восприятии мы имеем неопределенное, недостаточно различенное целое, обозначенное одним словом, напр., дом. Далее, мы различаем в нём части, напр. крыша, стена, окно, дверь и т. п. Высказывая суждения о целом, мы относим к нему эти части как предикаты, то одна, то другая часть сложного целого может исчезнуть, а целое тем не менее остаётся. Эти наблюдения служат поводом к мысли, что целое есть самостоятельное бытие, отличное от суммы своих частей, содержащее в. себе части как свойства. Такое целое называется вещью или субстанциею и считается подлинно сущим, более устойчивым и более основным бытием, чем изменчивые состояния его во времени (60). Если оно мыслится как относительно устойчивое, то называется вещью, если же ему приписывается абсолютная устойчивость, оно называется субстанциею. Понятие субстанции не остаётся чисто интеллектуально-формальным, оно дополняется ещё антропопатическими примышлениями, поскольку субстанция представляется как бытие, действующее страдающее (подвергающееся воздействиям) или хотя бы только обладающее свойствами.
Интеллектуально-формальные примышления Авенариус оценивает иначе, чем антропоморфические: в понятиях вещи и субстанции он видит полезное приспособление ума, служащее средством для восприятия изменения. В самом деле, изменение можно воспринимать и мыслить не иначе как в отношении к неизменному, остающемуся тем же самым предмету. Таким образом, понятие вещи есть психологически необходимая вспомогательная конструкция для мышления об относительной изменчивости, а понятие субстанции – для мышления об абсолютной изменчивости (§ 106). Однако в составе мира нет такого бытия, как вещь или субстанция; поэтому нужно вычеркнуть их из сферы реального и сохранить только в мышлении, как субъективный приём для представления изменения. Если же, повинуясь склонности примитивного ума объективировать всякую мысль, мы вообразим, будто существует такое бытие, как субстанции, то понимание мира этим будет не облегчено а только затруднено, думает Авенариус. Так, субстанция, напр. «душа» считается причиною душевных процессов, но субстанция неизменна а события душевной жизни изменчивы; поэтому непонятно, как одна и та же неизменная душа сейчас может быть причиною радости, а через несколько минут – горя.
Чтобы стать последовательным актуалистом, недостаточно вычеркнуть из состава мира субстанции. Как велика революция, производимая им в мышлении, оценит лишь тот, кто отдает себе отчёт в том, что актуализм считает все общие понятия, напр. всякое понятие свойства способности и т. п. (твёрдость, цветность, доброта, память и т. п.) субъективными построениями ума. Так, твёрдость стали означает для актуалиста только отдельные конкретные события сопротивления стали воздействиям на неё и больше ничего, тогда как идеал-реалист разумеет под этим словом отношения сил между частицами стали, обусловливающие сопротивление её. «X обладает памятью» – это значит для актуалиста, что в душевной жизни X происходили такие события: X взглянул на классную доску и у него возникло воспоминание о том, как он держал экзамен по химии; X читал стихотворение «Парус» и вспомнил, как он катался на лодке вблизи Гурзуфа, и т. п. По мнению актуалиста, понятие «память» есть только общая скобка для обозначения таких событий; и кроме указания на такие события, ничего больше не имеет в виду; таким же образом он истолковывает и всякое другое понятие способности.
Идеал-реалист полагает, что X не только переживает события припоминания, но ещё и обладает особым свойством, способностью «память» без которой были бы невозможны отдельные запоминания и припоминания. Актуалист же утверждает, что свойства, способности и т. п. не существуют как элементы мира и что мысль о них явилась как результат гипостазирования (превращения в вещь, в субстанцию), общих понятий.
Но общие понятия, согласно актуализму, суть не более как слова указывающие на. существование серии конкретных событий; следовательно, понятие способности лишено всякого самостоятельного содержания и прибавление способности к событиям нисколько не содействует пониманию того, как события возникли. Это становится особенно заметным при неумеренном пользовании понятием способности, напр. если на вопрос, почему часы показывают время, нам ответят – «благодаря своей часопоказательной способности».
Понятие закона актуалисты подвергают такой же критике, как и все общие понятия. Наблюдая, напр., явления падения камня, отклонение луны от прямолинейного пути и т. п., ум человека вырабатывает понятие закона тяготения и, следуя своей мифотворческой склонности, представляет себе закон как силу, господствующую над явлениями и подчиняющую их себе; между тем в действительности существуют только события движения тел в отношении друг к другу с ускорением, пропорциональным произведению их масс и обратно пропорциональным квадрату расстояния между ними, и общее обозначение этих событий посредством общего понятия закона тяготения.
Попробуем представить на каком-либо конкретном примере, что у нас останется, если вычесть все идеальные элементы бытия. Положим перед нами река Нева. Согласно актуализму здесь нет никаких атомов молекул и т. п., как субстанций, нет никаких сил, пребывающих свойств и т. д.; в особенности целое Невы не есть целостное единство как бы индивидуального существа, устойчивого в своих проявлениях. Для актуалиста река Нева есть не более как одновременно и последовательно существующие события смены цветов, стального, грязно-серого, голубоватого (при перемене освещений), давлений на дно, на тело купающегося, всплесков (при ударе веслом) и т. п. и т. п.
2. Защита идеальных начал против критики актуализма
Изгоняя антропопатические примышления, актуалисты борются не только против идеальных начал, но и против всякого олицетворения и одушевления природы, против всякого антропоморфизма. Однако нетрудно заметить, что на этом пути они заходят слишком далеко.
Действование, насилие, принуждение человек переносит с себя на другиепредметы, даже на неживую природу. Казалось бы, это значит, что в себе-то уж человек находит эти элементы бытия. Однако Авенариус рассуждает иначе. Изгнав эти элементы из внешнего мира, он обращается к внутреннему опыту человека и, опираясь на предвзятую предпосылку, согласно которой мы наблюдаем не самое действование, а периферические телесные изменения (в мышечной системе и т. п.), он отвергает и в самом человеке такие элементы бытия, как действование, насилие принуждение. Он хочет изгнать «человеческое» из природы самого человека. Но в таком случае, откуда же у человека зародились эти понятия?
Ведь мы вкладываем в них такое яркое, жизненное, непосредственно очевидное содержание.
Этот же вопрос возникает и по поводу интеллектуально-формального примышления понятия субстанции. Ничего вневременного Авенариус не признает. Поэтому понятие субстанции не может, согласно его теории, быть результатом абстракции; оно должно было возникнуть благодаря творческому акту мышления, В силу такого происхождения своего, а также согласно всему учению Авенариуса о составе мира понятие субстанции есть событие, текущее во времени, возникающее и исчезающее в нём подобно всем остальным событиям. Непонятно поэтому, как оно могло бы выполнить роль, приписываемую ему Авенариусом, – служить средством для мышления об изменении путём противопоставления изменения неизменному. Наконец, надо отметить, что не только мышление об изменении требует противопоставления его понятию неизменного, но и самый факт изменения возможен не иначе как под условием наличности неизменной основы: там, где нет тожественной основы, перемена наблюдается как смена, а не как изменение, напр. когда в кабинет зубного врача входит один пациент вслед за другим.
Учение о том, что временные процессы суть проявления сверхвременных субстанциальных деятелей, приводит к противоречиям и затруднениям лишь в том случае, когда сверхвременное бытие искаженно понимают, наделяя его временными свойствами, именно рассматривая его как длящееся во времени и находящееся во временных отношениях с проявлениями его. Утверждение, что непонятно, как одна и та же неизменная субстанция может быть причиною противоположных состояний, также есть результат недоразумения. В самом деле, субстанция как сверхвременная сущность, есть лишь часть
