Не издевательство ли над несчастьем человека эта Его Нагорная Проповедь? Так зачем же слушать эти Его издевательства? Люди жаждут хлеба, а Он является с пустыми руками и говорит о беззаботной встрече с завтрашним днем. Он отвергает и даже презирает «знамя хлеба земного». Поэтому люди и пишут на своих знаменах циничный призыв: «Накорми, тогда и спрашивай добродетели», восстают против Него и разоряют Его храм, разоряют не в поисках хлеба, ибо хлеба — они это хорошо знают — там нет, но мстя за великий обман, за то, что Он отверг первое искушение, в котором была сконцентрирована основная жажда толпы. Отступничество человечества от Христа есть последовательный результат выбора им земного счастья.
Поэтому, дабы подобное не повторилось впредь, инквизитор решил исправить фатальную «ошибку» Христа и подчиниться искушению духа пустыни. Зная, что хлеб является основой человеческого счастья, инквизитор прежде всего постарался насытить людей в своем царстве. Промучавшись тысячу лет при строительстве новой вавилонской башни, люди в конце концов убедились в том, что они свой голод сами не утолят. Поэтому они и пришли к инквизитору, умоляя: «Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали». Инквизитор накормил их и достроил их башню, ибо достроить ее может лишь тот, кто накормил людей. Вавилонская башня здесь — символ земного счастья. Но создать это счастье голодные люди не могут. Поэтому они бросают свою работу и ищут того, кто накормил бы их. Не отвергая Христа, они строили эту башню счастья уже тысячу лет. Возможно, что они строили ее даже по указанию Христа еще тогда, когда жили в пустыне и питались акридами, тайно надеясь, что в конце концов весь этот труд увенчается успехом и на земле будет создан рай. Однако поняв, что путь Христа не ведет к тому земному счастью, которого они ищут и что они не могут достроить этой «башни счастья», ибо они голодны, они отвернулись от Христа и обратились к антихристову инквизиторскому началу жизни, которое дало им хлеб и, таким образом, завершило строительство этой башни. В жизненном голоде укореняются, находя в нем опору, все антихристовы силы. Утоляя голод, эти силы в истории человечества привлекают на свою сторону сторонников и во имя хлеба объявляют войну Христу. В антихристовом царстве есть только голодные и сытые. Грех и добродетель в нем исчезают.
Но вместе с ними исчезает и свобода. Инквизитор, что для него характерно, замечает и разъясняет, почему он со своими сторонниками может накормить людей: «О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными…». Поэтому изголодавшиеся люди приходят и «приносят свою свободу к ногам нашим и скажут нам: 'лучше поработите нас, но накормите нас!'». Инквизитор подчеркивает эту закономерность как принцип: «Свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы». Весьма примечательный акцент. Почему удовлетворение жизненного голода несовместимо со свободой? Почему человек, желая быть сытым, должен отречься от свободы и стать рабом? Почему свободным может быть лишь тот, кто голоден? Взаимосвязь хлеба и рабства, свободы и голода становится весьма загадочной. Но инквизитор совешенно определенно выдвигает эту связь на первый план и все время ее акцентирует.
Эту взаимосвязь делают более понятной для нас слова Христа, которые Он произнес, отвергая первое предложение духа пустыни: «не хлебом одним будет жить человек» (Матф., 4, 4). Это означает, что человек помимо своей физической жизненности обладает еще и духовной жизненностью, которую тоже надо сохранить и, развивая, укреплять, но уже не хлебом, а «всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матф., 4, 4). Хлеб — не единственная основа человеческого существования, ибо физическая жизненность — не единственное начало человеческого бытия. Однако если не хлебом единым жив человек, то само собой разумеется, что не только хлеба одного он жаждет. Наряду с физическим голодом в человеке присутствует и духовный голод, требующий удовлетворения не хлебом, но словом Божиим. Эту высшую жажду раскрыл в Нагорной Проповеди сам Христос, сказав: «Блаженны алчущие и жаждующие правды, ибо они насытятся» (Матф., 5, 6). Правда здесь — это то объективное содержание, в котором кроется назначение человеческого духа. Так же, как хлеб есть объект физической жизненности, так и правда есть объект жизненности духовной. Как хлеб символизирует все то, чего жаждет и ищет плотская структура человеческой природы, так и правда символизирует все то, чего ищет и жаждет дух человека.
Но именно здесь перед нами раскрывается одна весьма своеобразная черта человеческой природы. Поскольку человек один и един, то голод плоти в нем переплетается с духовным голодом. Они поддерживают и усиливают друг друга. Голод плоти всегда указывает на более высокий духовный голод, и при удовлетворении голода плоти духовный голод остается. Дух и плоть в человеке так тесно связаны, что жизнь одного влияет на жизнь другого. Исследуя эти связи, мы прослеживаем одну необычайно важную закономерность, которую можно сформулировать следующим образом: удовлетворение плотского голода никогда не будет полным, если мы не удовлетворим голод духовный. Духовно угнетенный и терзаемый человек никогда надлежащим образом не поест и поэтому совершенно сыт не будет. Погруженный в заботы человек никогда надлежащим образом не отдохнет и не повеселится. Не полюбив женщину или мужчину, человек никогда не удовлетворит своей страсти. Неудовлетворенный дух вызывает беспокойство во всем теле и еще более разжигает жизненные потребности. Чисто физическая пища, чисто физический отдых, чисто физическое удовлетворение страсти не могут служить для человека тем объективным содержанием, которого ищет и жаждет жизненность его плоти. Человеческая жизненность не является только животной жизненностью. Если животная жизненность удовлетворяется чистой физичностью, которая содержится в пище, отдыхе или в страсти, то человеческой жизненности необходима связь с жизнью духа. Ей необходимо, чтобы ее накрыла тень духа и чтобы печать духа лежала на желаемом ею объекте. Иначе этот объект будет для нее холодным, неприятным и даже омерзительным. Когда Христианство благословляет праздничный стол, путь или брачное ложе, оно учитывает эту неопровержимую черту человеческой природы и тем самым удовлетворяет даже чисто жизненный голод. Но оно не делает объект жизненности физическим, оно одухотворяет его. Земной хлеб насыщает человека только тогда, когда вместе с этим хлебом человек вкушает и хлеб небесный в виде проповедуемой Христом истины. Хлеб и истина связаны неразделимо. Это глубокая закономерность человеческого бытия и человеческой жизни.
Инквизитор хорошо уяснил для себя эту закономерность и поэтому понимал, что пока в людях будет жив голод по истине и жажда ее, до тех пор хлеб их не насытит и они будут вечно голодными, мятежными, непокорными. Необходимо уничтожить этот, высшего порядка, голод. Необходимо сделать так, чтобы люди жаждали только хлеба, чтобы они были живы только хлебом, чтобы истина для них стала только мечтою, подобной далекому огоньку, который лишь изредка сверкает, но не манит и не жжет. И тогда, только тогда их насыщенность хлебом будет полной, получив его, они будут спокойны и счастливы. Но ведь жажда правды возникает из свободы. Человек жаждет высшего содержания потому, что он в своем существе освобожден от этого материального мира, от всех его объектов и областей. Свoбода, как было сказано выше, есть постоянный призыв в идеальную действительность. И пока этот призыв жив, человек не может успокоиться в этой действительности и не может быть сыт содержанием этой действительности. Поэтому в человеке необходимо уничтожить свободу. Необходимо, чтобы он сам отрекся от свободы, отринул ее, чтобы он сам позволил поработить себя. Тогда уже никто не будет звать его в высоту, тогда он полностью станет жителем этой действительности и тогда хлеб для него станет единственным объектом его жажды, как и для животного. Инквизитор так и сделал: он взял свободу человека, а ему дал хлеба. Пока люди свободны, они жаждут не только хлеба. И чем больше они получают хлеба, тем вкуснее становится для них этот хлеб, тем больше напоминает он им о высшей правде, по которой тоскует их дух. Но если эта тоска не утоляется, то даже обилие хлеба и его вкус становится горьким и отвратительным. Для свободного человека хлеб есть знак истины. Каждый кусок хлеба напоминает ему о хлебе небесном. Но когда нет больше свободы, когда призыв с той стороны замолкает, тогда земной хлеб утрачивает свой знаковый смысл, он уже не вызывает никакой высшей тоски и тогда человек полностью им насыщается. Телесность хлеба начинает удовлетворять человека, ибо сам человек начинает существовать только как тело. В этом и заключается таинственная связь между хлебом и рабством, между жаждой и свободой. Только раб может полностью насытиться земным хлебом.
Поэтому Христос, отвергая предложение духа пустыни — превратить камни в хлебы, поступил не своевольно, не как мечтатель, не знающий истинной природы человека, но как Тот, который пришел
