в туалете красками несет. Можно подумать, лучше, когда там пахнет дерьмом… Алексей попробовал упереться, однако вскоре понял, что эту битву он проиграет. Пришлось в итоге арендовать помещение под мастерскую — комнатушку в полуразваленном двухэтажном доме постройки XIX века.
О своем даре он жене не рассказывал. Случавшиеся время от времени звонки (в том числе и среди ночи), и следовавшие за этим отлучки объяснял наличием в родне двоюродной бабушки, которой то и дело становилось плохо с сердцем. Вот он якобы и мотался к ней ночами. Естественно, в телефонных разговорах приходилось маскироваться, называя собеседника (обычно это был сам Леонченко) Валентиной Петровной. Леонченко к такому псевдониму долго не мог привыкнуть, тихо матерясь в трубку. Лида верила, или делала вид, что верит.
А меньше чем через год он застукал жену в постели с любовником. Для бывшего десантника разобраться с каким-то длинноволосым мачо не составило особого труда. Впрочем, он особо и не марался, так, влепил пару оплеух. Досталось и неверной супруге. Та орала, что подаст на мужа в суд за рукоприкладство, и Алексей в сердцах сказал, что тогда точно ее грохнет. Грохнуть он ее, конечно, не грохнул бы. Да и просто по шее надавать вряд ли решился бы. Как-то уж противоестественно было поднимать руку на женщину. Когда он застукал ее с любовником — другое дело, тогда в нем взыграло уязвленное самолюбие.
В результате бракоразводного процесса Клёст благородно разменял доставшуюся ему от родителей 3 -комнатную квартиру на две однокомнатных, и одну из них презентовал Лиде, пожелав ей на глаза ему больше не попадаться…
После этого случился длительный запой, из которого его не без труда вывел штатный психотерапевт местного управления ФСБ. И закодировал на всякий случай от употребления спиртных напитков. С тех пор вид вина и водки вызывал у него отвращение. Зато он мог пить пиво в сколь угодно больших количествах, это была своего рода поблажка от психотерапевта.
Сам начальник УВД вызывал Алексея к себе на ковер, по-отечески пожурил, сказав, что у многих из его подчиненных случаются в жизни неприятности, но это еще не повод, чтобы срываться. На что Алексей ответил, мол, он не подчиненный, а внештатный сотрудник. И вообще берет отпуск на месяц, в течение которого просил бы его не тревожить.
Целый месяц он провел у тетки в деревне, наслаждаясь чистым воздухом и ежеутренним парным молочком из-под буренки. С утречка отправлялся на пленер, рисовал сельские пейзажи, возвращался обедать, и вторую половину дня просто гулял по окрестностям, или купался в местной речушке со смешным названием Кутяйка. В общем, психику удалось более-менее привести в норму, и вернувшись, он с удвоенной энергией взялся за раскрытие новых преступлений.
Глава 3
— Ну, так ты расскажешь, как у тебя получается сканировать мертвых, или это твой профессиональный секрет?
Клёст очнулся, стряхивая с себя груз воспоминаний, и посмотрел на Степаныча так, словно видел того в первый раз. Потом сильно сжал лицо ладонями, надавив пальцами на прикрытые веками яблоки глаз так, что в них запрыгали яркие пятна.
— Извини, дорогой, но я и сам бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Это происходит само собой, я просто вижу глазами мертвеца то, что видел он сам в последние минуты своей жизни. И честно сказать, каждое такое сканирование изрядно действует на психику. Так что, Степаныч, если ты вдруг надумаешь мне завидовать — лучше не надо.
— Да я и не завидую, была охота, — пробурчал криминалист. Однако что-то подсказывало Алексею, что Степаныч как раз исходил черной завистью. И с удовольствием поменялся бы с ним местами.
Домой он вернулся в половине восьмого вечера. Кастрюля щей, которую он доедал уже несколько дней, вчера неожиданно закончилась. Готовить что-то серьезное было неохота, и Алексей просто пожарил яичницу из четырех яиц, добавив в болтунью еще несколько кружочков докторской колбасы. Колбаса была настоящая (даром что дорогая), и не расплылась по сковороде, а загнулась тонкими аппетитными ломтиками. А когда к яичнице добавились свежие огурчики, помидоры и зеленый лук — ужин и вовсе показался царским.
Поужинав, он бросил сидящему в аквариуме скорпиону парочку специально купленных в зоомагазине мадагаскарских тараканов. Членистоногое тут же выбралось из песка, где коротало большую часть времени, и накинулось на добычу. Скорпиона привез полтора года назад из Средней Азии Пашка. Он мотался туда по своим делам, вот и приглянулась ему местная диковинка. А дома жена Наталья устроила ему разнос, крича, что скорпионы навлекают беду. Выбрасывать такую экзотику на помойку было жалко, вот он и притащил его Алексею, благо тот к тому времени уже вернулся к холостяцкой жизни. Новый хозяин не только приютил жителя пустынь, но и дал ему имя Курт. В честь Курта Кобейна, который свел счеты с жизнью при помощи охотничьего ружья. Скорпионы ведь тоже могут убить себя собственным жалом. Хотя такое имя больше подошло бы, наверное, каракурту.
Клёст не стал смотреть, как Курт питается парализованными ядом тараканами. Он включил комп, и на экране медленно проявилось лицо длинноволосой девушки. Прообразом для этой своего рода Ananova, которую он называл по-домашнему Клавой (в том числе и по аналогии с клавиатурой) послужила фотография молодой Шарон Стоун, в которую Алексей влюбился после «Основного инстинкта». Программку сделал знакомый программист из отдела «Р», Петя Шапиро, в прошлом хакер и автор какого-то крутого вируса. После того, как менты его взяли за жабры, ему ничего не оставалось делать, как принять предложение сотрудничать с органами правопорядка. С Петром Клёст как-то сконтачился по одному делу, и теперь в случае нужды мог запросто обращаться к нему за помощью. А Клава была просто подарком, старой его разработкой, которой только оставалось приклеить лицо на выбор.
— Привет! — прожурчала девица, качнув бюстом. — Надеюсь, у тебя все в порядке? Хочешь посмотреть письма?
— Сейчас посмотрим, — пробормотал Алексей, — только музыку включу.
Он нажал кнопку CD-R, и бокс, помедлив секунду, учтиво выдвинул поддон, на который Клёст поставил пиратский диск с полной дискографией «Led Zeppelin». Роберт Плант запел про лестницу, ведущую в небеса, а Алексей тем временем просмотрел электронную почту. Опять накидали спамов, рекламирующие курсы хатха-йоги, дешевые загрантуры и прочую хрень. Нет, пора обзавестись программой, которая убивает спамы. Шапиро давно уже предлагал подогнать, только у Клеста все как-то руки не доходили.
Что-то душновато, несмотря на открытую форточку. Капли пота стекали за шиворот майки, и продолжали свой бег вниз по спине, тормозя где-то в районе резинок шорт. Эх, накопить бы еще и на кондиционер, подумал он, а лучше на сплит-систему. Но пришлось по старинке воспользоваться вентилятором.
Расправившись с письмами, Клёст шагнул в сторону мольберта, где у него была незаконченная работа под рабочим названием «Лето». Над одиноким, стоящим в поле раскидистым деревом, ветви которого украшали… черепа, парили два ангела. Вместо лиц у них были белые пятна, и Алексей давно уже мучался, так и не находя нужного образа для этих ангелов. Он знал только то, что они не должны быть похожи друг на друга.
Может, сейчас наконец его посетит вдохновение? Он взял кисть, палитру, выдавил на нее краску, но так и застыл, слепо глядя в холст. Из головы не выходила та задушенная в лифте девочка. Ангельское личико, огромные синие глаза, тонкая, ну совсем лебединая шейка… Кто же тот сатана, что посмел надругаться и лишить жизни невинное дитя?!
Тут же он понял, что нужно делать. Отбросив кисть, схватил карандаш, и принялся рисовать лик ангела — лицо убитой насильником девчушки. Алексей не замечал, как летело время, потом уже накладывая на карандашный рисунок слой краски… Ангел получился настолько похожим на Таню, что ему стало не по себе.
Пока он корпел над холстом, прошло почти полтора часа. Совершенно вымотанный, Клёст отправился
