цели ставил несколько иные задачи. А именно: разгром французов в Бельгии и Голландии, захват большого плацдарма на берегу Ла-Манша (чтобы угрожать Англии), строительство новых аэродромов и баз для подлодок и «создание предпосылок» для дальнейших боевых действий против англичан и французов. По этому плану немецкая армия втягивались в тяжелые фронтальные позиционные сражения с противником, ждавшим немецкое наступление именно там, где оно должно было начаться. Никаким «блицкригом» здесь и не пахло.
В это время начальник штаба группы армий «А» вермахта генерал Эрих фон Манштейн предложил своему командующему генерал-полковнику фон Рундштедту план западного наступления. Согласно ему немецкой армии следовало нанести основной удар через Люксембург и Южную Бельгию на Седан, преодолев Арденнские горы и слабую в тех местах «линию Мажино», и выйти в тыл противнику по направлению к устью реки Соммы. Группа армий «Б» должна была наступать «по-старому» – в Северной Бельгии и Голландии. Тем самым французам и англичанам, взятым в «клещи», пришлось бы сражаться с «перевернутым фронтом» с противником, наступающим с двух сторон.
План идеологически отличался от плана, разработанного главным командованием сухопутных войск, кардинальным образом – Манштейн предлагал не частичный успех, а полный разгром противника. В разработке плана в части, касающейся применения крупных танковых соединений, Манштейну помог Гудериан. Он заверил Манштейна, что танки вполне смогут преодолеть Арденны и осуществить в дальнейшем быстрый прорыв.
Фон Рундштедт по достоинству оценил всю эффективность и красоту оперативного плана своего начальника штаба и послал записку главнокомандующему сухопутными силами фон Браухичу с предложением обсудить новый вариант наступления. После этого командующему пришлось послать еще несколько таких записок, а также детально разработанный новый план Манштейна, но никакого вразумительного ответа он не получил. Фон Браухич и его начальник штаба Гальдер не желали даже обсуждать не реалистическое, по их мнению, предложение. Но на удачу Манштейна, его адъютант, подполковник фон Тресков, дружил с главным адъютантом Гитлера, Шмундтом, и уговорил последнего показать план фюреру. Гитлеру эта идея понравилась.
Тем временем фон Браухич снял надоевшего ему Манштейна с должности и назначил его командиром армейского корпуса. По случаю нового назначения Манштейн должен был представиться Гитлеру как Верховному главнокомандующему, что и было сделано. Во время представления Манштейн самым подробным образом рассказал фюреру все детали своего плана и в результате окончательно убедил его, что действовать целесообразно именно так.
Штабная военная игра, назначенная Гитлером, также показала все преимущества плана Манштейна. По иронии судьбы сам автор и разработчик был вынужден вскоре наступать во втором эшелоне, решая со своим корпусом отнюдь не главные задачи, но авторитет Эриха фон Манштейна среди немецкого генералитета вознесся на большую высоту, а Гудериан (и не только он) считал с тех пор его «лучшим оперативным умом Германии».
Начав свое наступление 9 мая 1940 года, вермахт быстро добился решительных успехов. Целеустремленный, внезапный удар крупными танковыми силами через Седан на Амьен с выходом к Атлантическому побережью встретил лишь сильно растянутый фланг французов, выдвигавшихся в Бельгию, где, по их мнению, должно было произойти главное наступление немцев. Развитие событий быстро привело к фактическому разгрому неуправляемых англо-французских войск.
22 мая танки Гудериана вышли к Атлантическому побережью и 25 мая захватили Булонь. В тот же день Гудериан намеревался начать наступление на Дюнкерк, где укрылось более 300 тыс. солдат английского экспедиционного корпуса, но это было ему строжайше запрещено. «Быстрому Хейнцу» оставалось лишь наблюдать, как морские суда всех типов и классов эвакуируют англичан из западни. Разрешение наступать было получено им лишь вечером 26 мая, когда было уже поздно. Впоследствии и сам Гудериан, и другие немецкие генералы и военные историки неоднократно задавались вопросом – почему все-таки Гитлер не позволил пленить английскую армию, находившуюся в безвыходном положении? Многие склоняются к мнению Черчилля, считавшего, что таким способом Гитлер делал в сторону Англии широкий «жест доброй воли», желая заключить перемирие.
Если это было так, то в решении Гитлера отсутствовал всяческий здравый смысл, так как сделать Англию сговорчивей могло только пленение практически всей ее боеспособной армии. Как бы там ни было, англичане даже не сказали Гитлеру «спасибо», а эвакуированные солдаты в скором будущем доставили немцам массу проблем в Северной Африке. К середине июня многочисленная французская армия, считавшаяся многими сильнейшей в Европе, была окончательно разгромлена. 22 июня 1940 года французское правительство заключило с немцами перемирие. Причем подписать его Гитлер заставил французов в том же Компьенском лесу и в том же штабном вагоне маршала Фоша, в котором в ноябре 1918 года немцы расписались в своем поражении в Первой мировой войне.
На 22 июня 1941 года в составе Красной Армии числилось около 23 000 танков. Немецкое командование не могло даже представить, что «Советы» располагают столь огромной танковой армадой, и насчитывало у противника не более 10 000 боеспособных машин (что и без того в несколько раз превосходило те 3 350 немецких танков, которые были брошены против СССР).
На самом же деле к июню 1941-го в пяти западных военных округах РККА числилось 12 780 танков, из которых исправных было приблизительно 10 500. Около 1 500 танков были новых типов – Т-34 и КВ. Все советские танки были сведены в 20 механизированных корпусов, каждый из которых должен был насчитывать около 35 000 человек, 1 000 танков, 268 бронемашин и 358 орудий и минометов – то есть две танковые и одну механизированную дивизии. В действительности по штату практически ни один механический корпус укомплектовать не успели.
По количеству танков советский механизированный корпус превосходил любую немецкую танковую группу, которых у немцев было всего четыре: две в составе группы армий «Центр» и по одной – в составе групп армий «Север» и «Юг». Казалось, у немцев не было ни единого шанса не только разгромить, но даже уцелеть в сражениях с 20 гигантскими советскими мехкорпусами. Но на практике все оказалось иначе – в немецких танковых войсках главным было не количество машин, а управление и организация. В немецкой танковой дивизии образца 1941 года насчитывалось 149 или (в дивизиях трехбатальонного состава) 209 танков, 27 бронемашин, 192 орудия и миномета, 400 бронетранспортеров, 1 500 грузовиков, 600 автомобилей и 1 300 мотоциклов.
В отличие от советских механизированных корпусов главной ударной силой немецкой танковой дивизии была моторизованная пехота на автомобилях. Благодаря ей немцы могли быстро закрепляться на захваченных территориях, советские же мехкорпуса, где пехоты было совсем мало, а передвигалась она пешком, не могли даже в случае успеха как следует закрепиться или организовать надежную оборону.
Самые большие проблемы советское командование испытывало в управлении войсками. Советский мехкорпус был по сути огромным и несбалансированным образованием. Его снабжение горюче-смазочными материалами (дизельным топливом и бензином различных марок) и снарядами (по крайней мере шести различных калибров) и в мирное время носило крайне затруднительный характер, а в условиях маневренной войны и вовсе стало невозможным. Практически все бензохранилища и артиллерийские склады в приграничных областях были разбомблены немецкой авиацией или захвачены вермахтом еще в первые дни войны. Таким образом, каждый советский танкист мог рассчитывать только на то горючее и те боеприпасы, которые находились в танке. Когда заканчивалось и то, и другое, танк подрывался или просто бросался.
Т-34 имел противоснарядное бронирование корпуса за счет больших углов наклона броневых листов толщиной 45 мм. Лобовая броня была наклонена от вертикали на 60° и соответствовала броне толщиной 90 мм, установленной под прямым углом. Pz. III и Pz. IV могли поразить Т-34 только попаданием в ходовую часть или в корму, но для этого немецкому танку необходимо было приблизиться на 100—150 м, хотя даже эта дистанция не гарантировала успеха. Длинноствольная 76,2-миллиметровая пушка Т-34 поражала броню Pz. III и Pz. IV в любом месте с дальности 1 500 м.
В боях за Москву, действуя из засад на выгодных рубежах шоссейных и грунтовых дорог, «тридцатьчетверки» устраивали настоящий террор среди немецких танковых частей, и так уже наступавших из последних сил. Особенно отличилась в таких боях 4-я танковая бригада полковника М.Е. Катукова.
Только за один день боев бригада, состоявшая из 49 танков (20 из которых были Т-34), подбила и уничтожила 43 немецких танка, 16 из которых были на счету командира Т-34 лейтенанта Д.Ф. Лавриненко.
