На остальной территории этой страны она практически неизвестна. Готовая к продаже рыба в Италии стоит очень дорого — 300 норвежских крон за килограмм (около 40 долларов). Пристрастие итальянцев к сушеной треске за такие деньги мы объяснили себе вековыми традициями. Хотя это действительно очень вкусно.
Вторым основным рынком сбыта трески является Африка. Там главная страна потребления — Нигерия. На Черный континент поступают рыба наиболее низкого качества, а также все рыбные головы. В этот, весьма далекий от Норвегии, регион треска попала в XX веке благодаря англичанам, которые расплачивались ею с местным населением. Сушеная треска имеет ряд неоспоримых преимуществ — она очень долго хранится и практически не теряет своих питательных веществ. В Африке сушеную треску варят с овощами в котле и едят на семейных праздниках.
Норвежцы вообще не любят ничего выбрасывать. Хорошую треску продают в Италию, головы в Африку, а языки трески являются главным деликатесом. Их вырезают дети рыбаков и неплохо на этом зарабатывают. Заодно это приучает их к тяжелому труду. Один из рекордов принадлежит мальчику, который за день отрезал 85 килограммов языков и заработал 1 500 крон (почти 200 долларов).
На Лофотенах делают и более характерную для других регионов Норвегии — соленую сушеную рыбу. В прошлом рыбу, предварительно посолив, сушили, разложив на скалах, теперь же ее сушат на фабриках. Сушеную соленую треску отправляют большей частью в Португалию. Надо сказать, что сами норвежцы еще 50 лет назад из соленой сушеной рыбы ничего не готовили — рецепты блюд из их же рыбы попали в Норвегию из Португалии, став вскоре весьма популярными. Особым шиком в норвежском ресторане считается иметь шеф-повара португальца.
Для производства сушеной трески крайне важно правильно оценить ее качество. Официально существует 30 градаций качества, но в «обычной» жизни пользуются только 16. Непросвещенному человеку это может показаться избыточным, но опять же — на первый взгляд.
Мы пришли на фабрику, где сортируется готовая треска. Пройдя через уходящие под крышу ряды сушеной рыбы, вошли в комнату, где происходило основное «действо». За длинным столом сидел человек с длинными волосами. Сзади его волосы, а главным образом стол с рыбой, подсвечивал яркий свет лампы, а вокруг стола сновали два помощника. Зрелище было совершенно библейское.
Человека с длинными власами звали Томас. Он брал рыбу в руки, внимательно осматривал ее и через секунду бросал в один из пронумерованных контейнеров. Если рыба была совсем некачественной, он с видимым удовольствием отшвыривал ее на пол (видимо, для Африки), над некоторыми же экземплярами он задумывался — вертел, нюхал и лишь потом бросал в определенный контейнер. Как потом выяснилось, качество рыбы зависит от очень многих факторов — длины, веса, того, как вытащены внутренности, есть ли на туловище точки или нет, а также от того, мороженная она была или нет. Томас сообщил нам также, что, во-первых, он научился этому искусству у одного старого рыбака, во-вторых, что сам он зимой ловит рыбу по 20 часов в сутки, а значит, летом его работа ограничивается всего 10 часами (и это совсем немного), в- третьих, что он с друзьями ездит в Англию и болеет в футболе за «Ливерпуль», в-четвертых, что вся фабрика принадлежит одному человеку, остальные же — нанятые. От осознания того, что каждую рыбу из окружавших его миллионов Томас подержал в руках, оценил и бросил в нужный контейнер, мы испытали почти религиозное благоговение.
В первый же наш нескончаемый день на Лофотенах (в прямом смысле — нескончаемый, так как с середины июня до середины июля солнце там не заходит) мы встретили Ригмор. И в первую же минуту нашего знакомства она сообщила нам, что всегда пьет чай с «Бэйлисом», что в ней есть ирландская, русская, норвежская, французская и саамская кровь; что 40 лет назад она встретила Мужчину и ноги ее затряслись и до сих пор трясутся; что у нее астма (тут она стряхнула пепел с очередной сигареты), и поэтому каждое лето она приезжает на острова Лофотен и завтра покажет нам, где она родилась; что у нее трое сыновей, одна дочь и 8 внуков, а всего за 20 лет она воспитала 18 детей («приемных — они жили у меня, пока не выросли»); и наконец, что она 3 дня назад выиграла 2 миллиона крон в лотерею («я везучая»). После всего этого Ригмор сразу стала относиться к нам так, как будто она была и нашей бабушкой тоже.
На следующий день она повезла нас на лодке показывать место своего рождения. В руке она держала пластмассовую бутылочку. Цвет жидкости, налитой в нее, недвусмысленно указывал на наличие чая и «Бэйлиса».
«Здесь раньше жило очень много людей. У нас была большая деревня, а сейчас — посмотрите, только четыре дома. В школу мы плавали на лодках, на другую сторону фьорда — это совсем недалеко. Моя мама плавала на работу на лодке за 10 километров отсюда и возвращалась только вечером — на весельной лодке. Норвежские женщины очень сильные. Во время войны немцы настроили здесь много бараков — для себя и для русских военнопленных. Сейчас от той поры ничего не осталось».
Надо сказать, что Ригмор всячески боролась с нашими стереотипами. Мы говорили: «Слышали, что в Норвегии все сдают своих пожилых родителей в дом престарелых». На что Ригмор нам отвечала: «Да, у нас действительно популярно среди пожилых людей жить вместе с другими пожилыми людьми. Но там за ними прекрасный уход, лучше, чем дома. Но я ухаживаю за мамой, навещаю ее через день, и она мне звонит по 50 раз в день. Конечно, к ней ходят сиделки много раз в сутки — об этом заботится государство».
И дальше: «Вся моя жизнь связана с морем. Я его обожаю и всегда выхожу в море на своей лодке одна. Мои родные крутят пальцем у виска и называют меня сумасшедшей. Любя, конечно. А я слушаю море. Вы знаете, что море поет? Не знаете? Значит, так — отплываете на несколько километров от берега и слушаете. Просто надо быть с морем один на один».
В каменном веке на Лофотенах уже ловили рыбу. Археологи нашли остатки древних поселений, датированные тем периодом. В 1980-х была обнаружена пещера с рисунками, которым более 3 тысяч лет. При этом многие годы жители близлежащих деревень ходили в эту пещеру, но никаких рисунков там не замечали.
Викинги жили на Лофотенах, прячась с добычей в глубине островов. Местные жители именно им отдают честь открытия способа сушения трески, хотя, скорее всего, он существовал еще задолго до них. Для викингов и других путешественников сушеная треска была удивительно удобна. Судите сами: 1 килограмм сушеной рыбы по своим питательным свойствам равен 5 килограммам свежей, храниться же она может в прямом смысле годами.
1120 год Король Ойстен построил на Лофотенах первые рорбу. Это позволило привлечь сюда еще больше людей, от чего доход короля сильно вырос. Первоначально рыбу ловили просто — использовали крючок и леску, со временем методы усложнялись — появились переметы (леска со множеством крючков), а также сети.
К 1580 году переметы получили широкое распространение, но те рыбаки, которые ловили на один лишь крючок, были крайне недовольны и возмущены. Они обратились к королю — хозяину всех рорбу.
1644 год Король Кристиан IV запретил переметы.
1750 год Появились сети, что также вызвало бурю протеста. Вскоре их на некоторое время запретили — ловить можно было только на один крючок. Это обстоятельство опять же породило бурю протестов, и запрет был снят.
1786 год По причине того, что рыбакам стало очень сложно готовиться к сезону (они никогда не знали, что запретят — то ли сети, то ли переметы, а потому незаконно ловили и на то, и на другое), наконец, разрешили все.
В начале 1800-х годов произошло еще одно важное событие. До этого времени все рыбацкие деревни принадлежали королю, но именно в тот момент он начал испытывать финансовые затруднения и стал распродавать свои земли купцам и разбогатевшим рыбакам. Таким образом, деревни поменяли владельца — каждый хозяин сам стал королем в своей деревне. Хотя богатых рыбаков было очень мало, большинство из них жило в постоянном долге, который они отрабатывали определенного вида барщиной, достигающей от 6 до 24 неоплаченных дней в месяц.
1816 год Принятие Лофотен-акта. Согласно ему определялось, когда и где имеет право ловить рыбу та или иная деревня, при этом за соблюдением прав обязаны были следить владельцы земель. Казалось, мир должен был быть утвержден, но нет — этот Акт вызвал самые большие нарекания, так как рыба не распределялась равномерно между районами ловли.
