рубежом. Разговоров об этом всегда было много, но подлинных фактов почти и нет. Ясное дело: подобные чёрные дела никогда не афишировались.
Но вот что установлено доподлинно: Царский род повергался целенаправленной травле на протяжении нескольких поколений. Вскрытие царских и великокняжеских могил в Кремле и проведённые потом биохимические исследования показали с неотвратимой очевидностью, что в тлене, волосах, одежде и даже на стенках саркофагов почти во всех случаях выявлено превышение содержания мышьяка и солей ртути в разы против нормы. Фактически подобные показатели были несовместимы с жизнью. Царей травили, и они травили своих врагов и злоумышлителей, хотя, как уже говорилось, в последнем случае ничего определённого установить и нельзя. Таковы были нравы эпохи, таковы были «инструменты» политической борьбы.
Борис Годунов не мог не бояться отравления. Он вообще последние годы своего царствования чувствовал себя не очень хорошо: мучили головные боли, подагра и бессонница, а порой был так слаб, что его выносили на публику в кресле. Никто никогда не узнает, было ли это естественным следствием многолетнего переутомления, или здесь не обошлось без неких зелий. Прах же Бориса Годунова практически не сохранился, о чём раньше уже упоминалось, так что никакие экспертизы в данном случае невозможны в принципе.
В то же время известно совершенно точно, что Борис Годунов держал при своей особе штат лекарей- немцев; к немцам он вообще питал особое расположение. Выпускник Лейпцигского университета и зять известного наёмника Конрада Буссова — Мартин Бер (1577–1646) несколько лет прожил в Немецкой слободе и в своих воспоминаниях оставил полный список царских врачей. «В 1600 году Борис вызвал из Германии несколько аптекарей и докторов медицины, — писал Бер. — Сверх того, по желанию Царя, Английский посланник уступил ему своего собственного медика, родом баварца, Христофора Рейтлингера, врача весьма искусного, знавшего разные языки. Доктора же, прибывшие в Россию из Германии, были: Давид Васмер, Генрих Шредер из Любека, Иоанн Гилькен из Риги, Каспар Фридлер из Кенигсберга да студент медицины Эразм Венский из Праги. Все они должны были пользовать только Государя, не смея лечить никого из посторонних; самый знатный боярин не иначе получал от них пособие, как с дозволения Его Величества.
Врачи полностью содержались за царский счёт и имели годовое жалованье в 200 рублей, что по тем временам было огромной суммой. Однако пора вернутся к Романовской истории.
Чтобы несколько прояснить основу сюжета — почему Борис Годунов сподобился разгромить старобоярский клан Романовых, следует обратиться к запискам иностранцев. Закордонные пришельцы непременно фиксировали все слухи и сплетни о правителях, циркулировавшие в столице Московии. Анализ подобных слухов помогает понять систему бытовавших представлений и суждений времени. У Конрада Буссова можно найти следующий пассаж:
«Царица Ирина Фёдоровна, родная сестра правителя, обратилась к своему супругу с просьбой отдать скипетр её брату, правителю (который до сего дня хорошо управлял страной).
Но Царь этого не сделал, а протянул скипетр старшему из четырех братьев Никитичей, Фёдору Никитичу, поскольку тот был ближе всех к трону и скипетру. Но Фёдор Никитич его не взял, а предложил своему брату Александру. Тот предложил его третьему брату, Ивану, а этот — четвертому брату, Михаилу, Михаил же — другому знатному князю и вельможе, и никто не захотел прежде другого взять скипетр, хотя каждый был непрочь сделать это. А так как уже умиравшему Царю надоело ждать вручения царского скипетра, то он сказал: “Ну, кто хочет, тот пусть и берёт скипетр, а мне невмоготу больше держать его”. Тогда правитель, хотя его никто и не упрашивал взять скипетр, протянул руку и через голову Никитичей и других важных персон, столь долго заставлявших упрашивать себя, схватил его. Тем временем Царь скончался...
Конечно, вся изложенная история выглядит фантастически. Никакого «дележа» «скифетра Росейского Царствия» у постели умирающего Фёдора Иоанновича не было, да и не могло быть. Подробнее об этом говорилось выше, и повторяться нет надобности. Но что здесь примечательно: Буссов озвучивает мысль о законном правопреемстве Романовых, и первого среди них — Фёдора Никитича, на занятие российского престола. В то время как Годунов выставляется «захватчиком», узурпатором, присвоившим себе царский венец неправедно. Ни о каком избрании на Царство, о выражении «воли Земли Русской » тут уже не говорится; об этом вообще не вспоминали не только в Немецкой слободе, где жил Буссов, но и в боярских хоромах.
Трудно предположить, чтобы такие «баловни судьбы», как Никитичи, считавшие себя первыми среди прочих, не испытывали досады от того, что царский венец их род миновал. Конечно, никому из них не приходило в голову, что фактически Борис Годунов получил корону не из рук Фёдора Иоанновича, а из рук Царицы Ирины, своей родной сестры. И здесь о «царском корне», которым так всегда тщеславились Романовы и их апологеты, вообще речи вести нельзя.
Ирина Годунова и Романовы никакими близкими кровнородственными узами не были связаны. Ирина же Фёдоровна была Царицей законной, общепризнанной, и только после её одобрения, её благословения Борис Фёдорович дал согласие стать Царём. В историографии же со времен Н. М. Карамзина этот принципиальнейший «момент» вообще исключается, как правило, из поля зрения. Всё сводится к генеалогическим построениям вокруг первой жены Иоанна Грозного — Анастасии, родство с которой якобы открывало законный, легитимный путь к престолу. Но если Анастасия — «царскосанная» первоосновательница, то почему же Ирина таковой не является? Подобный вопрос обычно повисает в воздухе; точнее говоря, он просто вообще не возникает!
Почему двоюродный брат Царя Фёдора Иоанновича, например Фёдор Никитич, ближе и приемлемее для наследования престола, чем шурин Царя Борис Годунов? В первом случае имеется в виду кровнородственное родство, а во втором брачнодуховное. В русском же историческом контексте «духовное родство» не считалось ниже кровных связей, оно во многих случаях являлось даже значимее. Что же современники тех событий о духовной первооснове русского бытия, о «родстве во Христе», не знали? Конечно, они всё знали и всё понимали, но Борис Годунов мешал всем правителям, пришедшим ему на смену.
По рождению Анастасия Романовна Захарьева-Юрьева, дочь окольничего, не была «царского роду». Она таковой стала после замужества в 1547 году с Иоанном Грозным. Пять братьев Никитичей не её прямые потомки, а родственники по боковой, «братской» линии — племянники. Их отец Никита Романович, умерший в 1586 году, породнился с Царским Домом через брак своей сестры, начал считаться «царским сродником». Но ведь таковым же являлся и Борис Годунов, после того как Ирина стала супругой Царевича, а потом Царя Фёдора Иоанновича. Однако многолетняя целенаправленная антигодуновская «пропаганда», иного слова тут и подобрать нельзя, настолько всё исказила и извратила, что потерялись все первичные ориентиры и смыслы.
Невзирая на «нюансы» фамильного родословия, Романовы кичились именно своей «царскородностью». Подобная горделивость неизбежно прорывалась в разговорах, в собеседованиях с друзьями, родственниками и знакомыми. Интересная подробность содержится в записках Исаака Масса. В одном месте он обмолвился, что Романовы «держали себя как цари», а в другом описал эпизод, относящийся к моменту принятия Борисом Годуновым престола.
«Говорят, что Фёдор Никитич по возвращении домой сказал своей жене: ‘‘Любезная! Радуйся и будь счастлива. Борис Фёдорович — Царь и Великий князь всея Руси”. На что она в испуге отвечала: “Стыдись! Чего ради отнял ты корону и скипетр от нашего рода и передал их предателям любезного нашего Отечества?”, и жестоко бранила его и горько плакала. Он, разгневавшись, в злобе ударил её по щеке, а прежде и худого слова никогда ей не выговаривал. Говорят, что после она советовалась с братьями своего мужа, Иваном и Александром, и их родственниками о том, как бы извести Царя и весь дом его; но это известие неверно...»^*®.
Была ли такая сцена или нет — теперь уже и не узнать. Голландский купец передаёт слухи, распространенные среди торговых и приказных людей, с которыми ему приходилось много общаться. Подобные суждения можно воспринимать как отражение, хотя и деформированное, того, что много позже получило название «общественного мнения». Разговоры о «недостойности » Царя Бориса Романовыми велись, что уже само по себе являлось государственным преступлением. Намеревался ли некто из Романовых ворожбой вызвать на голову Царя Бориса напастья, или даже кто-то собирался его отравить —
