Работа оказалась перспективной. Во-первых, рисом за все не расплатишься, поэтому большую часть его продавали, получая взамен деньги. Купцы и за это брались с радостью, поскольку обслуживание каждых 40 коку риса приносило купцу 3/4 рё комиссионных. Во- вторых, высокопоставленная клиентура жила на широкую ногу и нередко тратила свои пайки еще до их получения. Купцы и тут выручали — давали деньги в долг под будущий рисовый паек (с процентами, конечно). А получив на складе рис, продавали его оптовым торговцам совсем по другим ценам. Некоторые хатамото хозяйствовали так, что делали рисовые долги на несколько лет вперед. В 1724 году в столице насчитывалось 22 тысячи хатамото и гокэнин, состоявших на довольствии. Их обслуживали 109 лицензированных купцов-посредников — на каждого приходилось около 200 клиентов [Китахара, 2008].
Самые удачливые торговцы сколотили приличные состояния. Купцы широко гуляли в Ёсивара и регулярно посещали театр кабуки. Среди них появились меценаты. Одно время в столице было очень популярно выражение “восемнадцать тузов” (дзюхати дайцу) — так называли самых богатых и уважаемых купцов, которые покровительствовали театру. Если актеры кабуки считались законодателями моды, то богатые купцы были ее почти бескорыстными распространителями: они первыми шили себе одежду новых расцветок и фасонов, которые затем проникали в массы.
За право обслуживать воинскую элиту в купеческой среде шла борьба, и кому попало это право не доставалось. Элита жила обособленно в своих усадьбах, а во время путешествий останавливалась в специальных гостиных дворах (хондзин). Обслуживать ее могли только проверенные и самые надежные торговцы (гоё сёнин) с государственной лицензией (кабу). Чтобы ее получить, требовались безупречная репутация (ее подтверждал совет торговой гильдии) и немалые деньги (лицензию покупали). Взамен обладатель лицензии получал ряд преимуществ, главным из которых был доступ к обслуживанию самой состоятельной части правящего сословия. Все перестановки и назначения в гильдии торговцев сопровождались подарками и подношениями. Некоторые случаи укладывались в традиционный ритуал, другие выходили далеко за его рамки и очень напоминали взятки.
Хатамото
Эдо часто горел, а вместе с ним горели и рисовые склады в разных частях города. В 1734 году с их разбросанностью было покончено — в районе Асакуса построили два огромных хранилища, куда со всей страны стекался рис. По соседству с хранилищами быстро вырос городок из купеческих лавок. Торговцы рисом достигли наибольшего влияния и богатства в конце XVIII века, при покровительствовавшем им Танума Окицугу (1719–1788), которого считают крестным отцом японской коррупции. Благоволивший своему главному советнику десятый сёгун Иэхару умер в 1786 году, и Танума Окицугу был сразу же смещен со всех постов. А вслед за этим был издан указ о списании всех денежных долгов хатамото и гокэнин перед купцами. К тому времени эти долги составляли астрономическую сумму — 1 миллион 200 тысяч рё золотом. Такие деньги могли пошатнуть основы традиционной морали и социальной иерархии. Неофициальные, но многочисленные свидетельства купцов и их помощников говорят о пренебрежении богатеев того времени к своим должникам из числа гокэнин и даже хатамото. Пришедших просить денег взаймы самураев купцы подолгу заставляли ждать, вынуждали говорить со своими приказчиками и унижали иными способами, что еще недавно было совершенно немыслимо.
Впрочем, правящее сословие в долгу не оставалось. Пока процедура выдачи рисовых пайков не была всесторонне регламентирована, купцы нередко опаздывали с самурайскими векселями. Заложивший свой рис хатамото с помощью различных ухищрений успевал забрать его первым, и купец уходил со склада несолоно хлебавши. Далеко не каждый обведенный вокруг пальца кредитор рисковал наведаться в усадьбу хатамото и высказать ему, что он думает по этому поводу: как уже отмечалось, социальный статус купечества в токугавском обществе был низким. В середине XVIII века мошенничество с векселями приняло такой масштаб, что в 1766 году бакуфу запретило выдачу риса своим вассалам напрямую — только через торговцев-посредников.
Когда увязшие в долгах самураи переставали вызывать доверие кредиторов, последние попросту теряли к ним интерес и не реагировали на просьбы о новых займах. Это осложняло элите жизнь, но кое- какие варианты у нее оставались. Высокоранговый самурай временно нанимал на службу владеющих оружием крепких ребят (их называли кураядоси) из числаронинов, а то и якудза и поручал им договориться с кредитором насчет очередного займа. У многих получалось. В 1795 году в Эдо была схвачена группа таких наемников — более десяти человек. Их нестрого осудили и выслали из столицы. Но такие аресты случались нечасто, и для защиты от рэкета купцы тоже начали нанимать ронинов в приказчики (тайданката). Платили им не просто хорошо, а очень хорошо, так что и на службу к сёгуну идти было не нужно. Самые умелые и напористые тайданката не только защищали хозяев от неприятностей, но и иногда ухитрялись получать старые долги по векселям.
В общем, за сто лет вокруг рисовых выплат сложилась нездоровая обстановка, и бакуфу вынуждено было вмешаться. Вторая половина XVIII века стала периодом культа богатства и разгула коррупции, вызвавших масштабную реформу годов Канъэй. Позднее контроль за деятельностью рисовых посредников был ужесточен.
В токугавском обществе всем сословиям жилось нелегко. Свои трудности были и у торговцев. Прежде всего торговцем было невероятно трудно стать. Для всех, кроме старших сыновей купцов, путь существовал один — через ученичество. Набирали в ученики вторых-третьих сыновей крестьян и городских разночинцев. Первые пять лет ученик (дэтти или кодзо) работал в лавке уборщиком, нянькой, прачкой, кухонным работником, посыльным, кем угодно. Работал с раннего утра до позднего вечера, но денег ему не платили — предоставляли только крышу над головой, кое-какую одежду и более чем скромный рацион. Навещать родной дом ученику не разрешалось. Через пять лет завершался первый этап ученичества. Этот рубеж приурочивали к достижению совершеннолетия (гэмпуку). Однако примерно половина учеников не выдерживала такой жизни и оставляла лавку — а вместе с ней и мечту о карьере торговца — гораздо раньше. Тех, кто выдерживал, ждали следующие пять лет. После десятилетнего обучения молодой человек становился помощником приказчика (тэдай) и получал свою первую зарплату. Это давало ему возможность нормально питаться и посещать увеселительные заведения. Кроме того, у него появлялось право на ежегодный отпуск и посещение своей семьи, из которой он ушел десять лет назад. Некоторым даже настоятельно рекомендовали это сделать, обещая вызвать сразу, как только их услуги понадобятся. Но во второй дом из первого возвращали далеко не всех, избавляясь, таким образом, от работников средних способностей. Вызывали только самых перспективных — это был конкурсный отбор в гильдию. Те, кому удалось закрепиться в помощниках, работали еще примерно десять лет, прежде чем могли рассчитывать на осуществление большой мечты — получение должности приказчика в лавке (банто). Приказчик уже считался полноценным членом сообщества — ему разрешалось иметь собственное жилье, жениться и заводить детей. Согласно токугавской статистике, из ста тэдай приказчиком становился один, и про таких говорили, что их жизнь удалась. Выше этого достижения могло быть только одно — отделение от своего многолетнего патрона и наставника и превращение в его партнера (норэнвакэ), то есть открытие собственного дела. Это случалось совсем редко.
Ученик торговца и помощник приказчика
Так что в войне за кредит самурайской элите противостоял во всех отношениях закаленный и
