Потом, сменив магазин, пошел и добил раненого.
Товарищ Мигель вышел в коридор, бросил автомат — в нем еще оставались патроны, но он был ему уже не нужен. Достал из кармана пистолет, навернул на него глушитель.
— Мигель! — позвал его Родриго — пытающийся встать — помоги мне, я ранен! Мне руку раздробило!
Не оглядываясь, Мигель рванулся вперед, пробежал остаток коридора — там был поворот и задняя дверь. Перед ней он прислушался — не стоит ли там кто, если стоит то шансов мало. Приняв решение — он закатал шапочку обратно, чтобы было видно его лицо, спрятал руку с пистолетом за спиной — и шагнул в освещенный палящим техасским солнцем мир.
За дверью никого не было.
Он оказался на заднем дворе конторы департамента шерифа — там стояла какая-то небольшая японская машинка не первой свежести, старая гражданская машина шерифа — Шевроле-Каприс, которая была не на ходу, и к которой покойный шериф испытывал самые нежные чувства, отказываясь сдать железную клячу на свалку. Еще там был большой старый джип Форд Экспедишн в полицейской раскраске, его купили, когда еще бензин стоил доллар за галлон, а сейчас он стоил уже шесть с четвертью и продолжал расти, и ездить на такой машине было накладно. Болела грудь, сильно болела, хотя Мигель ранен не был — скорее всего, от запреградного действия[98] сломано ребро. Он подумал — не стоит ли взять этот Экспедишн, все-таки полицейская машина, проходимая. Но, подумав, он все же решил отказаться от этой мысли, слишком заметно с воздуха. Нужно было нечто другое, более проворное и быстрое — и он знал, где это взять.
Открыв калитку — она запиралась на простой засов изнутри, он оказался на улице, по-прежнему пряча пистолет, теперь уже за отворотом легкой куртки. Куртку он вывернул наизнанку — она была двусторонняя, изнутри светло-серая. Вот в этой куртке, легкой, но все же неуместной в жару, он и вышел на улицу, пошел прогулочным шагом. Несмотря на стрельбу, он заметил какого-то оживления, никто ничего особо не понял.
С Вест Остин он свернул на Норд Колледж, пошел более быстрым шагом. В этот момент где-то за спиной отчетливо прогремела длинная, автоматная очередь — как швейная машинка, ту-ту-ту… Он улыбнулся, ускорил шаг.
Нужный ему дом располагался на одной из тихих, разморенных жарой улиц — не богатый и не бедный, средненький. Жили здесь белые, из небогатых — отец семейства работал в какой-то компании по производству упаковки и ездил на работу за тридцать с лишним миль в одну сторону каждый день. Но по нынешним временам ценна была и такая работа.
Оглядевшись — до него не было никому никакого дела — товарищ Мигель вошел в калитку, направился к гаражу — там было то, что ему нужно. Мотоцикл. Старенький кроссовый мотоцикл на двести пятьдесят кубов, на котором хозяин дома обожал гонять по пустыне в выходные. Боковая дверь в гараж была заперта, но замок… баловство одно.
— Офицер Кабрера!
Мигель вздрогнул, медленно повернулся на голос. Это была его
Невысокий белобрысый паренек лет девяти целился в него из игрушечного, с красной нашлепкой на стволе автомата.
— Вы арестованы!
— Что ты здесь делаешь, Джимми? — принужденно улыбаясь, спросил товарищ Мигель — ты почему не в лагере?
Вообще то, вопрос о целях пребывания на чужом земельном участке следовало бы задать ему самому. Но он был взрослым мужчиной, и к тому же полицейским — а вот Джимми был всего лишь девятилетним мальчишкой. Мальчишкой, которого научили уважать закон и уважать полицейских. А мистера Кабреру он знал как полицейского — их водили на экскурсию в департамент шерифа, и он видел его там.
— А у папы денег нет на лагерь, вот, дома сижу.
— Папа работает?
— Да, мистер Кабрера, работает. Он встает в шесть утра, чтобы ехать. А мама там же, на почте. А я дома сижу.
— Ну и хорошо, ох…
Полицейский скривился, сунул руку за отворот куртки. Ребра у него действительно болели — зверски.
— Офицер Кабрера, вам плохо?! — встревожился Джимми
'Полицейский' выстрелил.
Тело ребенка он спрятал просто — отломал сзади несколько планок и засунул под дом, приладив потом планки как смог. Дома здесь строили легкие — без фундамента, несколько легких свай и на них ладится коробка дома. Подумал — не стоит ли поджечь дом, но решил этого не делать, выиграть время сейчас важнее, чем замести следы. Потом прошелся, заровнял ногами следы крови на земле — из-за сухости и пыли они напоминали грязь. Сделал себе пометку в голове — надо будет сжечь не только всю одежду, но и обязательно обуви, и уничтожить мотоцикл — ноги его во время поездки будут стоять на подножках, и там останутся следы крови.
Пять минут ушло, чтобы открыт гараж, еще десять — чтобы выкатить мотоцикл. Он не стал заводить его здесь, чтобы не встревожились возможные соседи. Через полчаса проселочная дорога летела под колеса, столбом поднималась пыль, мотор кроссового мотоцикла весело трещал, унося товарища Мигеля от очередного совершенного им злодеяния.
В ужасе оттолкнув от себя застреленную девушку — полицейскую, ту самую которая отнеслась к ней с таким участием — Мария поднялась на ноги — и тут ее вырвало, прямо на пол, нехорошо вырвало, с желчью, с холодным потом. Ее шатало…
— Родриго, Мигель! — позвала она.
Никто не откликнулся. В участке были разбиты несколько стекол, остро пахло порохом и отвратительно, как ржавым железом — кровью.
Пошатываясь, она пошла туда, куда ушел Родриго и Мигель. Если бы там кто-то был в живых из депьюти — он мог бы запросто ее пристрелить, на ней не было бронежилета, и она не готова была еще раз стрелять и убивать человека. После довольно светлого зала коридор, где были кабинеты, показался ей темной преисподней, несколько секунд она стояла, моргая, чтобы глаза привыкли к такому освещению. Потом кто-то застонал у самых ног, она нагнулась — и с ужасом увидела Мигеля. Он лежал на боку, прислонившись к стене, и слабо двигался, пытаясь встать.
— Помоги… — прохрипел он
Она попыталась его поднять — но при первой же попытке он заорал так, что она в ужасе отшатнулась. Глаза ее уже привыкли к полумраку — и она с ужасом увидела, что права рука ее любимого Родриго раздроблена пулей. Первая пуля того депьюти ударила в бронежилет, просто чиркнула по нему и врезалась в стену. А вот вторая — попала в руку, раздробив кость.
— Матерь божья, что же делать.
Темными, мутными волнами на нее накатывало безумие.
— Мигель! — позвала она — Мигель, помоги!
— Мигель… сбежал…
Каким-то чудом — откуда только силы взялись — ей удалось перевернуть его так, что он встал на четвереньки, а потом и поднять его на ноги. Родриго был неожиданно тяжелым… она положила его здоровую левую руку себе на плечо, и так, поддерживая его — повела к выходу. Правая рука ее любимого безжизненно висела и багрово-черная кровь капала с безвольно опущенных пальцев, оставляя на полу здания департамента шерифа кровавую дорожку.
Хлопнула дверь…
— Алисия…
