ошеломляющий свет Императора не помешал ему заметить титанические силы, бурлящие под маскировочными плащами.
Он отвлекся от прячущихся участников собрания, когда Сангвиний и Фулгрим дошли до помоста, на котором стоял лишь простой деревянный пюпитр, вроде тех, на которых дирижеры оркестров разворачивают свои ноты. Магнус и Ариман остановились перед помостом, и за их спинами застыли на страже девять воинов Сехмет.
Кровавые Ангелы и Дети Императора упали на колени перед Императором, и Астартес Тысячи Сынов последовали их примеру. Ариман, увидев в черном полированном мраморе отражение своих глаз, осознал весь ужас этого момента.
— Приветствую тебя, Повелитель Человечества, — заговорил Сангвиний, и его мягкий спокойный голос разнесся по всему амфитеатру. — Я привел к тебе Магнуса Красного, примарха Тысячи Сынов и правителя Просперо.
— Встаньте, сыны мои, — раздался голос, который мог принадлежать только Императору.
Ариман не видел, как он говорит, но в амфитеатре установилась абсолютная тишина, казавшаяся невероятной в присутствии многих тысяч людей.
Он поднялся на ноги и увидел, что по ступеням пьедестала, держа в руке скипетр, принадлежащий Императору, спускается Малкадор. Огромный жезл казался еще больше в руках тщедушного человека, но Малкадор, казалось, не замечал этого и нес скипетр легко, словно прогулочную трость. Вслед за ним спускались два помощника: у одного в руках был пергамент, а другой держал почерневшими щипцами горящую жаровню.
Малкадор пересек блестящую арену и остановился перед тремя примархами. Белые волосы будто слоем снега покрывали его плечи, а кожа на лице казалась сухой и хрупкой, словно старинный пергамент. Он был обычным человеком, но прожил уже несколько человеческих циклов. Некоторые приписывали это успехам незаметной для глаз аугметики, другие говорили о строгом режиме и омолаживающих процедурах, но Ариман прекрасно знал, что именно может так долго поддерживать жизнь смертного.
В темных глубоких глазах Малкадора светилась мудрость веков, проведенных вблизи величайшего ученого Галактики, и Малкадор жил до сих пор не вследствие дешевых трюков ремесленников от технологии, а по промыслу Императора.
Он поднес скипетр к Магнусу, Фулгриму и Сангвинию, и Ариман заметил, какими тонкими, костлявыми и хрупкими были его руки. Как легко было бы их сломать.
— Фулгрим, Магнус, Сангвиний, — заговорил Малкадор, как показалось Ариману, с ужасающе неуместной фамильярностью, — я прошу каждого из вас положить на скипетр правую руку.
Все трое опустились на одно колено, так что их головы оказались на одном уровне с головой Малкадора, и выполнили его просьбу. Старый мудрец улыбнулся, а затем продолжил:
— Клянетесь ли вы почитать своего отца? Клянетесь ли вы перед всеми, кто здесь собрался, говорить правду, насколько она вам известна? Клянетесь ли вы своими Легионами и своими братьями принять решение, которое будет вынесено на этом высоком собрании? Клянетесь ли во всем этом на скипетре своего отца, который произвел вас на свет, учил, а теперь наблюдает за вами в сей час смятения и перемен?
Ариман вслушивался в речь Сигиллайта и под напыщенными формальными фразами о благородных идеалах отыскивал истинную суть. Это был не просто разовый обет, это была клятва обвиняемого перед слушанием его дела.
— На этом скипетре я приношу свою клятву, — нараспев протянул Фулгрим.
— Клянусь кровью, текущей в моих венах, — сказал Сангвиний.
— Я клянусь выполнить все, что было сказано над этим скипетром, — продолжил Магнус.
— Пусть это будет записано, — торжественно провозгласил Малкадор, отказавшись на время от своей обычной непринужденности в общении.
Помощники Малкадора подошли к примархам. Первый развернул пергамент, на котором было записано все, что произнес Малкадор. Он поднял его и приложил к наручи на предплечье Магнуса, а второй помощник тем временем поместил на пергамент кусочек горячего воска и прижал его железной печатью с орлом и скрещенными молниями — печатью Императора. Та же самая процедура была проделана с Фулгримом и Сангвинием, а затем помощники возвратились на свои места позади Малкадора.
— Что ж, — сказал Малкадор, — теперь можно начинать.
Закутанные в плащи с капюшонами адепты проводили Магнуса и его спутников в ложу нижнего уровня, расположенную как раз над входом. Фулгрима и Сангвиния тоже отвели к их ложам. И снова начался взволнованный разговор.
Ариман ощущал, как его непреодолимо влечет к Императору. В высших сферах Исчислений он был свободен от влияния эмоций и отчетливо увидел хмурое лицо Повелителя Человечества, отмеченное выражением недовольства.
— Он не хочет этого, — произнес Ариман.
— Не хочет, — согласился Магнус. — Его уговорили, и теперь Императору ничего не остается, как умиротворять своих приверженцев.
— Уговорили на что? — спросил Ариман. — Тебе известно, что происходит?
— Не совсем,— уклончиво ответил Магнус. — Голос Фулгрима сразу подсказал мне, что он что-то скрывает. Но что именно, я не могу понять.
Во время разговора Магнус постукивал рукой по бедру, производя бессмысленные на первый взгляд движения пальцами, как будто развязывал тугой узел. В этих жестах Ариман распознал соматическую имитацию Символа Тутмоса, при помощи которого их убежище будет защищено от посторонних глаз. Кроме того, этот жест предупреждал о молчании в присутствии врага.
Махавасту Каллимак, пристроившись рядом с примархом, старательно фиксировал их слова, едва ли сознавая, что происходит, и уставив невидящий взгляд куда-то в пространство. Проявлять подобное равнодушие к великолепному обществу, которое собралось в этом мире, мог только человек, всецело находящийся под влиянием другой личности.
— В любом случае, — произнес Магнус, — скоро повод для этого собрания станет нам известен.
Ариман оглянулся на дверь, выходящую в амфитеатр, и увидел, что Малкадор стоит на помосте, а перед ним на трибуне разложены листы бумаги. Он откашлялся, и акустика кратера вулкана донесла этот звук до самых верхних рядов.
— Друзья мои, мы собрались здесь, на скале Никеи, чтобы обсудить вопрос, который волнует Империум с самого его зарождения. Многим из вас еще неизвестен предмет обсуждения и причина собрания. Другим, наоборот, слишком хорошо известно и то и другое. За это я приношу вам свои извинения.
Малкадор снова заглянул в свои записи и прищурился, словно с трудом разбирал собственный почерк.
— Теперь перейдем к сути, — продолжил он. — Это собрание будет посвящено вопросу колдовства в Империуме. Да, джентльмены, нам предстоит разрешить начавшийся кризис библиариев.
На верхних ярусах послышались взволнованные возгласы, хотя Ариман догадался о содержании речи Малкадора сразу, как только тот поднялся на помост.
— Эта проблема разделяет нас вот уже много лет, но сегодня мы должны покончить с противоречиями. Кто-то станет утверждать, что колдовство есть величайшая угроза всему делу покорения Галактики, другие будут возражать и доказывать, что их противниками движут суеверия и страхи. Позвольте мне заверить вас, что более опасного кризиса в Империуме еще не возникало, и торжественное обязательство, принятое всеми нами, слишком важно, чтобы рискнуть его нарушить.
Малкадор выпрямился во весь рост и поднял голову:
— Итак, кто хочет высказаться первым?
Перешептывания на верхних ярусах прервал хриплый и угрюмый голос:
— Я буду говорить.
В ложе напротив Тысячи Сынов упала непроницаемая для взглядов пелена, и из-под сброшенного маскировочного плаща показалась могучая фигура. Наружу вышел воин с навощенной бородой и
