Разумеется, загадку личности св. Игнатия пытались разгадать многие. Однако особый интерес к этой теме был проявлен уже в XX столетии, когда характер, душевный склад, особенности психики этого человека стали предметом не одного специального исследования. Возможно, одними из самых удачных работ, посвящённых этой теме, стали две статьи Маурисьо Ириарте (S.J.): Фигура и характер св. Игнатия Лойолы (1944 г.) и Личность Игнатия в свете производимых им оценок (1956 г.) [244]. Основываясь на этих статьях, можно попытаться набросать краткий психологический портрет этого необычного человека, получившего при рождении баскское имя Энеко, а при крещении — испанское имя Иньиго.
Но сначала — о его физическом типе. По классификации Кречмера, святой обладал «пикническим типом телосложения с явными элементами атлетического». При этом он был невысок ростом: 1 м 56 см. Рядом с таким высокорослым и статным человеком, как, например, св. Франциск Ксаверий, он мог показаться почти карликом. Однако в юности и молодости, до ранения в Памплоне, он не уступал никому в физической и военной подготовке. Даже после этого страшного ранения он остался неутомимым ходоком, способным пройти пешком более 70 километров в день.
Теперь — о его психологическом типе. Люди, знавшие Иньиго в юности, отзывались о нём примерно так: «ярко выраженный холерик, очень вспыльчивый и гневливый, дерзкий и пылкий. Честолюбив, любитель нарядно приодеться, поклонник карточной игры и женщин. Чрезвычайно щепетилен в вопросах чести, легко поддаётся гневу и не раздумывая вступает в стычку, но затем столь же легко идёт на примирение».
Уже из одного этого видно, что в Иньиго преобладало эмоциональное начало. Он был смел до дерзости, но, тем не менее, временами поддавался и страху. Мог внезапно рассмеяться, охотно и часто шутил; по слову Педро де Рибаденейры, он был «весело серьёзен и серьёзно весел». Не чужды ему были и эстетические эмоции: музыка и поэзия вызывали в нём живой и глубокий отклик, и то же самое можно сказать о красотах природы. Даже те формы, в которые облекалась его религиозность, подтверждают: преобладающую роль в его психической жизни играло начало аффективное.
Ему были знакомы резкие и внезапные перепады настроения: от радости — к печали, от уверенности в своих силах — к отчаянию. Святой был в избытке наделён тем, что принято называть «слёзным даром»: не только молитва или богослужение, но и, например, звёздное небо или весенние цветы могли исторгнуть у него обильные слёзы. Впоследствии он даже попытается регистрировать и классифицировать свои слёзы — по крайней мере, пролитые им во время Мессы.
Пожалуй, можно сказать, что он был словно соткан из контрастов — и вместе с тем эти противоречия оказались взаимно уравновешены, приведены к некоей глубокой гармонии. Педро де Рибаденейра даже сообщал, что врачи считали Игнатия (в позднем возрасте) меланхоликом, хотя по натуре он, несомненно, был холериком. Видимо, это следует отнести на счёт непрестанной напряжённой работы над самим собой, длившейся десятилетиями — работы, не прошедшей бесследно, но глубоко преобразившей весь душевный склад этого человека [245].
Сложная, с трудом достигнутая уравновешенность проявлялась не только во внутренней жизни св. Игнатия, но и в его отношениях с другими людьми, со «внешним миром» в целом. От природы он прекрасно разбирался в людях, мог без труда оценить их, понять особенности их характера. Он был реалистом, способным примениться ко времени и обстоятельствам. Отсюда проистекали и его общепризнанные организаторские способности. Кроме того, он мог интуитивно угадать великие порождающие идеи, витающие, так сказать, в воздухе эпохи, и принять их как руководство к действию. Это особенно поразительно потому, что в сравнении с этой интуитивной проницательностью, со способностью к интроспекции его сугубо интеллектуальные способности были достаточно скромны. Однако в гениальности (пусть хотя бы практической) ему не отказывал почти никто — даже заклятые враги.
Вот так, или примерно так, мог бы выглядеть «психологический портрет» св. Игнатия Лойолы. Понятно, что такой портрет невозможно набросать, учитывая лишь статические, «синхронические» элементы. Ведь и характер, и внешность этого человека претерпели громадные перемены. Так можно ли реконструировать динамику этого внутреннего развития, принимая во внимание прежде всего элементы «диахронические»?
Казалось бы, есть все основания надеяться на успех в этом деле:
ведь не кто иной, как сам св. Игнатий, рассказал о событиях своей жизни. Правда, не всей жизни, а лишь определённого её этапа — но всё же и это немало! Именно такой рассказ и лёг в основу того текста, который по большей части принято называть «Автобиографией» святого. Приглядимся же повнимательнее к этой не столь уж объёмной, но весьма значительной и отнюдь не простой книге.
II. «Автобиография» в контексте других сочинений св. Игнатия
Кое-какие вещи, которые он наблюдал в своей душе и находил полезными, смогут, как ему казалось, принести пользу и другим, и тогда он их записывал…
(«Автобиография», § 99)
Обычно св. Игнатию принято отказывать в литературных способностях. Не был он ни писателем, ни литератором (по крайней мере, в общепринятом смысле этого слова): таково преобладающее мнение по этому вопросу. Не согласных с таким мнением — считанные единицы.
Одно здесь бесспорно: никаких амбиций литератора у св. Игнатия не было. А в остальном — пусть о его литературных дарованиях (или об отсутствии таковых) судят сами читатели. Для начала же небесполезно будет перечислить все известные сочинения и документы, вышедшие из-под пера этого человека.
1.Ещё до своего обращения, находясь на службе у Хуана Веласкеса де Куэльяра (то есть, скорее всего, до 1517 г.), Иньиго сочинил стихотворение или поэму в честь св. Петра. Это произведение было бесследно утрачено.
2. В Лойоле, уже после ранения и обращения (то есть осенью — зимой 1522 г.), «он принялся с изрядным тщанием делать выписки в книгу: слова Христа — красными чернилами, а слова Богоматери
— голубыми» («Автобиография», § 11). Известно, что это были цитаты из Жизни Христа Рудольфа Саксонского и Золотой легенды Якова Bopагинoro. Иньиго заполнил этими выписками тетрадь объёмом в 300 страниц, которая также была утрачена.
3. Диего Лаинес сообщает, что Иньиго, «будучи человеком простым и умея читать и писать лишь на народном языке (т. е. по испански)», взялся сочинять (т. е., во всяком случае, начал это делать) книгу о Пресвятой Троице (MI, FN, I, р. 82). Этот трактат, о котором более ничего не известно, тоже утрачен.
4. Духовные упражнения в первоначальной редакции (начиная с пребывания Иньиго в Манресе в 1522 г.) и, возможно, часть их первого латинского перевода (Рим, 1541 г.).
5. Находясь в Палестине (04–22.09.1523 г.), св. Игнатий написал гноим знакомым в Барселону рассказ о своём паломничестве. Он не сохранился.
6. Два кратких Руководства (Directorios) к Духовным упражнениям(. Рим, 1553?-1556 гг.).
7. Рассказ св. Игнатия о его избрании Генеральным Настоятелем Общества и о первом принесении торжественных обетов в Соборе св. Павла 22.04. 1541 г.
8. Размышление о бедности для третьего рода выбора (Рим, 1544 г.).
9. Духовный дневник. Хотя св. Игнатий вёл его на протяжении многих лет, осталась от него лишь малая толика, охватывающая чуть больше года (с 02. 02. 1544 г. по 27.02. 1545 г.). Всё остальное было уничтожено самим святым.
10. Конституции Общества Иисуса. Начаты они были в 1541 г., наиболее интенсивная работа над ними шла в 1547–1550 гг. Св. Игнатий совершенствовал их в течение всей оставшейся ему жизни.
