, беспредельно усталая, плакала, глядя, с каким восторгом принимает публика плоды ее трудов.
Модели «Китмира» замелькали на страницах эксклюзивных журналов. Самые рафинированные дамы обзаводились вечерними платьями от «Китмира», расшитыми бисером. На княгиню-вышивальщицу обрушилась лавина заказов.
Обойдя всех конкурентов — а «Китмир» был не единственным «вышивальным» предприятием, — Мария Павловна едва успевала справляться с обилием заказов. У Шанель это обстоятельство вызывало немалое раздражение. Она пристально следила за тем, чтобы русская компаньонка не пустилась в свободное плавание.
Но мода есть мода, и что касается вышивки, «Китмир» угодил прямо в ее эпицентр. Мария Павловна получила большой заказ из Америки на серию «русских» блузок. На сей раз крой, пошив, нанесение рисунка, вышивки — все было выполнено в «Китмире» и имело за океаном ошеломительный успех.
1925-й стал для Марии Павловны особой вехой. В Париже была организована выставка современного декоративного и промышленного искусства. И тут о себе напомнила родина. «Я узнала, — вспоминала Великая княгиня, — что советские русские будут иметь отдельный павильон на выставке, и приняла решение, что мы тоже должны показать нашу работу широкой публике».
Экспозиция «Китмира» расположилась среди знаменитых Домов моды Франции. Больше всего урожденную Романову волновала реакция соотечественников из Павильона СССР. «Было бы особенно справедливо, чтобы все знали, на что мы, беженки, в большинстве случаев никогда ранее не работавшие… способны в нашем изгнании», — в этом признании бывшей Великой княгини слышны и не утихающая боль от потери родины, и гордость за своих подруг-изгнанниц, оставшихся в неисчислимых бедствиях воплощением нравственной силы русской женщины.
Это они — модельеры, закройщицы, манекенщицы, вышивальщицы, портнихи, кружевницы, золотошвейки, шляпницы, белошвейки, художницы по тканям, красильщицы, мастерицы по изготовлению белья и аксессуаров — по большей части безвестные, два десятилетия — с 1919 по 1939 год — определяли моду от Константинополя и Харбина до самого Парижа. В 1926 году в производстве готового платья во Франции официально было занято 3 115 русских, в абсолютном большинстве — женщин. Но даже эта цифра далеко не отражала существующей тогда действительности — многим эмигранткам власти отказывали в праве на самостоятельную работу, и они трудились на посредников.
…В день окончания выставки хозяйка фирмы «Китмир» была награждена золотой медалью. Всего 6 лет отделяло ее от той поры, когда без гроша в кармане она пыталась продать связанный ею свитер, чтобы на вырученные деньги купить хлеб.
Русский Париж… Подобное словосочетание, наверное, так и останется единственным и неповторимым явлением в истории человечества. Город в городе, где беженцы из России так или иначе сумели обустроиться согласно национальным пристрастиям и привычкам. Школы, церкви, больницы, рестораны, высшие учебные заведения, мастерские, библиотеки, театры, клубы, консерватория, благотворительные и научные общества, богадельни, приюты для сирот, парикмахерские и адвокатские бюро, военные училища и прочее с неизменным добавлением — «русский», «русская». В этом городе-призраке с размытыми очертаниями шла четко налаженная жизнь по православному календарю с такой богатой и разнообразной культурной программой на каждый вечер, которая сегодня воспринимается как нечто фантастическое.
Этот небольшой сколок с огромной России состоял из разномастного населения: молодых и старых, гениев и неучей, светлых душ и отпетых мерзавцев, из элиты, обладавшей определенными финансовыми возможностями, и совершенно неимущих. Подавляющее же большинство эмигрантов довезли до берегов Сены лишь родную пыль на подошвах ботинок. Вот почему для очень и очень многих русских вопрос заработка десятилетиями оставался наиважнейшим из всех других.
Князь Юсупов, обосновавшись в Париже и призвав на помощь все свои европейские связи, не жалея ни времени, ни сил, ни денег, помогал неимущим соотечественникам заработать на жизнь. Особенно трудно было женщинам, зачастую оставшимся без мужской поддержки и, как правило, не имевшим никакой специальности.
Организованная им контора по трудоустройству в первые годы эмиграции помогала спасти многих. По инициативе князя был открыт салон красоты, где русские дамы под руководством парижских специалистов осваивали азы массажа и макияжа, чтобы открыть собственное дело.
На деньги Юсупова стала действовать Школа прикладных искусств имени Строганова, готовившая
