животного мира [393]. Он не отрицал самой эволюции – теория хаоса и хаотичности изменений по своей сути является одной из разновидностей неоэволюционизма, поскольку утверждает наличие накапливающихся трансформаций. Однако, в отличие от классического дарвинизма, в этом случае изменения не являются однозначно положительными для конкретного вида, они абсолютно случайны.
Р. Вессон предложил отказаться от рассмотрения эволюции конкретного вида, но говорить о трансформациях самой экосистемы, в которую включен этот вид, что соответствует второму постулату теории хаоса: наличие обратной связи между объектом и окружающей средой. Прогрессивное нарастание (каскадирование) хаоса начинается с самого момента зарождения жизни, оно порождает бесконечное и непредсказуемое количество разновидностей флоры и фауны на земле. Именно это, в частности, объясняет наличие огромного многообразия растений и животных, распространенных на одном ареале при одинаковых климатических условиях, поскольку благоприятный характер изменений уже в расчет не принимается.
Трансформации одного вида не являются внутренне изолированными, но влияют и на окружающую среду, та, в свою очередь, вновь влияет на этот вид, равно как и на все остальные, сама затем получает «ответ», и этот круг продолжается до бесконечности. Хаос нарастает, равно как и появляются все новые и новые непредсказуемые виды живых существ. Хаотичность структуры всей экосистемы увеличивается, хотя она и подчинена определенным законам развития. Однако эти законы не дают никакой возможности предсказать ни направление изменений, ни судьбу самой мировой экосистемы. В отличие от классического дарвинизма, выступающего как линейная, механистическая последовательность отбора наиболее приспособленных видов в ущерб наименее адаптированным, теория хаоса применима для нелинейных сред со случайными паттернами – набором моделей или образцов для воспроизведений. И именно такой «нелинейной средой со случайными паттернами», по мнению Р. Вессона, и является природная среда.
Часть четвертая
Люди ниоткуда
Нередко антропологические построения базируются на некоторых допущениях, которые кажутся на первый взгляд логичными и вполне допустимыми, однако при ближайшем рассмотрении лишь уводят нас в сторону от основных поисков.
В качестве примера приведем, в частности, известные утверждения о том, что первобытный человек, Homo sapiens sapiens, ходил в шкурах, а возможно, шкурами пользовался уже и неандерталец. Именно такие изображения, например, мы встречаем в школьных учебниках и на стендах во многих музеях естественной истории по всему миру. Откуда вообще взялось утверждение об использовании шкур в столь глубокой древности? Хорошо известно, что органические останки, подобные шкурам животных и коже человека (в этом плане между ними нет принципиальной разницы), не сохраняются. До нас доходят лишь фрагменты костных останков, причем обычно изрядно поврежденные не только временем, но и животными, которые обгладывали тела павших людей. Ни о каких шкурах, одеждах, даже человеческой коже не может идти и речи. Обратим внимание, что «люди в шкурах», как демонстрируется на многих иллюстрациях, жили минимум 30–40 тыс. лет назад – именно таков возраст Homo sapiens sapiens, или кроманьонца. Такой возраст не позволяет сохраниться органическим материалам.
Разумеется, простая логика нам подсказывает, что в моменты ледниковых периодов люди должны были как-то спасаться от холода, и представляется вполне естественным, что они использовали для этого шкуры животных. Найденные заостренные палочки, идентифицируемые как иглы, кажется, также подтверждают факт обработки шкур. Но это – лишь наша реконструкция, самих обработанных шкур не сохранилось.
Говоря об эволюционных изменениях, в результате которых сформировался человек современного вида, имеют в виду, что каждая функция, каждая часть человеческого организма должна представлять собой продукт эволюции и получить свое объяснение именно с точки зрения повышения способности к выживанию в этом мире. Разумеется, отдельное изменение не может автоматически повысить шансы человека на адаптацию к изменяющимся условиям, например, увеличение объемов мозга влечет за собой изменение в структуре питания, поскольку больший объем требует и большего количества энергии. Таким образом, мы сталкиваемся со взаимозависимыми изменениями, ни одно из которых не может считаться решающим, хотя среди них есть более важные (объем мозга, прямохождение) и менее важные (например, увеличение длинны пальцев). Впрочем, есть и вообще малообъяснимые, например, изменение в ритме сексуальной жизни и увеличение половых органов относительно общего объема тела.
Чем человек отличается от обезьяны?
Очень неразумные… люди
Почему же считается, что человек произошел от общих с обезьянами предков? Вопрос может показаться нелепым – а от кого же еще? Прежде всего, человек действительно похож на обезьян. Точнее, он похож на них больше, чем на кого-либо из других животных. Шимпанзе, так же как и человек, обладает богатой мимикой лица благодаря развитым лицевым мышцам, примитивными способностями после обучения воспроизводить некие звуки, отдаленно напоминающие слова, использует некоторые предметы и орудия, может стоять на задних конечностях или сидеть на них. Гориллы даже могут сделать несколько шагов на задних конечностях. Продолжительность их жизни близка к человеческой, равно как и рост и вес.
Нередко в пользу близости между человеком и шимпанзе приводят схожесть их поведения, мимики, использование (но не изготовление!) орудий, способность к воспроизведению некоего языка, даже способность хитрить и обманывать и т. д. [см., например; 55; 268]. Порою аргументы от «похожести» для наблюдателя могут показаться наиболее вескими, а если они еще подкреплены некоторыми генетическими расчетами и утверждениями, что человек и шимпанзе различаются лишь на процент по своим ДНК, то предположения перерастают в уверенность: глядя на шимпанзе, мы видим перед собой самого близкого предка человека.
Но как раз такие аргументы не могут вообще быть поставлены в разряд доказательств. Схожесть поведения, черт, повадок могут свидетельствовать о десятках вещей, например, о том, что природа выбирает одинаковые формы поведения, что в стандартных ситуациях представители высших приматов действуют одинаково благодаря физиологической схожести, о том, что они могли развиваться параллельно, а не «друг за другом» и не от единого предка, и т. д. Нельзя не согласиться с поразительной близостью высших обезьян и человека, но из самого факта схожести вряд ли стоит делать вывод об их родстве. И в семействе гоминидов по всем генетическим данным они являются самыми близкими родственниками.
И все же есть принципиальная и абсолютно непреодолимая пропасть между человеком и всеми обезьянами. Действительно, шимпанзе можно научить очень многим трюкам, но при этом оно никогда не сможет открыть, скажем, законов гравитации или проникнуть в тайну атома. Проще говоря, существуют принципиальные ограничения ее разумности, которые никогда не смогут быть преодолены. И самое главное – сама обезьяна никогда и не узнает о существовании таких ограничений, к тому же вряд ли она осмысляет человека, что находится рядом с ней, как некое «более развитое существо».
И все эти различия между шимпанзе и человеком заключены лишь в двух молекулах ДНК!
И здесь напрашивается и другой вывод: а понимаем ли мы сами нашу ограниченность? Разве не подобны мы шимпанзе, которое никогда не сможет преодолеть границу собственной «неразумности»?
Ближайший родственник человека
Вопрос о том, когда на арену истории выходят первые гоминиды, вызывает споры в не меньшей степени, чем возникновение самого Человека разумного. Еще около десятилетия назад дату появления гоминидов высчитывали по костным останкам и археологическим находкам. Сегодня используются значительно более сложные методы, и палеоантропология здесь «дружит», например, с иммунологией и генным анализом.
Как только стали применяться новейшие методы исследований, показалось, что вопрос о времени происхождения человека и этапах его прохождения по этой земле будет вскоре решен. Ведь, как казалось, «генетические часы не могут врать». И действительно, в начале 60-х гг. впервые была названа относительно точная дата появления на земле ранних гоминидов – большого семейства, которое включает не только ныне живущего и ископаемые виды людей, но и разные виды австралопитеков. Ее впервые опубликовал Гудмэн, а затем подтверждали исследованиями Вилсона и Сариха. Она равнялась 5 млн лет – считалось, что именно в этот момент гоминиды отделились от больших обезьян [161; 332].
