Виктор Александрович увидел Рыцаря-Экзекутора в последний момент. А Дональд почувствовал его появление по движению воздуха за спиной. Но было уже поздно. Свистящий змеиный звук — и голова Дональда скатилась на полированную поверхность стола.
XIII
Обливаясь потом, Сабир сел на кровати. Все начиналось сначала. Чуда не произошло.
…Сабир — воин. У него нет сомнений, нет раздумий. Он беспощаден. Он опасен. Он смертоносен, как укус кобры.
Сабир — друг и собеседник. Он мягок, улыбчив, он прекрасный рассказчик.
Но никто из его врагов и друзей не знал, что его персональный ад начинается, когда он возвращается домой, скидывает одежду и ложится в кровать. Тогда приходит боль. Она стягивает колючим обручем голову, входит в позвоночник и сводит судорогой спину.
Сабир сворачивается калачиком и тихо поет колыбельную, ту самую, которую пела его мама. Боль не уходит, она прячется в голове, где-то за глазными яблоками. Он засыпает, но ненадолго, и все начинается сначала…
Сабир оделся и вышел на балкон. Холод сжал виски, и стало немного легче. Он вышел из квартиры, оставив дверь незапертой. Подморозило, шел легкий снег, и Сабир жадно вдыхал морозный свежий воздух.
На самом деле, боль была его спасением, если она отпускала, то перед глазами возникал маленький мальчик в полосатом халатике, и Сабир с трудом мог удержаться от крика.
Он шел по тропинке Битцевского парка, было спокойно и свежо.
— Воин!
Тихий, вкрадчивый голос. Сабир остановился и резко обернулся. Чувство опасности мгновенно очистило сознание, боль растворилась, видения исчезли, он оглянулся по сторонам. Никого.
— Воин!
Сабир закрыл глаза. Барсу в горах не нужно зрения, чтобы почуять врага. Он просто знает, где враг. По звуку плавно оседающего на землю листа, по тонкому движению воздуха, по учащенному биению сердца. Сабир резко повернулся и протянул руку в сторону тополя, стоящего в нескольких шагах от тропы.
От дерева отделилась высокая фигура.
— Воин, выслушай меня…
— Ну, здравствуй, враг мой, — хищно усмехнулся Сабир и прыгнул.
Его удар ушел в пустоту. Противник как тень скользнул в сторону, уходя от атаки. Сабир еще не закончил движения, когда свет желтых фонарей вдруг стал белым, все окружающее стало выглядеть как картинка в черно-белом телевизоре, редкие снежинки замерли в воздухе, а сам воздух стал густым и тягучим. Он провалился в боевой транс. Пространство свернулось в узкий коридор, в конце которого стоял противник. Обострившимися чувствами Сабир физически ощущал опасность, исходящую от этого человека. Он несколько раз глубоко вдохнул, насыщая кислородом кипящую от адреналина кровь, и рванулся вперед.
На тихой тропинке Битцевского парка, освещенной редкими фонарями, две беззвучные тени метнулись друг к другу, на секунду сплелись в яростной схватке и отскочили в стороны, застыв в боевых стойках.
Сабир, поджарый и хищный с раскосыми глазами степняка, получив удар в подколенную чашечку, подволакивал правую ногу, а его противник, очень высокий, жилистый, с абсолютно лысой головой и оттопыренными ушами, отвел за спину правую руку, оберегая поврежденную кисть.
— Ты доволен, воин? — спросил он.
— Да, — просто сказал Сабир и с уважением кивнул головой.
— Почему ты меня назвал врагом?
— Потому, что ты как друг вошел в дом моих врагов.
Высокий усмехнулся:
— Тогда я твоя цель, а не твой враг.
— Может и так, — согласился Сабир.
— Или, — продолжал высокий, — не то и не другое. Ты же знаешь.
Сабир внимательно посмотрел на собеседника.
— Ты меня видел?
— Да.
Вчера, наблюдая за объектом Ордена, он заметил этого человека, подъехавшего к особняку на автомобиле. Тот вышел из машины и сразу посмотрел в сторону соседнего дома, как раз туда, где была установлена камера наблюдения. Внимательно так посмотрел. У Сабира, сидевшего за монитором, было полное ощущение того, что ему заглянули прямо в глаза.
Сабир сунул руки в карманы спортивной куртки и, не спеша пошел по тропинке. Высокий двинулся рядом.
— Меня зовут Игнат, — он на ходу протянул руку Сабиру, — для друзей — Ганя.
Сабир внимательно оглядел Ганю. Высокий. Сильный. И с добродушной, до ушей улыбкой. Ганя и есть Ганя. Не было еще никого, кто смог бы противостоять находящемуся в боевом трансе Сабиру. А этот смог, и приложил так, что пару дней придется похромать. Правда и сам получил. Сабир больше не чувствовал опасности, не было и не раз спасавшего жизнь ощущения близости врага.
— Сабир, — он пожал протянутую руку, отметив, быструю гримасу боли, проскочившую на лице Гани. А что же ты хотел, дорогой, схватиться с Сабиром и уйти с целыми костями? Хотя кости, пожалуй, целы, а вот растяжение гарантировано.
— Ты — великий воин, — безо всяких предисловий, спокойно и буднично заявил Ганя.
— Да что ты, — ехидно ответил Сабир, — какой воин?! Мне бы в тепле посидеть, да вот видишь, на свежем воздухе прогуляться. Да и тут хулиганы прохода не дают, пристают к прохожим, житья нет.
Ганя рассмеялся.
— Уж извини меня за небольшое хулиганство. Я должен был проверить…
— Ну, и проверил?
— Да, — серьезно сказал Ганя, — ты — великий воин. Я никогда не встречал равного тебе.
Сабир недоверчиво покачал головой.
— Красиво говоришь, приятно слышать. Да только ты сам не слабак, — он с усмешкой ткнул пальцем в бицепс Гани, — вон ручищи-то какие.
— Я — другое дело, — возразил Ганя, — у меня было немного больше времени на обучение.
Они вышли к границе парка. Узкая тропинка выходила на освещенную аллею, Ганя остановился, повернулся к Сабиру и, уже без улыбки, сказал:
— Тебе плохо, воин.
От его тона Сабир вздрогнул, но мягко отшутился:
— А кому сейчас хорошо?
Ганя вздохнул.
— Тебе плохо, воин, — снова повторил он.
Вот так. Так сразу и поставил диагноз. Но даже если плохо, то никому до этого нет дела. Никому. Это моя боль.
— Спасибо, друг, у меня все хорошо, — ласково улыбаясь, произнес Сабир.
— Нет, — покачал головой Ганя, — тебе очень плохо. Я вижу. Ты уже один раз умер. Умерла твоя душа, чтобы последовать за близкими. Тебя убило твое горе. Но ты воскрес, воскрес только для того, чтобы отомстить. Ты отомстил, и пришла пустота. И теперь смерть не отпускает тебя. Ты сжигаешь себя. Как думаешь, сколько ты протянешь?
— На все воля Аллаха, — глухо ответил Сабир.
