почувствовать биение его пульса.
Испугавшись такого направления своих мыслей, она сделала большой глоток из своего фужера и закашлялась: вино попало не в то горло.
— Не поступайте со мной так, Кендра, — засмеялся Джек.
— Как не поступать? — с трудом, сквозь кашель, проговорила она.
— Не заставляйте меня брать вас на руки и проделывать маневры, которыми вы спасли жизнь Реми.
Кендра рассмеялась с облегчением — оттого, что наконец обрела и дыхание, и душевное равновесие, которое, впрочем, тут же сменилось волнением от перспективы оказаться в объятиях Джека.
Он открыл холодильник, вынул оттуда крошечную баночку икры и стал изучать этикетку.
— Немножко белужьей икры к шампанскому?
Она издала звук, выражающий отвращение.
— Если вы откроете эту банку, я выброшу вас из машины. Я всю жизнь прожила в деревне на берегу океана…
— В деревне? — насмешливо перебил он.
— И когда рыба нерестится, мне просто плохо. И уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания пробовать консервированные рыбьи яйца!
— Ничего себе в деревне! Я на днях читал статью в журнале о гольфе, там Кармел называли «Калифорнийским Монако».
Гольф? Кендра чуть не засмеялась в голос. Этот огромный, мощный морской пехотинец играет в гольф? Регби, альпинизм, кик-боксинг, прыжки с шестом — возможно. Но представить себе Джека Рэндалла в клетчатых бриджах, бледно-желтом кардигане и двухцветных оксфордских ботинках отправляющим мяч в лунку — это просто невозможно для здорового человека.
— Может быть, Кармел и есть «Калифорнийское Монако» — для туристов и фанатиков гольфа, но для меня это просто мой дом, — сказала она. — Кстати, вы, кажется, чрезвычайно подробно изучили мой паспорт, ожидая от своего шефа подтверждения того, что я не убийца в бегах.
— Дорогая моя, мы уже установили, что я бессовестный, — невозмутимо сказал Джек, ставя баночку икры на место.
— А вы тоже не хотите икры?
— Я простой мальчишка из Оклахомы и рыбы почти не ел — разве что изредка сандвич с тунцом. Я больше приучен к говядине.
Мальчишка? Ха! Кендра сделала маленький глоток шампанского. Такого
Он засовывал чистую бумажную салфетку с вытисненной эмблемой посольства в задний карман джинсов, отчего ткань еще сильнее обтянула его мощные бедра.
— Вы коллекционируете салфетки? — поддразнила она, стараясь не смотреть туда. Созерцание рождает желание, а желание лишает покоя.
Он покраснел.
— Моя мама будет страшно гордиться, узнав, что ее сын катался по Парижу в посольском лимузине — я пошлю ей эту салфетку в следующем письме. Лучше скажите мне, вы часто ездите в Париж?
— До этого я была в Париже только один раз, три года назад. А в этот раз я впервые сопровождаю группу с остановкой в Париже.
— Я думал, работники бюро путешествий постоянно разъезжают, глядя на мир из окна вагона первого класса.
— Порой перепадают сладкие кусочки, — призналась она. — Но вообще моя работа издалека кажется гораздо заманчивее и экзотичнее, чем на самом деле. В действительности большая часть времени уходит на изучение географических карт, справочников, расписаний самолетов и поездов, на телефонные переговоры, чтобы зарезервировать места в гостинице, и подобные вещи.
— Так что ничего удивительного, что вы знаете Париж почти так же хорошо, как шофер такси. Я здесь уже три месяца и чувствую, что они прошли зря, я впустую терял время.
— Я провела уйму времени, детально планируя каждый аспект этой поездки, специально изучала, как куда пройти примерно восемью разными способами, — объяснила Кендра.
— Были особые причины для такой тщательности? Помимо очевидного желания сделать свою работу хорошо?
— Чувство самосохранения. Возить по Франции девочек-подростков — дело трудное, требующее высокого искусства. Единственный способ сохранить преимущество над ними — знать все, и гораздо лучше, чем они.
— На вид они милые девочки, но когда их двенадцать, я могу понять, почему вам хочется иметь все возможные преимущества.
— Особенно если в этой поездке принимает участие дочь моего босса, — смущенно улыбнулась Кендра. — Но дело не в этом. С тех пор как я стала помощником менеджера нашего филиала, я почти перестала сопровождать группы. И хочу напомнить своему начальнику, что у меня это очень неплохо получается, не хуже, чем административная работа.
— Похоже, вы собираетесь получить повышение?
— Да, я хочу возглавить отделение «Давайте путешествовать!» в Монтеррее. Теперешний менеджер в сентябре уходит на пенсию.
«Почему я посвящаю Джека в такие подробности своей жизни, как будто мы давние друзья, и не чувствую никакой неловкости?» — с удивлением думала Кендра.
— И мой начальник обещал решить этот вопрос, когда я вернусь домой, — добавила она.
— Так что пасите его дочь получше, — посоветовал Джек с мгновенной улыбкой. — Как долго вам осталось пробыть во Франции?
— Париж — последний пункт нашего путешествия. Мы пробудем здесь завтрашний день и пятницу, а в субботу днем улетаем.
— Не поужинаете ли со мной хоть раз до отъезда?
— Нет, но я оставлю вам мой разговорник, в котором теме «ресторан» посвящен огромный раздел.
— Причина, по которой я приглашаю вас поужинать, — отнюдь не ваш запас слов.
— Как бы я ни хотела…
— А вы хотите? — Его лицо напряглось. Кендра молчала, зачарованно глядя, как сквозь жесткие, угловатые черты Джека проступал облик древнего воина. Его глаза необычного зеленоватого цвета блеснули светом бури. Его губы сжались в узкую твердую линию, подбородок воинственно выпятился. Он смотрел собранно и требовательно.
Встретив этот взгляд, она поняла, что не все так просто с Джексоном Рэндаллом. Несмотря на свой шутливый тон, он не из тех мужчин, с которыми можно играть.
Он строен, силен, неумолим — совершенное воплощение воина двадцатого века.
Наверное, подумала она, и страсть его жарка и глубока. У его женщины не будет недостатка в чувственных наслаждениях. И даже если не брать в расчет его военную закалку, он опасный противник. У Кендры перехватило дыхание, когда вся его необузданная энергия и сила сфокусировались на ней.
— Ответьте мне.
— Мои желания в данном случае не имеют никакого значения. Я не могу поужинать с вами…
— Вы обручены? Вы принадлежите другому?
— А почему вы не спрашиваете, не замужем ли я?
Он взял ее левую руку в свои ладони и провел своим большим пальцем по ее безымянному.
— Мне показалось, что вы из тех женщин, которые не снимают обручального кольца, даже когда моют руки.
— Да, пожалуй, — согласилась она, удивляясь его проницательности. — Я не обручена и никому не принадлежу, но дело не в этом.
— Дело именно в этом. Вы свободны. Я свободен. Ничто не мешает нам встречаться друг с
