подозрения. Дантес должен был жениться на младшей сестре г-жи Пушкиной (на самом деле она была старшей из сестер. —
| 
30 января 1837 года.
Из депеши вюртембергского посланника в Петербурге князя Гогенлоэ-Кирхберга:
«В среду 27 января в 4 часа дня вблизи столицы произошла дуэль на пистолетах между двумя свояками, а именно, между знаменитым поэтом Пушкиным и юным офицером Кавалергардского ее величества полка бароном Геккереном. Г. Пушкин был ранен смертельно, пуля пронзила его навылет. Противники стрелялись на расстоянии десяти шагов, и г. Пушкин, будучи уже ранен пулею, велел себя приподнять и выстрелил еще в своего противника, ранив его в правую руку. Причиной этой дуэли была ревность г. Пушкина, возбужденная анонимными письмами, которые с некоторых пор приходили на имя писателя и в которых говорилось об интимных отношениях, существовавших якобы между молодым бароном Геккереном и его красавицей-женой и продолжавшихся, несмотря на то, что последний, будучи спрошен по этому поводу Пушкиным, заявил ему, что любит не его жену, а его свояченицу, Екатерину Гончарову, на которой барон Геккерен и женился недели две тому назад. Г. Пушкин, узнав, что его противник ранен не опасно, сказал, как передают, своему секунданту: в таком случае придется начинать сызнова. С целью вызвать эту дуэль, г. Пушкин написал оскорбительнейшее письмо нидерландскому послу барону Геккерену, приемному отцу молодого человека, где он употребляет выражения, которые благопристойность не позволяет повторить, и где он всячески оскорбляет посла, так что примирить противников было невозможно. С первой же минуты возникли сильные опасения за жизнь г. Пушкина, и он скончался 29 января в 3 часа пополудни. Россия будет оплакивать его смерть, как утрату своего величайшего поэта, но преданнейшие из его друзей признали, что он слишком дал увлечь себя чувству мести. Секундантами в этом злополучном поединке были со стороны молодого барона Геккерена виконт д’Аршиак, состоящий при французском посольстве, а со стороны Пушкина — Данзас, полковник гвардейского саперного полка. Император, всегда готовый на поддержку несчастных, известил г. Пушкина, что в случае его смерти его величество позаботится о его жене и детях. Посол барон Геккерен рассчитывает также на помилование своего сына, ввиду того, что для молодого человека являлось совершенно невозможным избежать поединка, в коем оба противника обнаружили равное мужество. Виконт д’Аршиак должен завтра или послезавтра ехать курьером от французского посольства. Он надеется через некоторое время снова вернуться в С.-Петербург, где он был на отличном счету»{119}.
31 января, на второй день после смерти Пушкина, по ходатайству Василия Андреевича Жуковского Николай I утвердил список благодеяний семье Поэта:
«1. Заплатить долги.
2. Заложенное имение отца очистить от долга.
3. Вдове пенсион и дочерям по замужество.
4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступлении на службу.
5. Сочинения издать на казенный щёт в пользу вдовы и детей.
6. Единовременно 10 т.»{120}.
31 января 1837 года.
Из камер-фурьерского журнала:
«…В час пополудни съехались в Зимний дворец и собрались в Ротонде приглашенные от ее величества по списку к утреннему балу обоего пола особы, дамы в цветных круглых платьях, кавалеры военные в обыкновенных мундирах и зеленых рейтузах, а статские в мундирных фраках, которые в пятьдесят минут второго часа приглашены были в Золотую гостиную комнату.
В два часа полудня государыня императрица с прибывшими перед тем во внутренние ее покои их высочествами вышла в Золотую гостиную комнату, где потом и начался французским кадрелем бал»{121}.
Из письма П. А. Вяземского великому князю Михаилу Павловичу:
«…Отпевание предполагалось в Исаакиевской церкви[19], в приходе дома, где умер Пушкин, вынос тела предполагался, по обычаю, утром, в день погребения, приказали перенести тело ночью без факелов и поставить в Конюшенной церкви. <…> В день, предшествовавший ночи, в которую назначен был вынос тела, в доме, где собралось человек десять друзей и близких Пушкина, чтобы отдать ему последний долг, в маленькой гостиной, где мы все находились, очутился целый корпус жандармов. Без преувеличения можно сказать, что у гроба собрались в большом количестве не друзья, а жандармы! <…> Не говорю о солдатских пикетах, расставленных по улице; но против кого была эта военная сила, наполнившая собою дом покойника?.. Против кого эти переодетые, но всеми узнаваемые шпионы? Они были там, чтобы не упускать нас из виду, подслушивать наши сетования, наши слова, быть свидетелями наших слез, нашего молчания…»{122} .
Среди друзей Поэта, присутствовавших на панихиде, был и издатель Андрей Александрович Краевский, сохранивший свечу после того печального события. На полоске бумаги, в которую она была завернута, Краевский написал: «С последней литии (краткой панихиды. —
По свидетельству И. И. Панаева, Краевский «протерся… ко гробу Пушкина и вместе с друзьями поэта и жандармами тайком, ночью, выносил этот гроб из квартиры».
31 января, в полночь, по пустынной набережной реки Мойки останки Пушкина были перенесены в придворную церковь Конюшенного ведомства.
Из письма В. А. Жуковского графу А. X. Бенкендорфу:
«…назначенную для отпевания церковь переменили; тело перенесли в нее ночью, с какою-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились о умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражей проводили тело до церкви. <…>»{123}.
«На вынос тела из дому в церковь Н. Н. Пушкина не явилась от истом-ления и от того, что не хотела показываться жандармам»{124}, — записал Бартенев со слов княгини Вяземской.
Из воспоминаний сына Вяземских, князя Павла Петровича (1820–1888):
«<…> Вынос тела был совершен ночью, в присутствии родных Н. Н. Пушкиной, графа Г. А. Строганова и его жены, Жуковского, Тургенева, графа Вельегорского, Аркадия Ос. Россети, офицера штаба Скалона и семейств Карамзиной и князя Вяземского. <…> Никто из посторонних не допускался. <…> Начальник штаба корпуса жандармов Дубельт, в сопровождении около двадцати штаб- и обер- офицеров, присутствовал при выносе. По соседним дворам были расставлены пикеты. <…>»{125}.
Из дневника А. И. Тургенева:
«31 генваря. Воскресенье. <…> на вынос в 12, то есть в полночь, явились жандармы, полиция: шпионы, — всего 10 штук, а нас едва ли столько было! Публику уже не впускали. В первом часу мы вывезли гроб в церковь Конюшенную, пропели заупокой, и я возвратился тихо домой»{126}.
А. И. Тургенев — брату Николаю Ивановичу Тургеневу в Париж.
«31 генваря 1837. Петербург.
<…> Я провел почти двое суток у кровати Пушкина, — он ранен в 4 пополудни 27 января, а скончался 29-го в 2 3/4 пополудни, в день рождения Жуковского, который теперь для его семейства ангелом-хранителем. Он, Велгурский, Вяземский и я не отходили от страдальца: Арндт, Спасский, друг его, и доктор Даль облегчали последние минуты его. Жена, за которую дрались, в ужасном положении. Она
