дело.
— Да, чуть не забыл, — сказал напоследок майор. — Если все же надумаешь, то сначала пройдешь полное медобследование. Это уж так в нашей системе заведено. Сотрудник прежде всего должен быть здоровым физически, а о душе думает его начальство…
Через несколько дней Алексей Клёст стал нештатным сотрудником уголовного розыска. Медицинский осмотр с применением новейших на тот момент приборов не обнаружил в нем никаких отклонений, могущих вызвать к жизни столь необычный дар. Алексея даже возили в Москву, где его мозг исследовали светила нейрологии. Но и их вердикт был однозначным; никаких аномалий не обнаружено. На всякий случай Клёст съездил в деревню к тетке, Клавдии Петровне Макаровой, расспросил, не было ли у них в роду людей с необычными способностями? О причине своего интереса он предпочел умолчать. Клавдия Петровна припомнила, что его прабабушка славилась в Кочетовке как прорицательница, но таких уникумов и тогда хватало, а сейчас и подавно пруд пруди. Поди разберись, кто действительно обладает даром, а кто просто дурачит народ. Впрочем, Клёст взял себе на заметку историю с прабабушкой.
Уже спустя неделю после возвращения из златоглавой для Алексея нашлось задание, с которым тот справился блестяще. Нарисованный им портрет убийцы подростка оказался настолько точным, что когда того поймали — сыщики просто ахнули.
Кстати, поначалу вычленить из памяти покойника то, что представляет настоящую ценность, было весьма непросто. Обрывки чужих воспоминаний обычно проносились в его мозгу хаотично, и лишь со временем он научился отсеивать ненужное, отделяя зерна от плевел. Пришлось попотеть и над умением переворачивать слова в обратном порядке, но вскоре он довел свое мастерство до автоматизма.
А еще он выяснил, что есть лимит времени, прошедшего с момента смерти, по истечении которого его дар оказывается бессильным. Однажды, когда его попросили просканировать найденный на окраине Приволжска труп десятидневной давности, он ничего не увидел, о чем честно сообщил следователю. Тот сделал соответствующую запись в протоколе, и в последующие несколько дней эксперты проводили с Клестом опыты в морге на предмет того, какой давности труп он способен просканировать. Выяснилось, что это время измеряется примерно неделей. Примерно потому, что случалось, и на девятый день он видел картину смерти, но это были весьма редкие исключения, подтверждающие правило. Случалось — впрочем, гораздо реже — когда и на шестой день он не мог толком воспроизвести подробности убийства. В итоге эксперты сошлись на мнении, что мертвецы недельного срока давности — это предел для Клеста, и на более древние трупы его больше не вызывали.
Как бы там ни было, за последующие шесть лет с его помощью удалось раскрыть около трех десятков преступлений, которые могли бы кануть в Лету как висяки. И ни разу он не ошибся. И хотя об Алексее знали считанные единицы, вскоре в милицейской среде даже зародилась поговорка: «Нужно найти убийцу? Обращайся к «Сканеру». Именно такое прозвище Алексей получил у сыщиков. Впрочем, те, если им доводилось вдруг становиться свидетелями того, как Клёст работает над телом, могли лишь догадываться, что тот делает на самом деле. А слухи среди ментов ходили один удивительнее другого. Порой, услышав о себе очередную байку, Алексей не знал, смеяться ему или огорчаться.
В последние пару лет его практически постоянным напарником стал следователь областной прокуратуры Виктор Леонченко. Сначала просто так выходило, что Алексея отправляли к нему на помощь, поскольку тот брался за расследование самых сложных и запутанных дел, по большей части убийств. А затем они как-то притерлись друг к другу, начальство это заметило, и дало негласную санкцию на то, чтобы они работали в паре. Характер у Клеста был немного сложноват, с незнакомыми людьми он не всегда сходился. А с Леонченко сразу почему-то почувствовал себя комфортно, в чем вынужден был признаться даже самому себе.
Виктор одно время был женат, даже обзавелся дочкой Лизой, но брак просуществовал чуть больше года. Тем не менее с бывшей женой он отношения поддерживал, а по выходным старался проводить время с семилетней дочкой. Правда, в то же время его видели в обществе то одной, то другой барышни. Неизвестно, питали ли они какие-то планы относительно замужества, однако больше обычно через пару месяцев Леонченко бросал очередную пассию, и отправлялся на поиски новой жертвы. И получал от этого несомненное удовольствие.
Алексей же получал премию. Вознаграждение ему выдавали по итогам каждого года от лица руководства УВД, но прожить на это, понятное дело, было невозможно, и он сочетал халтуру в милиции (как он это сам называл) с халтурой художественной. Обычно он подрабатывал оформителем, не гнушаясь браться за любую работу, а для души в свободное время рисовал картины. Его квартира давно превратилась в мастерскую, пропитанную запахом масляных красок. Для него этот аромат стал едва ли не наркотиком, без которого он, как ему казалось, даже не мог уснуть.
Картины Алексея отличались своеобразной манерой письма. Это было что-то среднее между сюрреализмом Дали и работами Андрея Рублева. Кто-то из его знакомых-художников назвал этот стиль неосимволизмом, так это название и прижилось.
Тем не менее картин становилось все больше и больше, и вскоре в его карман стали капать деньги от их продажи. Продажей занимался некто Виктор Егоров, исполнявший обязанности своего рода художественного дилера. В прошлом подававший надежды как живописец, он все же забросил это ремесло, и вот уже лет пятнадцать занимался перепродажей картин. Работал Егоров с несколькими самыми известными художниками Приволжска, работы которых оседали не только в квартирах местных нуворишей, но и в коллекциях питерцев и москвичей. А некоторым полотнам даже посчастливилось оказаться за границей. Егоров же, понятно, занимался этил делом не ради любви к искусству; как посредник, он имел вполне реальный доход, иначе как можно было объяснить то, что за последние годы он обзавелся новыми квартирой и машиной.
Как человек Алексею он особо не нравился, слишком уж был мелочным, и к тому же хамоватым. Хотя и понимал, что работа тоже отложила отпечаток на характере Виктора. Однако деньги за картины он приносил исправно, не кидал, и это немного нивелировало антипатию Клеста к торгашу.
Во всяком случае, подобного рода заработок позволял Алексею не голодать. Он даже купил себе подержанную «шестерку», хотя, признаться честно, в машинах и не особенно разбирался. Хорошо еще, что пока ничего не ломалось, а то с его «познаниями» в технике пришлось бы гнать «Жигуль» на станцию техобслуживания…
Однажды Клеста пригласили в местное управление ФСБ. Его завели в кабинет к начальнику, которого Алексей видел впервые в жизни. Тот представил гостю полковника из столицы, приехавшего якобы специально, чтобы поговорить с человеком, получившим прозвище «сканер». Получилась весьма «задушевная» беседа. Мило улыбаясь, полковник сказал, что во времена КГБ с ним церемониться не стали бы, а просто увезли бы в столицу, и трудился бы Клёст на благо Родины. А так он предлагает ему добровольно стать штатным сотрудником и, соответственно, неплохой оклад. Но Алексей к идее «золотой клетки» отнесся без особого энтузиазма. И напрочь отказался от предложенной негласной охраны, каким бы ценным кадром фээсбэшники его не считали.
— Понадобится моя помощь — со всем моим удовольствием. А следить за мной не надо. Не думаю, что ЦРУ и Моссад заинтересуются моей персоной настолько, что посчитают своим долгом выкрасть меня и заставить на себя работать.
Расстались, тем не менее, по-доброму. На прощание полковник сунул ему бумажку со своим московским телефоном. А присутствовавший при беседе начальник Приволжского УФСБ нацарапал на клочке бумаги свой. В свою очередь Алексей дал подписку о неразглашении, поскольку его дар одномоментно определили как секрет государственной важности. И, несмотря на обещание полковника не приставлять к нему охрану, Клёст первое время неоднократно замечал вроде бы неприметных личностей, висевших у него на хвосте.
Он не был уверен, что и дома у него не стоят подслушивающие устройства. Но истерик по этому поводу благоразумно решил не устраивать, понимая, что переть против такой махины, как ФСБ, просто бесполезно. Со временем он просто перестал обращать на «хвосты» внимание. А потом как-то попробовал вычислить наблюдателя, но бесполезно. В итоге Клёст пришел к выводу, что чекисты уверились в том, что ему ничего не угрожает, и перестали тратить на него время.
В личной жизни Алексею не очень везло. В двадцать три он женился, и как оказалось, поспешил. Лида быстро навела порядок, запретив ему дома доставать мольберт и краски. Мол, надоела эта вонь, даже
