проблеме нет. Я видел последствия бесконтрольного применения колдовства — сожженные миры, порабощенное чужаками население и гуляющие на свободе чудовища. Именно колдовство довело миры до такого состояния, колдовство людей, заглянувших слишком глубоко в темные пропасти, которые, как все знают, лучше обходить стороной.
Всем нам известны ужасы Древней Ночи, но я хотел бы задать вам один простой вопрос: кто вызвал этот галактический геноцид? Псайкеры. Неконтролируемые псайкеры. Эти личности создают реальную угрозу, и ни для кого не является секретом опасность, которую они представляют. Некоторые из вас могли лично в этом убедиться. Пси-машины и «Оккулюмы» Терры ищут среди людей обладателей колдовских генов, а Черные Корабли Сестер Безмолвия прочесывают Вселенную в поисках опасных индивидуумов. Неужели Император, возлюбленный всеми, создал эти устройства без особой на то причины? Нет, они были созданы для защиты от этих опасных мутантов, использующих свои способности в корыстных целях.
Вот в этом-то и заключается разница. Если астропаты и навигаторы пользуются своими силами ради общего блага, обеспечивая связь между отдаленными мирами и определяя звездные маршруты экспедиционных флотилий Империума, то колдуны преследуют личные цели, стремятся получить превосходство над своими братьями.
Да, Империуму требуются наделенные особыми способностями личности, но их действия должны строго контролироваться. Всем известно, к чему может привести беспорядочное употребление сверхъестественных сил. Все мы слышали легенды о Древней Ночи, но кто из вас видел все это в действительности?
Мортарион взмахнул боевой косой, и длинное древко взметнулось на его плечо.
— Это видела Гвардия Смерти, — провозгласил Мортарион.
Его высокопарная манера едва не вызвала смех у Аримана. Хоть Мортарион и пытался играть роль разгневанного праведника, он явно наслаждался своим участием в процессе, который, по его мнению, означал падение Тысячи Сынов.
— На Кайоре мой Легион столкнулся с воинственной человеческой расой, которая скатилась до варварства. Широкомасштабное сканирование с орбиты не выявило никаких следов высоких технологий, но тем не менее моему Легиону потребовалось шесть месяцев, чтобы покорить этот мир. А почему? Ведь нам противостояли дикари, вооруженные простыми мечами и примитивными кремневыми ружьями. Как могла нецивилизованная раса сдерживать наступление Гвардии Смерти в течение столь долгого времени?
Мортарион стал расхаживать по амфитеатру, и каждый шаг сопровождался громким стуком его косы.
— В борьбе с нами им помогали сверхъестественные силы и невидимые союзники. Каждую ночь созданные магией существа преследовали нас и убивали просто из любви к убийству. В темноте лесов таились кровожадные псы, обладающие непостижимым инстинктом, и при каждом нашем наступлении ряды воинов рассеивали громовые разряды.
Повелитель Смерти сделал паузу, позволяя слушателям вдуматься в его слова. То, что какое-то явление могло расстроить боевой порядок Гвардии Смерти, можно было объяснить только чудом, и все собравшиеся в амфитеатре внимали его негромкой речи с обостренным вниманием.
— Мои воины сражались с ксеносами всех мастей и размеров и всегда одерживали победы, но в тот раз нам противостояли не обычные создания из плоти и крови. Они были вызваны в этот мир колдунами Кайора. Эти маги вырабатывали в своих телах молнии, усилием воли зажигали пламя, а от их громких заклинаний раскалывалась земля! Но никакие силы не достаются даром, и с каждой одержанной нами победой это становилось все яснее. В центре каждого захваченного нами города воины находили обширные сооружения, которые мы стали называть кровавыми храмами. И каждый из них был местом казней и захоронений. Мы уничтожали их все до единого, и с каждым разом силы наших противников становились слабее. В конце концов мы разрушили все чары. Но обитатели планеты не пожелали сдаться, и все пали, уничтоженные воинственными жрецами, которые не захотели расставаться со своей властью. Я до сих пор вздрагиваю при воспоминании о Кайоре.
Мортарион закончил речь перед ложей Тысячи Сынов и, произнося последние слова, смотрел на Магнуса:
— Я, безусловно, не обвиняю моего брата в подобном варварстве, но зло берет начало не в чудовищных действиях. Если бы это было так, ни один разумный человек не поддался бы его чарам. Нет, оно вырастает постепенно — шажок здесь, шажок там, а сердце человека при этом чернеет и начинает гнить. Можно начинать творить зло с благими намерениями, можно верить, что такие мелкие злоупотребления ничего не значат по сравнению с грядущими великими достижениями. Но важен каждый шаг и каждый поступок.
Невозможно перечислить все победы, одержанные Легионом Тысячи Сынов, но невозможно и повторить все слухи об их колдовстве. Мне в прошлом доводилось сражаться рядом с воинами Магнуса, и я прекрасно знаю, на что они способны, а потому могу подтвердить правдивость слов Охтхере Судьбостроителя. Это колдовство. Я видел его своими собственными глазами. Подобно чародеям Кайора, воины братств Магнуса мечут в своих врагов молнии и пламя, а их собратья сокрушают врагов невидимой силой. Я не солгу, признавшись, что в тот день я познал страх. Я только что уничтожил армию колдунов, как вдруг узнал, что у меня под боком есть еще одна.
Всем известно, что я не доверял институту библиариумов в рядах Астартес, опасаясь заразы, насаждаемой Тысячей Сынов. В рядах Гвардии Смерти нет ни одного библиария, и, пока я дышу, их у нас не будет. До сих пор я держал рот на замке, уповая на мудрость старших. Но я больше не могу молчать. Когда брат Лоргар и брат Русс рассказали о сражениях в скоплении Приют Ковчега, я понял, что пришло время нарушить молчание, хотя мне очень больно называть колдуном своего брата. Я не могу оставаться в стороне и смотреть, как его одержимость увлекает в бездну его и весь Легион. Знайте, что мной движет не ненависть, а искренняя любовь к Магнусу. Это все, что я хотел сказать.
Мортарион развернулся, снова поклонился Императору и вернулся в ложу, где его дожидались воины Гвардии Смерти.
Раздался звонкий треск стекла, и Ариман обернулся на звук. Огонь гнева уже не мог оставаться в теле Магнуса и выплескивался наружу. Руки примарха сжимали край обсидианового барьера, и на глазах у Аримана вулканическая порода размякла и потекла, словно растопленный воск. Сгустки породы падали на пол, но, застывая по пути, раскалывались на мелкие части.
— Мой лорд? — прошептал Ариман.
Все мысли об Исчислениях мгновенно испарились. Между ними искрой психического осознания вспыхнул вихрь ярости. Ариман легонько коснулся пальцами руки примарха.
Магнус ощутил прикосновение и обрушил на главного библиария свой взгляд. Ариман отшатнулся, заглянув в бездонную глубину его глаза, пылавшую переливами неизвестных людям цветов, как будто бесчисленные эмоции боролись между собой за превосходство над остальными. С замиранием сердца увидел он неистовую борьбу между яростью и необходимостью оправдаться, между разбушевавшимся инстинктом и высшим интеллектом. Он увидел желание Магнуса обрушиться на своих врагов, которые в силу собственной ограниченности заклеймили брата. Но высший интеллект, разум, способный вознестись в варп и бросить взгляд со стороны, сдерживал это желание и осуждал низменные эмоции.
В краткий миг контакта Ариман заглянул в самое сердце пламенной сущности примарха, где в невероятном сплаве соединились гениальность и укрощенный эфир, из которых родились его поразительный разум и тело. Но смотреть в раскаленное добела горнило, в сокровенную сущность столь могущественного существа было все равно что наблюдать за вспышкой сверхновой звезды.
Ариман закричал; перед ним пронеслась вся жизнь примарха, тянувшаяся многие тысячелетия, но спрессованная в одно мгновение. Он увидел, как общаются между собой ярчайшие разумы в глубинах подземелья и удивительное создание, спускающееся на золотой горный хребет Просперо. Все это и многое другое лавиной хлынуло в мозг Аримана, несмотря на то что его сознание было не способно усвоить такие колоссальные потоки информации и воспоминаний.
Он осознал лишь малую часть того, что увидел, но и этого хватило, чтобы оказаться намертво прижатым к спинке кресла. Он с трудом мог дышать, а поток информации грозил разрушить его разум.
— Остановись! — взмолился Ариман, чувствуя, как на него обрушилась неимоверная лавина знаний, накопленных целой цивилизацией, и даже его возможности Астартес оказались на грани перегрузки.
