приезжали Морзы или кто еще богатый и именитый вроде чилийского миллионера Артуро Лопеса, их принимали на высшем уровне — шикарные обеды с шампанским и изысканными блюдами. Но никто и никогда в доме Дали не ночевал, спать гости уходили в Кадакес, в гостиницу, или, если прибыли на яхте, то к себе в каюту. Мне сейчас припомнился стишок, опубликованный на последней странице «Литературной газеты» в 70-е годы. Последняя, шестнадцатая, страница, если кто помнит, была отдана сатире и юмору. Так вот автором этого стихотворения был «людовед» Евгений Сазонов, автор вымышленный, как и Козьма Прутков. Вот его творение:
Автор романа «Бурный поток» писатель Евгений Сазонов среди гостей Сальвадора Дали так и не объявился, зато прославленный советский композитор Арам Хачатурян напросился-таки к нему в гости. Он дожидался хозяина в гостиной часа два, угощаясь шампанским. Наконец, Дали появился. Совершенно голый, но с саблей в руке. Оседлав трость, под звуки сочиненного гостем популярного танца с саблями, он проскакал вокруг композитора пару кругов и удалился. Ошарашенному гостю объявили, что аудиенция окончена.
Мы привели эту байку лишь в качестве примера тех экстравагантных шалостей, что позволял себе избалованный славой художник, считавший, что ему все позволено.
На доме Дали красуются два огромных белых гипсовых яйца, в прибрежных водах возле дома плещутся два белоснежных лебедя, а в самом доме, как мы уже знаем, комната Галы также в форме яйца. Проницательный читатель наверняка уже догадался, что это связано с античным мифом, на тему которого написана «Атомная Леда».
Леда, жена спартанского царя Тиндарея, прекраснейшая во всей Греции женщина, понравилась сердцееду Зевсу. Громовержец соблазнил ее, обратившись в лебедя, и Леда снесла яйцо, из которого появились на свет дочь Зевса Клитемнестра и сын Полидевк. У Леды уже были дети от царя Тиндарея — прекрасная Елена, жена Менелая, полюбившая Париса, и сын Кастор. Братья стали неразлучны и совершили вместе много подвигов. Кастор, рожденный Ледой от человека, был смертным, а Полидевк — бессмертным. Когда смертельно раненый Кастор умирает, Полидевк хочет умереть вместе с ним и просит своего отца Зевса лишить его бессмертия. Зевс решил так: неразлучные Диоскуры день проводят на Олимпе вместе с бессмертными богами, а день — в мрачных чертогах Аида.
Кастором и Полидевком, как помним, воображали себя в дни тесной дружбы Лорка и Дали, теперь же в сознании художника этот миф преломился под другим углом: близнецом Кастором стала Гала.
В «Дневнике одного гения» он пишет, что когда жена устала позировать во время работы над «Атомной Ледой» и присела у его ног, он почувствовал «теплоту, которая могла исходить разве что от Юпитера, и я изложил ей свой новый каприз, который на сей раз представлялся мне совершенно неосуществимым:
Что ж, женщине это сделать нетрудно. «Снесенные» Галой яйца наверняка были куриными.
«Ядерный мистицизм», так прекрасно ужившийся в «Атомной Леде» с античной мифологией, дополнился по приезде художника из Америки новой темой — христианством. Действительно ли богохульник уверовал в Бога и стал ревностным католиком, как это случилось с его отцом в последние годы жизни, или, как думают некоторые исследователи его творчества, это был стратегический конъюнктурный ход, с тем чтобы во франкистской Испании, где католицизм остался, по сути, государственной религией, его не преследовали за грехи молодости и признали правоверным и верноподданным? Едва ли обращение к вечной теме продиктовано хоть в малой степени вышеизложенными соображениями. Что касается его политических убеждений, он всегда был искренне привержен монархизму, поэтому диктатор Франко был ему близок, а приближение художника к теме христианства было связано и с преклонением перед мастерами прошлого, у которых эта тема была основой их творческого мировоззрения, и с искренней верой в непреходящие ценности великого учения Христа.
Психоаналитик Пьер Румгер, с кем Дали довольно тесно общался в 50-е годы, в своей статье «Далианская мистика перед лицом истории религий» (она помещена в качестве приложения к «Дневнику одного гения») пишет, что художник «оказался единственным среди великих, который умудрился путем психической работы своего воображения (по меньшей мере) превратить свой собственный повседневный “католический, апостольский римский” опыт в художественную материю высокого стиля, способную одновременно оставаться конформной и духу догмы (как о том свидетельствует встреча с Его Святейшеством папой Пием ХII), и духу сюрреализма — во всяком случае, главному в нем: психическому механизму имажинативного творчества…» С этим нельзя не согласиться, и следует добавить, что сюрреализм в работах христианского периода изживается свежим восприятием традиции. Еще очень важным фактором верного толкования картин христианской тематики является, по мнению доктора Румгера, и то, что Дали «напрочь забывает все случайные исторические суперструктуры и раскапывает погребенные где-то в самой глубине наиболее архаические наслоения, представляющие собой древнейшее наследие периодов тысячелетней давности».
Первой в этом цикле можно считать написанную в 1949 году небольшую работу под названием «Мадонна Порт-Льигата». Она написана в максимальном приближении к эстетическим критериям Возрождения, даже палитра напоминает Леонардо да Винчи, не говоря о пропорциях и композиции. Художник этого и не скрывает, открыто цитируя деталь из «Мадонны с младенцем и святыми» Пьеро делла Франческа. Эта деталь — яйцо, но оно уже несет совершенно иное осмысление, нежели в «Атомной Леде». Оно свисает на нити с раковины прямо над головой Богоматери, и это, как пишет Дали в своей книге «50 секретов магического мастерства», приведя там же и репродукцию с картины Пьеро делла Франческа, далеко не случайно. Автор дает очень сложное толкование символа яйца в христианстве со своими подтекстами и объяснениями в духе далианской логики. Признаюсь, читатель, что феномен Дали характеризуется еще и хаотичным переплетением на первый взгляд стройных и кажущихся диалектическими мыслей, которые порой просто непонятны и с превеликим трудом воспринимаются. Поэтому предлагаем любопытствующему читателю самому почитать этот текст, где среди всего прочего яйцо это трактуется как символ тайны непорочного зачатия.
Лику Мадонны на своей картине Дали не побоялся придать черты своей жены. Как к этому отнесся и счел ли кощунством Его Святейшество, кому художник показал эту работу во время десятиминутной аудиенции в ноябре того же 1949 года, неизвестно. Если Дали спрашивали о мнении римского папы относительно картины, он обычно сворачивал на то, что целью визита к Его Святейшеству была просьба разрешить им с Галой обвенчаться. Но это по католическому вероисповеданию сделать было невозможно: первый муж Галы Поль Элюар был еще жив, а она была с ним обвенчана, поэтому главный блюститель церковных законов, понятное дело, отказал.
О своей глобальной мировоззренческой метаморфозе заявил художник и в своей лекции, с которой он выступил в октябре 1950 года в барселонском «Атенее», где, как помнит читатель, Дали читал ровно двадцать лет назад свою скандальную лекцию с пропагандой сюрреализма.
Зал был полон. Лектор заявил, что был богохульствующим сюрреалистом, а теперь его творческим и жизненным кредо является католический мистицизм, и все испанские художники должны обратить свой взор вспять, к Сурбарану и Веласкесу, и достичь духовного первенства во всем мире в лучших имперских
