с оставшимися воеводами стал на поле битвы. Страшно, братья, смотреть на это: лежат трупы человеческие, как стога сена, а Дон-река кровью текла. И сказал князь Дмитрий: «Сосчитайте, братья, скольких князей нет, и скольких воевод нет, и скольких младших дружинников нет». И говорит Михайло Александрович, боярин московский: «Нет у нас 40 бояр московских, да 12 князей белозерских, да 20 бояр коломенских, да 40 бояр серпуховских, да 30 панов литовских, да 90 бояр новгородских, да 35 бояр владимирских, да 25 бояр ростовских, да 40 бояр муромских, да 50 бояр суздальских, да 24 бояр ростовских, да 20 бояр дмитровских, да 60 бояр можайских, да 30 бояр звенигородских, да 15 бояр углецких. А всего, князь, нет у нас больше людей из князей, из бояр, из великих людей, из местных воевод и детей боярских и младших чинов во всех полках 253 000».
И сказал князь великий: «Братья, князья русские, и бояре, и младшие чины, вам, братья, суждено богом место между Доном и Мечей, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Вы положили свои головы за землю Русскую и за веру христианскую. Простите меня, грешного, и благословите в этом веке и в будущем!». Сам князь великий Дмитрий Иванович с братом своим, князем Владимиром Андреевичем, и с литовскими князьями, и со всеми оставшимися силами пошел в свою землю Залесскую* к славному городу Москве. И многие вельможи поехали служить к великому князю от Ольгерда Литовского и Олега Рязанского. И рассказали безумные их замыслы. Князь великий велел посадить их рядом, памяти ради. Аминь.
СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ
ОСНОВНАЯ РЕДАКЦИЯ, ПЕЧАТНЫЙ ВАРИАНТ
В год 6888 была эта битва и эта победа на Дону, и так случилось, что пришлось православным христианам биться с безбожными агарянами, и бог возвысил род христианский, а поганых унизил и разгромил их свирепость; так же когда-то победил Гедеон мадиамлян* и Моисей — фараона.* Также и теперь подобает нам поведать о величии божием — как сотворил господь волю боящихся его и как пособил он православному великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу.
В тот год по божьему попущению, по дьявольскому наущению поднялся царь из восточной страны по имени Мамай, язычник по вере и рождению, идолопоклонник и иконоборец, злой ненавистник и враг христиан. Вошел в его сердце подстрекатель дьявол, который всегда строит козни христианам, научил его разорить православную веру во всем христианском мире, чтобы не славилось имя господне в тех людях. Но господь что хочет, то и совершает.
И пошел князь ордынский Мамай, а с ним все князья ордынские со всеми силами татарскими на Русь к Москве, на великого князя Дмитрия Ивановича. А еще наняли они рать: басурманов, армян, фрягов, черкас, ясов, буртасов,* буерасов.
И великий князь Олег Рязанский пошел к Мамаю на помощь, объединившись с Литвой, и великий князь Ягайло Литовский* со своей силой: литвой, жмудью, ляхами, немцами.
Позавидовал безбожный царь Мамай древнему Батыю* и стал расспрашивать старых язычников, как Батый завоевал Киев, и Владимир, и Ростов, и всю Русь и как князя Юрия Дмитриевича* и многих православных князей перебил, и монастыри осквернил, и вселенскую пречистую церковь златоверхую разграбил.* В ослеплении того не понимал нечестивый, что, как угодно господу, так п будет. Ведь так же когда-то Иерусалим за грехи был завоеван мерзким Навуходоносором, царем вавилонским.* Но не до конца прогневается господь, не вовеки враждует.*
Услышав все это, безбожный царь Мамай, подстрекаемый дьяволом, который непрестанно борется с христианами, стал говорить своим алпау-там, князьям и уланам:* «Не хочу я делать так, как Батый. Князя их я изгоню, а те города, которые прекрасны, — хочу завладеть ими тихо и безмятежно». Но рука божия высока. Через некоторое время после этих разговоров царь Мамай перешел великую реку Волгу со всеми своими силами и соединился со многими ордами. Говорил он им так: «Обогатитесь русским золотом». И пошел на Русь, ярясь как лев, пыша злобой как неутолимая ехидна. Дошел он до устья реки Воронеж,* и распустил свое войско, и повелел своим улусам: «Пусть никто из вас не пашет хлеба — будете в Русской земле на готовых хлебах».
Услышал князь Олег Рязанский, что царь Мамай кочует поблизости и идет на Русь ратью, на великого князя Дмитрия Ивановича, и уже стоит на Воронеже. Скудость ума была в голове князя Олега Рязанского, а в сердце его сатана вложил свои ухищрения, и вот что Олег замыслил — стал посылать пбслов своих к Мамаю царю со многой честью и дарами и грамоту написал к нему таким образом: «Восточному и великому царю Мамаю — я, твой присяжник, Олег Рязанский, бью челом. Я слышал, о господин, что ты многославен и грозен и что идешь ты на Русь, на твоего ставленника и служебника,* князя Дмитрия Московского, хочешь его запугать. Сейчас, господин, самое время идти, ибо его земля полна золота и всякого богатства. Знаю я, всесветлый царь, что Дмитрий — человек кроткий. Когда он издалека услышит о твоей ярости, то убежит от тебя, царь, в дальнюю область, в пустое и необитаемое место. А золото и богатство в твоих руках будет. Меня же, раба твоего, власть твоя да пощадит. А я для тебя Русь устрашаю и князя Дмитрия. Еще, царь, молю тебя: хотя мы оба твои рабы, но я великую обиду принял от князя Дмитрия Московского; помимо прочего, когда я в своей обиде твоим именем ему грожу, он и об этом не беспокоится. А еще он мой город Коломну себе взял.* Обо всем этом прошу тебя, царь, не отвергни моей просьбы».
Послал он и к Ольгерду, князю литовскому, другу своему, написав ему грамоту;* послал посла своего к велеречивому и великому и к веле-умному Ольгерду, князю литовскому, сообразив худым своим умом, написал ему такую грамоту: «Великому князю Ольгерду Литовскому — Олег Рязанский. Радуйся! Я знаю, что ты давно задумал московского князя изгнать, а Москвой завладеть. Сейчас настало время — великий царь Мамай идет на него, хочет захватить землю его. Присоединимся же и мы к нему, пусть он даст тебе Москву и другие зависимые города, а мне — Коломну и города близ Мурома и Владимира. Ты и я пошлем послов своих к нему с дарами, сколько имеем, и ты напиши грамоту, как ты сам знаешь лучше меня. Я написал, но не послал, хочу вместе с тобой. Жду твоего совета».
Пришел посол и подал Ольгерду Литовскому грамоту от Олега. Ольгерд прочел грамоту и обрадовался, похвалил друга своего Олега великою похвалою, послал посла к царю с бесчисленными дарами и грамоту написал к нему: «Великому восточному царю Мамаю князь Ольгерд Литовский пишет: да радует тебя великая милость. Узнал я, что ты хочешь улус свой казнить — московского князя Дмитрия. И я прошу тебя, царь, — он ведь обиду учинил Олегу Рязанскому и мне зло причиняет. Мы оба тебя просим, пусть власть твоя настанет, и мы узнаем твое покровительство, и отомстит твое могущество за наше унижение от московского князя Дмитрия».
Все это они наговаривали на великого князя, а между собою решили: «Когда услышит он о царе и о нашей присяге, убежит в Новгород Великий или на Двину, а мы сядем на Москве и на Коломне, чтобы, когда царь придет, встретить его. А когда царь возвратится к себе, мы московское княжение разделим — часть к Вильне,* часть к Рязани;* мы знаем, что царь даст ярлыки-нам и потомкам нашим после нас». Но они сами не знали, что говорили, как глупые малые дети, ведь не понимали они божьей силы и господнего промысла. Бог дает власть тому, кому захочет. Воистину сказал господь: «Кто держится добродетели, не может быть без многих врагов».
А великий князь Дмитрий Иванович, являя образец смиренномудрия, и в высоком положении стремился к смирению. Он еще ничего не знал о том, что решили ближние его. О таких ведь сказано было: «Не помысли ближнему своему зла, и тебя не постигнет зло».* И еще: «Роющий яму, сам в нее попадает».*
Пришли грамоты, в согласии с их словами, от Олега Рязанского и Ольгерда Литовского к безбожному царю Мамаю, принесли к нему драгоценные дары и написанные грамоты. Посмотрел безбожный послания и сказал себе: «Хорошо они написали, однако оба они лгут». И стал советоваться с алпаутами своими. А они считали, что письма эти достоверны. И сказал царь: «Я думал, что они все, объединившись воедино, пойдут
