удивительнее, усвоила содержание этих книг. Чтение стало ее любимым занятием, и ничто – ни наказания, ни ругань – не могли воспрепятствовать этому.
В 9 лет она рассталась с семьей: мать отправила ее в Мехико к дяде и тете, богатым родственникам, вхожим во дворец вице-короля. Можно только гадать, чем было вызвано это решение. Возможно, у Хуаны начался период «трудного возраста», и мать устала бороться с ее решительным и взрывным характером. Или же она хотела избавиться от излишнего внимания соседей к семье, в которой росла «странная девочка», а может быть, она понимала, что в деревне очевидная неординарность дочери будет загублена или выльется во что-то неприемлемое. Так или иначе, но Хуана переехала в столицу колонии. Впрочем, обычай отправлять детей жить у богатых родственников, особенно в столицу, где можно, набравшись светского лоска, выстроить карьеру, был общепринятым. Но он, как правило, касался мальчиков и подростков лет двенадцати. Девушек, конечно, тоже вывозили в свет, но не раньше, чем начинали подыскивать им выгодную партию. Так что случай Хуаны был незаурядным.
По счастливой случайности богатые родственники разглядели в девочке способности, предоставив Хуане возможность учиться. Новый курс самообразования включал литературу, естественные науки, математику, философию, теологию и иностранные языки. По словам самой Хуаны, училась она без учителей, только по книгам. Вскоре в Мехико заговорили о незаурядной девочке, обладающей удивительной памятью и разносторонними талантами. Ко всему этому прибавлялись и другие качества, очень важные теперь уже для столичной девушки. Хуана выросла красавицей: светло-карие широко поставленные глаза, высокий лоб, прямой нос, изящные руки, обаятельная улыбка, живой и дружелюбный характер – все это не могло не привлекать к ней людей.
В 1664 году в Мехико из Испании прибыл новый вице- король дон Антонио Себастьян де Толедо Молина, маркиз де Мансера, вместе с супругой доньей Леонор Каррето. Хуана была представлена при новом дворе и в кратчайшее время завоевала такую любовь высокой четы, что вице-королева сделала ее своей первой фрейлиной. Эту должность она занимала около 5 лет, оказавшись, таким образом, в эпицентре культурной жизни Мексики. И, следуя своему статусу, придворным обязанностям, а также складу характера, она принимала самое живое участие в великосветских забавах.
О пышности мексиканского двора в Европе ходили легенды. Действительно, все предметы роскоши, которые Новая Испания поставляла в метрополию: золото и изумруды, ценные породы дерева и какао, меха и сафьян, перья экзотических птиц и индейские ткани, – в Мексике были предметами обыденного, если не сказать повседневного спроса. Через Мексику проходили и торговые пути Европы к странам Дальнего Востока: Китаю и Японии, откуда везли фарфор и лаковые изделия, часть из которых, естественно, оседала на западной стороне Атлантического океана. Но для мексиканцев самым ценным было как раз то, что могло прийти только из Старого Света – европейская культура. Поэтому при дворе вице-короля с радостью принимали всех, кто мог привезти свежие политические анекдоты и новые стихи, вести о последних научных открытиях и интересные книги. Здесь могли понять и принять и представителей знатных испанских фамилий, покинувших обедневшие поместья в поисках новой жизни, и безродных, но смелых моряков – верных солдат его величества, и ученых отцов-иезуитов, прибывших с благородной целью приобщения диких племен к истинной вере и цивилизации. (О том, что у ацтеков была собственная великая цивилизация, по всей видимости, никто, кроме тех же иезуитов, тогда не догадывался.) Действительно, все сколько-нибудь незаурядные люди в Испании того времени стремились за океан – поближе к золоту и алмазам, подальше от инквизиции. И вице-король был рад играть роль просвещенного и благосклонного монарха, стремясь превзойти в роскоши истинного монарха, понимая, что после возвращения на родину придется вести себя и скромнее, и осмотрительнее… Следует заметить, что в Испании того времени процветал театр, поэтому и при мексиканском дворе ставили спектакли, пьесы для которых писала юная первая дама вице-королевы. А еще в те времена в Испании было принято устраивать стихотворные турниры – в Мехико, соответственно, тоже, и в этом ремесле никто не мог создать более изящные строфы, точные рифмы и причудливые метафоры, нежели Хуана. Причем она писала стихи не только по-испански, но и на языке ацтеков, а также на латыни. Писала она и для спектаклей, и для ночных концертов, и для церковных праздников, и для похорон. При этом между придворными обязанностями Хуана успевала выкраивать время для серьезной лирики и учебы, продолжая много читать.
Как водится, были у Хуаны и недоброжелатели. Однажды кто- то пустил слух, что ее знания поверхностны и она умеет лишь внушать, что обладает ими, благо столь красивой девушке сделать это несложно. Для опровержения подобных напраслин вице-король принял решение организовать публичный экзамен, на котором Хуане задавали вопросы по всем отраслям знаний лучшие головы Мексики – ученые, поэты, историки и богословы. Она блестяще справилась с самыми каверзными заданиями, а когда позже духовник спросил ее, не возгордилась ли она от этой победы, Хуана ответила: «Не больше, чем если бы мне удалось подрубить кромку лучше учительницы рукоделия».
Что касается личной жизни, то поклонников у Хуаны было множество, и практически все они были серьезными претендентами на ее руку и сердце. Конечно, она и сама была не раз влюблена – для того чтобы сделать такой вывод, достаточно открыть томик ее стихотворений. Так что жителям столицы оставалось только удивляться, говоря о том, почему первая красавица страны не выходит замуж. Сомнительное происхождение и отсутствие приданого вряд ли были непреодолимым препятствием: родители, хоть и невенчанные, были из хороших семей, близость к правителям вполне заменяла титул, а солидное приданое она вполне могла получить – если и не от богатых родственников, так от высоких покровителей. Но Хуана отказывала всем соискателям ее руки… Разгадку можно, пожалуй, отыскать в ее стихах. В одних она пишет о большой любви и разлуке и обвиняет себя в том, что любила слишком сильно. Тема других: «Меня любит не тот, кого люблю я». В следующем цикле она укоряет свое сердце в неверности, в том, что даже самая сильная любовь проходит. Или же говорит о том, что надо забыть о любви и положиться на разум, потому что любовь обернется ненавистью к бывшему возлюбленному. Несмотря на некоторую искусственность формы поэтических произведений Хуаны, нет никаких оснований сомневаться в искренности ее чувств.
Видимо, она рано поняла, что замужество – не ее стезя. Что потенциальный супруг, кем бы он ни был, либо попытается сломать ее, такую самодостаточную, либо окажется под каблуком, но в любом случае хорошей семьи не получится.
Тем не менее пора было подумать о дальнейшей жизни. В Мексике XVII века 16-летняя девица приравнивалась практически к старой деве. На роль светской куртизанки она вряд ли подходила, да и куртизанки в то время только «зарождались». Оставался последний путь – в монастырь. И хотя Хуана стремилась к монашеству не больше, чем к браку, это решение было для нее куда более приемлемым, потому что оставляло некоторую возможность следовать своему творческому призванию и накоплению знаний.
Ее решение вызвало нескрываемое удивление при дворе и толки в городе, но духовник отец Антонио Нуньес де Миранда, которому Хуана «открыла свои сомнения и опасения», поддержал ее выбор. Позже она писала; «Я осознавала, что это состояние влечет многие обязанности, для моего темперамента отталкивающие (я имею в виду внешнее, а не главное)». Безусловно, Хуана верила в Бога, она знала Писание и богословскую литературу, но, скорее всего, она не обладала ни мистическим даром, ни живым чувством к Богу (это можно подтвердить и строками из ее поэзии, и оставленными дневниковыми записями), которое так часто встречается у поэтов, даже если они называют себя атеистами. Поэтический взгляд Хуаны де Асбахе был обращен на внешний мир – на человеческие отношения, на механику законов природы. Это взгляд человека Возрождения, верящего в то, что с помощью разума можно все понять, объяснить и привести к согласию. В такие постулаты она верила больше, чем в то, что творится в потаенных глубинах ее души. Поэтому при свойственных ей честности и трезвой оценке самой себя выбор монашеского пути не мог не быть для нее трудным. В поздних стихах Хуаны появятся и усталость, и разочарование в силах разума, но и тогда обида на жизнь не достигнет высоты прямого обращения к Творцу, а расплещется звуками грустной мелодии и утонет в пессимизме. Но пока до пессимизма было еще далеко – просто требовалось принять разумное решение, каким бы неразумным и нелогичным оно ни казалось окружающим.
В августе 1667 года Хуана сделала первую попытку уйти в монастырь. Но недавно реформированный устав обители Святого Иосифа ордена Босоногих кармелиток оказался слишком суровым для светской барышни. Она серьезно заболела и по настоянию врачей покинула