воздаяние отдадим противникам нашим. А сейчас — только призывайте бога — с восьмого часа мы будем их преследовать, тогда будет с нами благодать божия — помощь христианам».
Князь Владимир Андреевич, воздев руки к небу, сказал: «Боже отцов наших, сотворивший небо и землю, перед нами враг, нас преследующий. Не дай, господи, порадоваться врагу нашему дьяволу! Мало нас накажи, а много помилуй! Милость твоя бесконечна». Сыны русские из полка его плакали, видя друзей своих погибающими, и непрестанно рвались они в бой, как приглашенные на свадьбу сладкого вина пить. Но Волынец запретил им это: «Подождите немного, буйные сыны, есть когда вам утешиться, есть с кем веселиться».
Настал восьмой час, и вдруг южный ветер потянул сзади. И воскликнул Волынец громким голосом: «Князь Владимир, час пришел, время приблизилось!». И снова сказал он: «Друзья и братья! Дерзайте! Ибо сила святого духа помогает нам!».
Единомысленные друзья выехали из дубравы зеленой, как искусные соколы на большие стада журавлиные напали, так и эти витязи, направленные крепким воеводою. Были они как Давидовы отроки, сердца у них были львиные, были они подобны львам, нападающим на стадо овец.
Поганые же, видя это, воскликнули: «Увы нам! Русские нас мудрее: худшие с нами бились, а лучшие сохранились!». И повернули вспять, показали спины, побежали. Сыны русские силою святого духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба били их, — как леса валились, как трава под косой стлалась. Бежали татары, говоря по-своему: «Увы тебе, славный Мамай! Высоко вознесся — в ад сошел!». Многие наши и раненые помогали сечь их без милости. И никому из татар не убежать — их кони притомились.
Мамай же, видя свою погибель, стал призывать своих богов: Перуна, Колавата, и Раклия, и Гурка,* и великого помощника своего Магомета.* И не было помощи им от них, ибо сила святого духа, как огонь, пожи-гает их. Татарские полки русскими мечами секутся.
Мамай же, увидев новых воинов, сказал: «Бежим, ничего хорошего нам не дождаться, свои бы головы спасти». И тотчас побежал с четырьмя своими мужами.
Кое-кто, а было их много, за ними погнались, но не догнали, потому что кони у Мамая были неутомленные, и возвратились погнавшиеся.
И увидели они тела мертвых по обе стороны реки Непрядвы, там, где было место непроходимое для русских полков. Все они были убиты святыми мучениками Борисом и Глебом, как это провидел Фома- разбойник, когда стоял в сторожевом отряде. А те, кто погнались за татарами, догнав их, возвращались каждый под свое знамя.
А князь Владимир встал на поле битвы под черным знаменем. И не нашел он в полку брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича. И повелел трубить в сборную трубу. И подождал час, и не нашел великого князя, и стал с плачем говорить: «Братья мои милые, кто видел и кто слышал своего пастыря, великого князя?». И стал он рыдать и кричать и по полкам ездить, говоря: «Поражен пастырь — овцы разбредутся.* Для кого же эта честь? Кто победителем явится?».
И сказали ему литовские князья: «Мы думаем, что он жив, но тяжело ранен. Может быть, он среди мертвых лежит». Другой воин сказал: «Я видел его в пятом часу, он крепко бился с врагом своей палицей». Еще один сказал: «Я видел его позднее, он бился, и четыре печенега налегали на него». Юрьевский юноша, некий князь по имени Стефан Новосильский, сказал: «Я видел его перед самым твоим приходом, пешим шел он с побоища, был тяжко ранен. Я не помог ему, потому что гнались за мной три татарина, но милостью божьей я едва от них спасся и очень от них натерпелся». Князь Владимир сказал: «Знайте, друзья и братья, если кто найдет живым брата моего, воистину будет первый его рачитель».
Дружинники рассыпались по огромном побоищу, ища победителя. И нашли Михаила Андреевича Бренка убитого, в одежде и шлеме великого князя. Другие же нашли князя Федора Семеновича Белозерского, приняв его за великого князя, потому что он был на него похож.
А два неких воина отклонились направо, один из них по имени Сабур,* а другой — Григорий Холопищев,* родом оба костромичи. Они чуть отъехали с побоища и нашли великого князя раненого, лежащего под срубленным деревом березовым. Увидели его, соскочили они с коней и поклонились ему. Сабур же скорее возвратился, чтобы поведать князю Владимиру, и сказал: «Князь великий здравствует и вовеки царствует!». Услышав это, обрадовались князья и воеводы и поспешили к нему и, пав к его ногам, сказали: «Радуйся, наш князь! Ты древний Ярослав* победитель, ты подобен храбростью царю Александру,* победителю врагов, ты истинный борец за Христову веру! Нечестивому царю беда и позор, а тебе честь и слава!». Князь великий едва проговорил: «О чем вы говорите, скажите мне истину!». И сказал князь Владимир Андреевич: «О великий государь наш, защитник православия, веры Христовой последователь, храбрый воин небесного царя! По милости божьей и пречистой его матери, и усиленными молитвами родственников твоих, Бориса и Глеба, и молением святителя русского Петра митрополита, и его помощника, нашего вдохновителя игумена Сергия, и всех святых молитвами враги наши побеждены, а мы спасены».
Князь великий, услышав это от брата своего, сказал: «Возвеселимся и возрадуемся в этот день, который сотворил господь!». И еще он сказал: «Велик ты, господи, и чудны дела твои — вчера был плач, а наутро — радость!».* И снова сказал он: «Славлю тебя, боже мой, и почитаю имя твое святое за то, что не дал нас на погибель врагам нашим, не дал похвалиться иному племени, которое не знает и не почитает имени твоего святого, замыслившему на нас злое. Ты судил, господи, их по правде твоей. Да прекратится злоба нечестивых! Я же, раб твой, и все православные, мы надеемся на тебя и почитаем имя твое святое вовеки!».
И привели великому князю коня, и посадили его на коня, и, выехав на поле битвы, увидел он множество убитых из своего войска, а поганых — в семь раз больше. И обратился великий князь к Волынцу и сказал: «Действительно, Дмитрий, ты мудр, и не лживы были приметы твои. Подобает тебе всегда воеводой быть».
И стал великий князь Дмитрий Иванович с братом своим, князем Владимиром, и с литовскими князьями, и с иными князьями и воеводами многими ездить по побоищу, стеная сердцем и слезами умываясь. И наехал он на место, где лежат князья белозерские, все вместе убиты они были: они храбро бились и друг за друга погибли. Тут же лежит и Микула Васильевич. Над ним встав, князь великий восхвалял их и оплакивал: «Братья мои милые, сыны русские! Если имеете дерзновение ко господу, молитесь за нас, я знаю, что бог вас послушает, чтобы нам быть в царствии небесном с вами!».
Он переехал в иное место и нашел своего наперсника любимого Михаила Андреевича Бренка, а близ него убитый лежит Семен Мелик, четвертый страж крепкий, тут же лежит Тимофей Волуевич. И стал над ними велизкий князь, вздохнул из глубины сердца своего и с плачем великим сказал: «Братья мои милые, возлюбленные, вы убиты из-за сходства со мной! Какой раб мог бы так господину служить, как тот, который вместо меня сознательно на смерть пошел. Воистину подобен ты древнему Авису,* который был в полку Дария, царя персидского. Тот поступил так же, как и любимый мой Михайло Бренко». И еще сказал: «О стойкий мой страж Семен Мелик! Твоею крепкою стражей мы охранены».
Переехал он на другое место и увидел Пересвета чернеца, лежащего убитым, а близ него лежит знаменитый богатырь татарский, и, обратившись, сказал: «Видите, братья, того, кто начал. Он победил подобного себе, от которого испили бы многие горькую чашу».
И снова стал он на месте своем и повелел трубить в сборные трубы и людей созывать. Доблестные его дружинники, испытавшие свое оружие об измаильтянших сынов, со всех сторон брели на трубный глас. Собирались они, ликуя, весело, и песни пели — те — воскресные, эти — богородичные, другие — мученические и другие в том же роде.*
Когда собрались все люди, князь великий, посреди них встав, плача и радуясь, сказал: «Братья, князья русские и бояре местные, вы все сыны Русской земли, вам подобает так служить, а мне — награждать вас по достоинству. Если бог меня спасет и я буду на своем престоле, на великом княжении московском, тогда я одарю вас. А сейчас мы так сделаем: пусть каждый похоронит ближнего своего, чтобы не дать на съедение зверям тела христианские».
Князь великий стоял за Доном восемь дней, пока разобрали тела христианские от нечистых. Христиан схоронили, сколько успели, а нечестивых бросили на съедение зверям.
Поганый царь Мамай бежал отсюда и добежал до моря, где стоял город Кафа.* Утаил он свое имя. Он был узнан неким купцом, и тут убит он был фрягами. Таак он загубил свою жизнь.
Князь великий Дмитрий Иванович с братом своим, с князем Владимиром, и с литовскими князьями и
