за изнасилование женщин Одичалых. Ещё у неё были два пьяницы и трус. Последнего следовало бы повесить, сам король с этим соглашался, но он происходил из знатного рода, а его отец и братья были из первообращенных.
Красная жрица знала, что наличие охраны, без сомнения, помогало поддерживать должный уровень уважения со стороны черного братства, хотя ни один из оставленных Станисом людей не мог принести большой пользы, окажись она в реальной опасности. Все это не имело значения. Мелисандра Асшайская не боялась за свою жизнь. Р'глор защитит ее.
Она сделала еще глоток воды, отставила чашку, сморгнула, потянулась и встала с кресла, мышцы затекли и болели. Она так долгого всматривалась в языки пламени, что потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к полумраку. Глаза были сухими и уставшими, но если она потрет их, станет только хуже.
Она увидела, что пламя стало угасать:
— Еще дров, Деван. Который сейчас час?
— Уже почти рассвело, миледи.
Рассвет. Еще один день подарен нам, хвала Р'глору. Ужасы ночи отступили. Мелисандра, как обычно, провела ночь в кресле у огня. С уходом Станиса кровать стала не нужна. У нее не осталось времени на сон, с тех пор как вся тяжесть этого мира легла на ее плечи. К тому же она боялась снов. Сон — это маленькая смерть, а сноведения — это шепот Иного, желающего затянуть нас всех в свою вечную ночь. Уж лучше сидеть, купаясь в алых отсветах пламени, благословленного ее красным владыкой, чтобы струящийся жар ласкал ее щеки, как поцелуи любовника. Иногда она дремала, но не больше часа. Мелисандра молилась, чтобы однажды она перестала спать совсем. Чтобы однажды она освободилась от сновидений. «Мелони», — думала она. Судьба Семерых.
Деван подбрасывал дрова, пока огонь не взвился вновь, свирепый и неистовый, разогнавший тени обратно по углам комнаты, поглотивший все ее незваные сны. Тьма вновь отступила… ненадолго. Но за Стеной враг становился все сильнее, и если ему удастся победить, рассвет уже не вернется. Ей было интересно, его ли лицо она видела, взирающим на нее из пламени. Нет. Определенно нет. Его лик был бы более пугающим, холодный, черный и слишком ужасный, чтобы человек мог узреть его и выжить. Тем не менее, древесный человек, что привиделся ей, и мальчик с волчьим лицом… несомненно были его слугами… его чемпионами, как и Станис — ее.
Мелисандра подошла к окну, отворила ставни. Край востока еще только начал светиться, и утренние звезды все еще висели в черном как смоль небе. Черный Замок уже начинал просыпаться, мужчины в черных плащах проходили через двор, чтобы разговеться мисками овсянки прежде, чем сменить своих братьев на Стене. Несколько снежинок медленно проплывали пред открытым окном.
'Миледи желает отведать завтрака?' спросил Деван.
Еда. Я должна есть, да. Иногда она об этом забывала. Рглор давал ей все необходимое для насыщения плоти, но об этом лучше не знать простым смертным.
Ей нужен Джон Сноу, а не поджаренный хлеб с беконом, но бесполезно посылать Девана за лордом- командующим. Он не ответит на ее призывы. Сноу все еще предпочитал жить за оружейной, в паре скромных комнат, ранее занимаемых последним кузнецом Дозора. Возможно, он не считал себя достойным Королевской башни, а может, ему вообще не было до этого дела. В этом была его ошибка, ложная скромность юности, которая сама по себе была одним из видов гордыни. Не стоит правителю отвергать атрибуты власти, поскольку сама власть в немалой степени проистекает из этих самых атрибутов.
Как бы то ни было, мальчик был не так уж наивен. Он понимал что лучше принять ее как просительницу, если она захочет поговорить с ним, чем просить самому. Довольно часто, впрочем, когда она приходила, он заставлял ее ждать или вовсе отказывался с ней увидеться. Умно с его стороны, надо отдать ему должное.
— Я буду горячий чай, вареное яйцо и хлеб с маслом. Мягкий хлеб, пожалуйста, без корки. Можешь найти одичалого заодно. Скажи ему, что я должна поговорить с ним.
— Гремучую Рубашку, миледи? 'и побыстрее'.
Когда мальчик ушел, Мелисандра умылась и переоделась. Ее рукава были полны потайных карманов, и она тщательно их проверила, как делала каждое утро, чтобы убедиться, что все ее порошки на месте. Порошки, чтобы сделать пламя зеленым, синим или серебристым, порошки, заставляющие огонь реветь, шипеть и подниматься выше человеческого роста. Порошки, вызывающие дым. Дым правды, дым похоти, дым страха, и плотный черный дым, что мог убить человека в мгновение ока. Красная жрица вооружилась щепоткой каждого из них.
Резной сундук, привезённый ею из-за Узкого моря, был уже на три четверти пуст. И хотя Мелисандра знала, как приготовить ещё порошков, ей не хватало многих редких ингридиентов. Мне хватит и заклинаний. Она стала сильнее у Стены, сильнее даже, чем была в Асшае. Каждое слово её и жест стали мощнее, и она могла делать такое, чего никогда не делала раньше. Тени, которые я смогу породить здесь будут ужасны, ни одно создание тьмы не выстоит против них. Если она может распоряжаться такой колдовской силой, скоро ей больше не понадобятся слабые трюки алхимиков и пиромантов.
Она захлопнула сундук, закрыла замок, и спрятала ключ в другой потайной карман среди своих юбок. Затем раздался стук в дверь. Ее однорукий охранник, поняла она по трепетному стуку.' Леди Мелисандра, пришел Костяной Лорд'.
'Пусть войдет.' Мелисандра расположилась на стуле напротив священного огня.
На одичалом была безрукавка из вареной кожи с бронзовыми заклепками, плечи покрывал поношенный плащ в зеленых и коричневых пятнах. Костей не было. Тени тоже покрывали его, почти незаметные обрывки серого тумана, скользящие по его лицу и телу при каждом шаге. Мерзкие. Такие же мерзкие, как его кости. «Вдовий мыс», близко посаженые темные глаза, узкие щеки, усы, извивающиеся словно червяк над ртом, полным гнилых сломанных зубов.
Мелисандра почувствовала тепло в горле, когда ее рубин разгорелся от близости своего раба.
— Ты снял свою костяную кольчугу, — отметила она.
— Ее треск сводил меня с ума.
— Кости оберегают тебя, — напомнила она ему. — Черные братья тебя не любят. Деван рассказал мне, что только вчера за ужином у тебя была стычка с несколькими из них.
'Небольшая. Я ел бобовый суп с ветчиной, а тут как раз Боуэн Марш распинался. Старый Гранат (?) подумал, что я за ним шпионю, и заявил, что не потерпит убийц на своем совете. Я сказал ему, что раз так, то может он не будет держать советы у очага. Боуэн задохнулся и покраснел, но не так, чтоб очень'. Одичалый сел на край окна и вытащил кинжал из ножен. 'Если какая-нибудь ворона захочет сунуть нож мне меж ребер, пока я супчик хлебаю, то пусть попробует. Хоббова болтанка только вкуснее будет, если её капелькой крови приравить'.
Мелисандра не обратила никакого внимания на обнаженную сталь. Если бы одичалый хотел причинить ей вред, она увидела бы это в огне. Опасность для самой себя было первое, что она научилась видеть, ещё когда была ребенком, рабыней, на всю жизнь связанной с великим красным храмом. Это до сих пор было первым, что она искала каждый раз, как смотрела в огонь. 'Тебя должны заботить их глаза, а не их ножи,' — предупредила она.
'Колдовство, да'. Охваченный черным железом рубин на его запястье, казалось, пульсировал. Он похлопал по нему острием ножа. На стали осталась слабая отметина, но не на камне. 'Я чувствую его во сне. Он греет мне кожу даже сквозь железо. Мягко, как поцелуй женщины. Твой поцелуй. Иногда во сне он начинает гореть, и губы оборачиваются зубами. Каждый день я думаю, как легко было сорвать его, и каждый день я этого не делаю. И я должен носить ещё и чёртовы кости?'
'Чары сотканы из теней и внушения. Люди видят то, что хотят увидеть. Кости — часть этого'. Не ошиблась ли я, сохранив его? 'Если чары спадут, они убьют тебя'.
Одичалый принялся чистить ногти лезвием кинжала.
— Я пел песни, в сражениях бился, пил летнее вино, познал жену дорнийца. Мужчина должен умереть, как жил я. Для меня это означает — с оружием в руках.
Мечтает ли он о смерти? Мог ли враг коснуться его? Смерть — его вотчина, мертвецы — его солдаты.
— Скоро у твоей стали будет много работы. Враг приближается, настоящий враг. Разведчики лорда
