Танец с драконами

ребенка. Тогда кхал Дрого вернется.

Но ничего из этого не случилось. Колокольчики, снова подумала Дени. Кровные нашли ее. «Агго», прошептала она, 'Чхого, Ракхаро.' Может, Даарио пришел с ними?

Море зелени расступилось. И появился всадник. Волосы его отблескивали черным, темная кожа отливала словно начищенная медь, глаза были миндалевидной формы. В его волосах пели колокольчики. На нем был пояс с медальонами и пестрый жилет, на одном боку висел аракх, на другом — плеть. К седлу был приторочен охотничий лук и колчан со стрелами.

Всадник, лишь один всадник. Он скачет впереди кхаласара в поисках добычи и доброй зеленой травы, разнюхивает, не укрылись ли где враги. Если бы он обнаружил ее тут, то наверняка бы убил, изнасиловал или взял в плен. В лучшем случае, он бы отослал ее к старухам в дош кхалин, куда отправлялись все верные долгу кхалиси после смерти своего кхала.

Но он ее не заметил. Трава укрыла ее, а он смотрел в другую сторону. Дени проследила за его взглядом, и заметила летевшую крылатую тень, с широко расправленными крыльями. Хоть дракон летел на расстоянии целой мили от них, разведчик замер как вкопанный, пока его конь не издал испуганное ржание. Тогда он будто очнулся ото сна, развернул коня, и поскакал галопом прочь сквозь море травы.

Дени смотрела как он удалялся. Звуки копыт стихли, и в наступившей тишине она начала кричать. Он звала пока не охрип голос… и Дрогон прилетел, выпуская клубы дыма. Трава перед ним клонилась к земле. Дени взобралась ему на спину. Она смердела кровью, потом и страхом, но это было не важно.

— Чтобы пойти вперед, мне нужно вернуться назад, — сказала она себе.

Она покрепче обхватила босыми ногами шею дракона, лягнула его и Дрогон взмыл в небо. Плети у нее больше не было, поэтому приходилось направлять его руками и ногами в северо-восточном направлении, в ту сторону, куда ускакал разведчик. Дрогон с охотой подчинился, возможно учуяв запах страха, исходящий от всадника.

Лишь несколько мгновений спустя они уже пролетали над дотракийцем, скачущем галопом далеко внизу под ними. По сторонам Дени успевала разглядеть сожженые участки травы. 'Дрогон уже пролетал над этими местами', — осознала она. Его путь за добычей цепочкой бурых островков пролегал через зеленое море травы.

Под ними появился табун лошадей. Там были и всадники, десятка два или больше, но при виде дракона они тут же развернулись и бросились в другую сторону. Когда на табун опустилась тень, лошади пустились врассыпную, и понеслись бешеным галопом, вырывая копытами землю, от пены их взмыленные бока становились белыми… но сколь бы стремительно они не бежали, летать они не могли. Вскоре одна лощадь начала отставать от остальных. Дракон с ревом подлетел ближе к ней, и в один миг бедное животное занялось пламенем, тем не менее все еще продолжая бежать, издавая при этом пронзительные вопли, которые прекратились лишь когда Дрогон опустился на лошадь и сломал ей хребет. Дени пришлось изо всех сил вцепиться в шею дракона, чтобы не соскользнуть с него.

Тяжелую тушу было не донести до его логова, поэтому Дрогон занялся добычей прямо на месте, разрывая обугленное мясо и обжигая траву вокруг. Воздух стал тяжелым от поднимающегося дыма и запаха обгоревшей лошадиной шкуры. Проголодавшаяся Дени спустилась со спины дракона и и принялась есть вместе с ним, отрывая куски дымящегося мяса от убитой лошади почерневшими от копоти голыми руками. 'В Миэрине я была королевой в шелках, лакомившейся начиненными финиками и сочной молодой бараниной', — вспомниила она. 'Что бы обо мне подумал мой знатный муж, увидев меня такой?' Несомненно, Хиздаар пришел бы в ужас. Но вот Даарио…

Даарио бы рассмеялся, отрезал себе кусок конины своим аракхом, и присел подле нее, чтобы разделить трапезу.

Когда небо на западе окрасилось в кроваво-красные тона, она услышала звуки приближающегося табуна лошадей. Дени поднялась на ноги, вытерла руки об изодранную в клочья рубаху, и встала рядом со своим драконом.

В таком виде она и предстала перед кхалом Чхако, когда не меньше полусотни его вооруженных всадников возникли из расстилающегося вокруг дыма.

ЭПИЛОГ

— Я не предатель, — заявил рыцарь Грифоньего Насеста. — Я верен Королю Томмену и вам.

Непрерывное кап-кап-кап, сопровождало его слова — снег на плаще рыцаря таял, и на пол уже натекла приличная лужа. Снег в Королевской Гавани шёл почти всю ночь, намело по щиколотку.

Сир Киван Ланнистер плотнее закутался в плащ:

— Это всё слова, сир. Слова — ветер.

— Тогда позвольте мне подтвердить свои слова мечом, — в свете факелов длинные рыжие волосы и борода Роннета Коннингтона превратились в языки пламени. — Отправьте меня против дяди, и я привезу вам его голову, и голову его фальшивого дракона заодно.

Вдоль западной стены тронного зала выстроились копейщики Ланнистеров в малиновых плащах и полушлемах со львами. Напротив — гвардейцы Тиреллов в зелёных плащах. Холод в тронном зале был почти осязаемым. Не было ни королевы Серсеи, ни королевы Маргери, но ощущение их присутствия отравляло воздух, словно призраки явились на пир.

Железный Трон огромным чёрным зверем притаился позади стола, где заседали пятеро членов королевского Малого Совета, и его шипы, и когти, и лезвия были укутаны тенью. Киван Ланнистер чувствовал его за спиной, и это чувство откликалось зудом между лопатками. Без труда можно было представить себе старого короля Эйериса, с очередным кровоточащим порезом, неласково взирающего с высоты Трона. Но сегодня он был пуст. Киван решил, что в присутствии Томмена нет надобности. Пусть мальчик побудет с матерью, так будет гуманнее. Только Пресвятые Семеро знали, сколько ещё мать и сын успеют пробыть вместе до суда над Серсеей… суда, за которым, возможно, последует её казнь.

Говорил Мейс Тирелл:

— С Вашим дядей и его мальчишкой-самозванцем мы разберёмся в своё время, — новый Десница Короля восседал на дубовом троне в форме руки, его лордство заказал этот предмет в абсурдном приступе тщеславия в день, когда сир Киван согласился назначить его на желанную должность. — Вы останетесь здесь, пока мы не примем решения выступить. Тогда вы получите шанс доказать свою преданность.

Сир Киван не счёл нужным возражать.

— Сопроводите сира Роннета назад в его покои, — сказал он, подразумевая «И проследите, чтобы он их не покинул». Несмотря на все свои торжественные заверения, Рыцарь Грифонова Гнезда оставался под подозрением. Были все основания считать, что предводителем наёмников, высадившихся на южном побережье, был его родной дядя.

Когда затихло эхо шагов Коннингтона, Великий Мейстер Пицелль со значением покачал головой:

— На том самом месте, которое только что покинул мальчишка, однажды стоял его дядя и рассказывал королю Эйерису, как доставит ему голову Роберта Баратеона.

Вот что бывает, если дожить до возраста Пицелля. Всё, что ты видишь или слышишь, напоминает тебе нечто, виденное или слышанное во времена твоей юности.

— Сколько тяжеловооружённых всадников прибыло в столицу с сиром Роннетом? — поинтересовался сир Киван.

— Двадцать, — ответил лорд Рэндилл Тарли, — и большинство из них в прошлом люди Грегора Клигана. Ваш племянник Джейме передал их в распоряжение Коннингтона. Бьюсь об заклад, он просто хотел избавиться от них. Они пробыли в Мейденпуле меньше суток, а один из них уже успел кого-то зарезать, ещё одного обвинили в изнасиловании. Первого мне пришлось повесить, второго я приказал кастрировать. Будь моя воля, я отправил бы всех их в Ночной Дозор, не исключая Коннингтона. Этим отбросам место на Стене.

— Каков хозяин, таков и пёс, — изрёк Мейс Тирелл. — Чёрные плащи будут им к лицу, согласен. В городской страже я таких не потерплю. — В ряды золотых плащей влилась сотня его хайгарденцев, и лордство твёрдо давал понять, что он будет всячески противиться любым попыткам восстановить баланс