По завершении этого он вернулся туда, где находился прежде, и тут его одолело сильное желание ещё раз посетить Елеонскую гору до своего отъезда, раз уж не было воли Господней на то, чтобы он остался в этих святых местах.
На Елеонской горе есть один камень, с которого наш Господь вознёсся на небеса, и даже теперь <на нём> видны отпечатанные следы. Именно это он и хотел увидеть ещё раз. И вот, ничего не сказав и не взяв проводника (а ведь те, кто идёт туда без проводника — турка, подвергаются страшной опасности), он ускользнул от Других и в одиночестве отправился на Елеонскую гору. Стражники не хотели пропускать его. Он отдал им перочинный нож, который носил с собой. После этого, сотворив молитву и испытав немалое утешение, он ощутил желание пойти в Виффагию. Находясь. там, он снова вспомнил, что на Елеонской горе не разглядел толком, где был след правой ноги, а где — левой. Тогда, вернувшись туда, он отдал стражникам, кажется, ножницы, чтобы они его пропустили.
48. Когда в монастыре узнали о том, что он отправился вот так, без проводника, монахи приложили усилия к тому, чтобы разыскать его. И вот, спускаясь с Елеонской горы, он столкнулся с «подпоясанным христианином» [103], служившим в монастыре. Тот, увидев паломника, <держа в руке> большую палку, со страшным раздражением стал знаками показывать ему, что сейчас, мол, ему задаст.
Подойдя к паломнику, он крепко схватил его за руку, и тот позволил, чтобы его беспрепятственно вели. Но добряк так ни разу и не oтпустил его. Идя по этой дороге, <чувствуя> цепкую хватку «подпоясанного христианина», он получил от нашего Господа великое утешение, ибо ему казалось, что всё время он видел над собою Христа. И до тех пор, пока он не подошёл к монастырю, это <видение> продолжалось всё время, непрерывно и чрезвычайно ярко.
На Елеонской горе есть один камень, с которого наш Господь вознёсся на небеса, и даже теперь <на нём> видны отпечатанные следы (§ 47).
Идя по этой дороге, <чувствуя> цепкую хватку «подпоясанного христианина», он получил от нашего Господа великое утешение, ибо ему казалось, что всё время он видел над собою Христа (§ 48).
Глава V Паломник решает идти в Барселону учиться
49. Возвращаясь из Палестины через Кипр и пережив сильную бурю, <паломник> сходит на берег в Венеции. — 50–53. Он решает идти в Барселону учиться. По пути из Генуи проходит через Феррару и через лагеря императорских и французских войск. Его хватают как шпиона, унижают, и ему является Иисус Христос. Он садится на корабль в Барселону.
49. Паломники отправились в путь на следующий день [104] и, прибыв на Кипр, разделились по разным кораблям. В порту стояло три или четыре корабля до Венеции. Один <из них> был турецким <судном>, другой — крошечным корабликом, а третий — очень богатым и мощным кораблём одного богатого венецианца [105]. Хозяина этого судна некоторые паломники просили о том, чтобы он соблаговолил взять <на борт нашего> паломника; но хозяин, узнав о том что у того нет денег, не пожелал <этого сделать>, хотя многие упрашивали его, расхваливали и т. п. А хозяин отвечал: «Если он святой, так пусть путешествует, как путешествовал святой Иаков» — или что-то вроде этого. Те же самые просители без труда получили согласие капитана крошечного кораблика.
В тот день, когда они отправились в путь, с утра ветер был попутным, а к вечеру их застигла буря, из-за которой корабли разошлись. Большой <корабль> потерпел крушение возле тех же островов Кипра, и спаслись только люди. Турецкий корабль пропал вместе со всеми людьми в той же самой буре. Маленький кораблик перенёс много испытаний, но в конце концов пристал к берегу где-то в Апулии. Стояла уже настоящая зима, было страшно холодно и шёл снег, а у паломника не было другой одежды, кроме штанов из грубой ткани до колен, оставлявших икры голыми, башмаков, хубона из чёрной ткани со множеством разрезов на спинe [106] да короткой ропильи, толку от которой было мало.
50. В Венецию он прибыл в середине января двадцать четвёртого года, проведя в море <по пути> с Кипра весь ноябрь и декабрь, а так же миновавшую половину января. В Венеции его встретил один из двоих людей, взявших его к себе домой до его отъезда в Иерусалим [107] и дал ему в качестве милостыни пятнадцать или шестнадцать юлиев [108], а также кусок ткани, который он многократно сложил и Поместил себе на живот из-за стоявших тогда сильных холодов.
После того как означенный паломник понял, что воля Божия была в том, чтобы он не остался в Иерусалиме, он всегда ходил, размышляя о том, quid agendum(что делать? лат.), и в конце концов склонился к тому, что некоторое время ему нужно поучиться, дабы он мог оказывать помощь душам, и решил идти в Барселону. Поэтому он отправился из Венеции в Геную.
И вот однажды, когда он был в Ферраре, в главной церкви, совершая благоговейное поклонение, один нищий попросил у него милостыню, и он дал ему один маркетто [109], то есть монету в пять или шесть куатринов. Вслед за первым пришёл ещё один, и он отдал ему другую монетку, которая у него была, чуть побольше. A третьему он отдал целый юлий, поскольку у него остались только юлии. И вот, поскольку нищие видели, что он раздаёт милостыню
Маленький кораблик перенёс много испытаний (§ 49).
Когда он был в Ферраре, один нищий попросил у него милостыню, и он дал ему один маркетто (§50)
они только и делали, что подходили, и он роздал всё, что у него было. Наконец, сразу много нищих пришли просить милостыню. Он отвечал так: пусть, мол, его простят, но у него ничего больше нет.
51. Из Феррары он отправился в Геную. По пути он встретил нескольких испанских солдат, которые той ночью обошлись с ним радушно. Они крайне удивились тому, как ему удалось пробраться этим путём — ведь нужно было пройти почти посередине между двумя войсками, французским и императорским! [110] — и просили его свернуть со столбовой дороги на другую, безопасную, которую они ему указали. Однако он не внял их совету, а пошёл прямо прежним путём и наткнулся на сожжённую и разрушенную деревню. Поэтому до самой ночи он не нашёл никого, кто дал бы ему что-нибудь поесть.
А на закате солнца он подошёл к деревне, окружённой <солдатами>, и стражники тут же схватили его, думая, что перед ними шпион. Бросив его в домик близ ворот, они принялись его допрашивать, как обычно делается в тех случаях, когда есть какие-либо подозрения. На все вопросы он отвечал, что ничего не знает. Тогда его раздели и пристально осмотрели всего, до самых башмаков, и все части <тела>, чтобы увидеть, не несёт ли он какое-нибудь письмо. Но, не сумев ничего найти никакими способами, они взяли его, чтобы отвести к капитану: он, мол, заставит его говорить. И, хотя он просил, чтобы его отвели в его ропилъе, они не захотели отдать её, и повели его так, в вышеупомянутых
