оттенков есть своя глубина, ясность и акварельное изящество.
…На Сенатской площади Брюллов взял извозчики и по самому старому на Неве наплавному Исаакиевскому мосту отправился на Васильевский остров, мимо Академии художеств, к дому родных, живших на Среднем проспекте. Как только экипаж оказался на набережной Васильевского острова, Брюллова окружили иная атмосфера, иные звуки.
Где-то внизу, под настилом пристани, хлюпала вода, а корабли скрипели канатами и терлись бортами друг о друга. Васильевский остров уже давно простился с мечтами Петровской поры о том, чтобы стать центром столицы. Зато он лежал ближе всего к морю. Здесь, как нигде в другом месте, ощущалось присутствие Балтики. Остров жил своим портом, охватившим набережные Большой и Малой Невы. Новостью для Брюллова в порту могла оказаться новостройка – изящное, благородное классическое здание, сооруженное в 1832 году архитектором И.Ф. Лукини для вполне прозаической таможни. Брюллов вряд ли мог не оценить ставшего характерным для Стрелки разительного сочетания внешней помпезности и утилитарного, коммерческого назначения зданий – ведь расположившийся рядом на высоком подиуме роскошный античный храм был таким же «перевертышем» – шумной, грязноватой Биржей.
Встреча с родными была радостной – все они гордились славой сына выходца из Франции резчика Поля Брюлло. Триумфом стало и его появление в Академии художеств, и встреча с ее профессорами и учениками, куда Брюллов шестилетним карапузом пришел за руку с братом Александром (ставшим потом крупным архитектором), чтобы учиться живописи.
Впрочем, вернувшись в Петербург, Брюллов не долго наслаждался отдыхом. Он стал преподавать в Академии, и в его мастерской можно было увидеть людей знаменитых. Сюда наведывались даже царь с царицей, чтобы посмотреть, как работает Карл Великий (так звали Брюллова окружающие).
В 1837-м вместе с поэтом В.А. Жуковским и обер-гофмейстером двора меломаном М.Ю. Виельгорским он решил затеять необыкновенное дело. Брюллов написал портрет Жуковского, потом «заговорщиками» была устроена лотерея, в ходе которой картину купила императрица, а вырученные за нее 2,5 тысячи рублей пошли на выкуп крепостного художника Тараса Шевченко.
Почти всех их, как поодиночке, так и группами, можно было увидеть на том Невском проспекте, ставшем хорошо знакомым нам по гравюрам знаменитой панорамы B.C. Садовникова. Вообще, Невский служил прекрасной архитектурной декорацией, на фоне которой проходила интеллектуальная жизнь столицы. Если приглядеться к той части панорамы Садовникова, где изображена Голландская церковь, можно заметить Пушкина, гуляющего по Невскому в высоком цилиндре. Это – почти фотография. Как писал современник, «в числе гулявшей по Невскому публики почасту можно было приметить и А.С. Пушкина». Совсем рядом, на Мойке, в доме № 12, он нанимал квартиру, и именно здесь развернулась последняя трагедия поэта.
Как и у каждого петербуржца, у Пушкина была своя «тропа» по Невскому. Здесь или поблизости жили или служили его приятели и знакомые – идет ли речь о салоне в доме А.Ф. Воейкова (там же жил и Жуковский), о Публичной библиотеке, которой управлял его друг А.Н. Оленин и где работали И.А. Крылов и Н.И. Гнедич. Тут, на «книжной версте» Невского проспекта (от его начала до Аничкова моста), для Пушкина и других литераторов было подлинное средоточие бесчисленных книжных и нотных лавочек и магазинов, редакций, издательств, типографий. С радостью встречали Брюллова как в книжном магазине и библиотеке А.Ф. Смирдина, так и во множестве кофеен и кондитерских, где всегда можно было почитать свежие газеты, посидеть с друзьями. Одну из этих кондитерских – заведение Вольфа и Беранже на углу Невского и набережной Мойки – знают все. Отсюда Пушкин отправился на Черную речку. Здесь и в послепушкинскую эпоху вовсю кипела литературная жизнь. В ту же кондитерскую Вольфа и Беранже в 1846 году зашли два литератора – поэт А.Н. Плещеев и писатель Ф.М. Достоевский. И именно здесь они случайно познакомились с Буташевичем-Петрашевским, что, как известно, резко переломило жизнь Достоевского и привело его на каторгу.
Столичная жизнь почти тотчас закрутила, увлекла Брюллова, и он частенько отправлялся со своего острова на материк – на Адмиралтейскую сторону да на Невский. Что и немудрено – тогда в этой части города жили рядом, собирались, сидели в одних салонах и кондитерских, спорили, дружили, ссорились необыкновенно талантливые люди: Пушкин, Гоголь, Глинка, Жуковский, Крылов, Тропинин, Вяземский, Одоевский и многие другие.
Впрочем, с началом 1840-х годов центр писательской жизни сместился к «литературному» дому у Аничкова моста, где жили В.Г. Белинский, И.С. Тургенев, И.И. Панаев и Д.И. Писарев. Сюда к Белинскому приходили Н.А. Некрасов, И.А. Гончаров, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой – в общем, вся русская классическая литература…
Разнообразная и интересная музыкальная жизнь Петербурга в 30—50-х годах XIX столетия также происходила на Невском и рядом с ним. Брюллов, с юности очарованный Италией, не пропускал концерты многочисленных итальянских гастролеров, особенно певцов. Кроме Зимнего и Мраморного дворцов, концерты, оперные спектакли, маскарады и балы проходили в Аничковом и Строгановском, а также в их садах, на летних эстрадах. Летом концерты часто устраивались за городом, особенно славился Павловский «воксал» возле Павловского парка. Своей утонченностью был известен музыкальный салон братьев Михаила и Матвея Виельгорских в доме на Михайловской площади, построенном для них Росси. Здесь концертировали самые великие музыканты того времени: Ф. Лист, Г. Берлиоз, Р. Шуман. На Невском были открыты многочисленные «музыкальные клобы» и концертные залы. Самым известным из них стал зал в доме приятеля Пушкина В.В. Энгельгардта, называемый в объявлениях «Старой филармонической залой супротив Казанского собора» (ныне Малый зал филармонии).
С 1830 года тут проводились грандиозные маскарады, на которых бывали и Николай I, и императрица Александра Федоровна, и двор. Позже здесь начались филармонические концерты, сюда стали приезжать знаменитости. На долгие годы Брюллов и его современники запомнили феерические выступления Ф. Листа. Как писал бывший на концерте 8 апреля 1842-го В.В. Стасов, Лист быстро протиснулся сквозь толпу, подошел к возвышавшейся в центре зала эстраде, на которой стояли два фортепьяно, вспрыгнул, минуя ступеньки, на эстраду, резко сорвал с рук белые перчатки, бросил их на пол, под рояль, «раскланялся на все четыре стороны при таком громе рукоплесканий, какого в Петербурге с самого 1703 года еще, наверное, не бывало, и сел. Мгновенно наступило в зале такое молчание, как будто все разом умерли, и Лист начал виолончельную фразу увертюры „Вильгельм Телль“ без единой ноты прелюдирования. Кончил свою увертюру, и пока зала тряслась от громовых рукоплесканий, он быстро перешел к другому фортепьяно и так менял рояль для каждой новой пьесы, являясь лицом то к одной, то к другой половине зала»…
Город при Николае I пережил два потрясения. Одно из них было страшным, другое – удивительным. Страшным событием стал пожар Зимнего дворца в ночь на 17 декабря 1837 года, вспыхнувший в неисправном дымоходе одной из дворцовых печей. Зрелище грандиозного, видимого со всех концов города пожара было похоже на ожившую картину Брюллова.
В непроглядной зимней тьме ярко полыхал царский дворец, и огромная молчаливая толпа зевак стояла на морозе все 30 часов, пока длился пожар.
Дворцовая площадь, оцепленная плотным кольцом солдат, вся была заставлена мебелью, зеркалами, редкими картинами, скульптурами, светильниками и прочими баснословными богатствами, вынесенными наспех из дворца. Благодаря мужеству солдат и толковому руководству самого императора Николая удалось спасти многие воинские реликвии: знамена гвардейских полков, картины Военной галереи 1812 года, утварь дворцовых церквей,убранство царских покоев. А с помощью возведенной кирпичной перегородки удалось отбить у огня сокровищницу мирового искусства – Эрмитаж. Когда пожар стих, перед людьми предстало страшное зрелище – обгорелые стены, обрушившиеся потолки и перекрытия, чад и вонь тлеющих обломков. Восстановление дворца началось почти сразу же после катастрофы. Основная тяжесть реставрационных работ легла на архитекторов
В.П. Стасова, брата Карла Брюллова, Александра, а также на А.Е. Штауберта и К.А. Тона. Круглосуточно на пожарище работали около 10 тысяч человек. Уже к 1840 году упорный труд дал свои плоды – дворец был восстановлен. Недаром на памятной медали были выбиты слова: «Усердие все превозмогает». Удивительным же событием в жизни николаевского города стало открытие в 1837 году первой в России железной дороги Петербург – Царское Село. Наверняка Брюллов был в числе петербуржцев, тысячами сходившихся посмотреть, как зашипит, тронется и поедет странное, привезенное из Англии, сооружение с длинной трубой.
А сколько ведь до этого было разговоров о невозможности появления железных дорог в России – как же
