(причащаясь, мы действуем только вместе со Христом и только как одно Тело, которое мы составляем вместе с нашими братьями-христианами, детьми одного Отца Небесного).
Физическое действие вкушения позволяет понять не только эту духовную реальность, но и реализм веры: наш телесный состав всецело охвачен воскресшим Христом. «Мы становимся тем, что мы принимаем», по слову святого Августина. Когда мы принимаем и вкушаем Тело Христово, нас принимает Христос. Ибо эта пища «истинно есть пища», «Хлебжизни»; как объясняет Иисус Своим ученикам в капернаумской синагоге, «Ядущий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь имеет жизнь вечную… [Он] пребывает во Мне, и Я в нём» (Ин 6. 54, 56). Причастие — это участие в жизни, «симбиоз» в двух смыслах: жизнь Христова становится нашей жизнью, а наша жизнь становится жизнью Христовой. В той степени, в какой апостол Павел дерзает поведать об этом своим братьям — галатским христианам: «Уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Гал 2. 20).
Мы должны подготовиться непосредственно к этому единению со Христом, Которого мы предложили в дар в Евхаристической молитве и вместе с Которым мы приносим себя в дар Отцу. Вот почему мы все вместе произносим молитву, которую Он Сам нам оставил, — «Отче наш»: молитву Самого Иисуса, молитву Христа-Главы, ставшую молитвой Его Тела — Церкви, удивительную молитву Единородного Сына Божия, ставшую общей молитвой всех детей Божиих, братьев и сестёр Иисуса. Воскресший Христос сказал: «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему» (Ин 20. 17). Он научил нас (ср. МФ 6.9 и ел.) говорить: «Отче наш», говорить это всем вместе.
Таким образом, перед Причастием мы произносим от себя слова, которые в нашем человеческом естестве выражают смысл Его существования-самоотдачи, выражают надежду Его сыновней любви, Его свободы, принесённой в дар Отцу Небесному. Разве может быть какая-то лучшая подготовка к принятию Святых Тайн, нежели вхождение в молитву Возлюбленного Сына?
Молитва и возглашение
После молитвы «Отче наш», которая говорится или поётся всем собранием, священник один в полный голос продолжает молиться: «Избавь нас, Господи, от всякого зла, даруй милостиво мир во дни наши…»
Эта современная молитвенная формула восходит к V веку и называется греческим словом «эмболизм», т. е. «вставка». В древности христиане её часто использовали, развивая и расширяя последнее прошение молитвы, Отче наш («Избавь нас от лукавого»), от которого и ведут происхождение первые слова: «Избавь нас от всякого зла». Молитва была создана в Римской Церкви во времена, когда та находилась под угрозой нашествия варваров.[4] Это было усердное моление перед лицом надвигающегося бедствия: «Даруй милостиво мир во дни наши», мольба о том, чтобы быть «избавленными от греха и ограждёнными от всякого смятения».
Латинские слова «Ab omni perturbatione securi»[5] no сути означают объективную и субъективную безопасность, о которой мы просим Господа: укрепи нас перед лицом испытаний.
«Ожидая исполнения блаженного упования и пришествия Спасителя нашего Иисуса Христа».
Этот литургический текст перекликается с выражением святого апостола Павла «ожидая блаженного упования» из его Послания к Титу (2. 13), которое поясняется последующими словами: «и явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа». Именно фрагмент о «блаженном уповании» читается на Божественной Литургии в ночь Рождества. Мы не ошибёмся, если скажем, что «блаженное упование» — это воскресение мёртвых по дару Христа, как о том сам Павел провозгласил перед синедрионом: «За чаяние воскресения мёртвых меня судят» (Деян 23. 6). Какое конкретное и жизненное упование!
После этой молитвы священника всё собрание возглашает: «Ибо Твоё есть царство, и сила, и слава во веки». Отрадно, что в нашу Литургию вернулось это возглашение, сохранившееся в древних манускриптах, где оно завершало молитву «Отче наш». Подобные возглашения часто встречаются в Священном Писании, например, в Откровении Иоанна Богослова 1. 6: Ему «слава и держава во веки веков»; или 4.11: «достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу» (ср. также, в частности: 5. 13; 7. 12; 19. 1).
К совершенному единству
Здесь прерывается евхаристическое молитвословие, произносимое во имя Христа и обращаемое к Отцу при содействии силы Святого Духа. Мы делаем как бы паузу и обращаемся ко Господу Иисусу Христу, Который присутствует посреди нас и дарует нам Себя в Своём Теле и Своей Крови. Во всеуслышание, от имени всех и ради всех, предстоятель творит эту молитву, которая раньше была одной из трёх молитв, произносившихся тайно священником непосредственно перед его Причащением (см. гл. X). «Господи Иисусе Христе, Ты сказал апостолам Своим: мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам. Не взирай на грехи наши, но на веру Церкви Твоей..» Никто из нас не дерзает сказать: «Воззри на мою веру»; мы не дерзаем сказать даже так: «Воззри на веру всех нас, составляющих эту церковную общину». Кто из нас мог бы похвалиться перед Богом, что имеет достаточно веры для того, чтобы получить Его милосердную любовь? Речь может идти только о вере всей Церкви — той самой Церкви, Невесты Христовой и нашей Матери, которая «не перестаёт молиться, надеяться и трудиться и увещает своих детей к очищению и обновлению, дабы знамение Христа светлее воссияло на её лике» (, 15). Только Церковь соразмерна прощению наших грехов, о котором мы просим, и даваемому нам дару Тела Христова.
«И по воле Твоей благоволи умирить и объединить её (= Церковь Твою)». Почему же теперь мы молимся о единстве Церкви? Потому что только Христос — Своим Телом, за нас преданным, — может собрать воедино в общении веры «рассеянных чад Божиих» (ср. Ин 11. 52). Таким образом, вполне естественно, что мы молимся о нашем единстве в Его Церкви в тот самый момент, когда мы собираемся приобщиться Телу Христову, приобщиться единому Хлебу и единой Чаше. Вот как использует святой апостол Павел символизм совершения Евхаристии для обозначения единства Церкви: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, ими многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор 10. 16–17).
Каждый из нас принимает Тело Христа, всецело присутствующего в каждой частице Гостии — освящённого Хлеба (по-латыни слово означает «жертва»). Мы соединены в этом единственном Теле воскресшего Христа. Своею Кровью, пролитой на кресте, Он победил разделение — порождение греха и смерти: «Теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровью Христовою. Ибо Он есть мир наш, сделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотню Своею […] дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нём» (Еф 2. 13–17). Только Таинство Евхаристии, принимаемое и понимаемое на этом уровне веры, устрояет и созидает единство Церкви. Только Христос способен вести Свою Церковь и верующих в Него к совершенному единству. Только Он, вочеловечившийся Сын Божий, до конца возлюбил нас, принеся Себя в жертву, которой мы приобщаемся и в ней обретаем единство: «За них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (Ин 17. 19).
Мир Христов, пребывающий с нами
