больше ничего нет. А раз нет - то и отнимать больше нечего. Я - свободен!..
Антрацитово-черный диск раскрылся слепящей огненной щелью. Леденящий потусторонний ужас отпустил тело, и нерегиль тихо ссыпался в песок. Сознание он потерял еще до того, как подкосились ноги.
Гнавший крупную пыль ветер крепчал. Белесые змейки вились между камнями, наметали крохотные гребни барханчиков перед лицом, у груди и у колен вытянувшегося на земле тела. Неровно стриженные волосы встрепывались и колыхались с каждым новым порывом ветра.
Через некоторое время на длинный холмик песка взбежала ящерка. Тонкая пыль пошла струйками, зазмеилась малюсенькими каньончиками, поползла вниз - и ящерка стрельнула прочь.
Из-под осыпавшейся дюнки показалась полураскрытая ладонь - согнутые пальцы словно пытались удержать что-то. Ветер дул с прежней силой. Песок струился вдоль извилистой линии жизни. Солнце светило ровно.
Вскоре разжатые, упустившие свое пальцы замело снова. Ящерка выбежала на гребень барханчика и подняла две лапки. Она грелась, и ей уже ничего не мешало.
Ор за тентом палатки стоял немыслимый. К гвардейцам пытались прорваться торговцы всякой всячиной, предлагающие свои услуги мальчишки, любопытствующие и прочий бедуинский сброд.
Сидевший перед Марвазом бедуин тоже смотрелся бродяга бродягой: латаная, никогда не стираная рубаха едва закрывала колени под протертыми штанами, пропотевшая шапочка украшала всклокоченную макушку. Куфии этот сын греха не носил - видать, продал такому же нищему собрату на этом убогом базаре. За миску забродившего верблюжьего молока - от бедуина страшно несло выпивкой.
- Где ты нашел это? - мрачно вопросил Марваз.
И уткнул палец в то, что лежало между ними на ковре.
Кочевники поживились всем, чем могли: ободрали золотые пластины, украшавшие ножны. Даже позолоченное навершие скрутили, сыны прелюбодеяния. Они попытались и чернь с позолотой сколотить с гарды и основания рукояти, но тауширные витые узоры не поддались.
Меч Тарика лежал, мрачно вытянувшись на свалявшемся грязном ворсе. Марваз и стоявшие за спиной каида гвардейцы обреченно смотрели на длинный силуэт обворованного клинка. Прямой, строгий, он словно бы укоряюще взблескивал в редких пятнах света: ветреное солнце прорывалось сквозь прорехи в тенте, и золото на черном загоралось путаной вязью.
- Я это не нашел, о пришелец, - сообщил, наконец, бродяга.
И обиженно надулся, заковырявшись ногтями в зубах. Зубы у него были гнилые, естественно. С трудом оторвав взгляд от желто-черных остатков передних резцов, Марваз переспросил:
- Как к тебе попал меч?
- Сто дирхам, - пожал плечами наглец и сплюнул через плечо.
Каид был уверен, что этот сын прелюбодеяния никогда не видел столько серебра разом. Более того, он скорее всего ни разу в жизни не держал полновесный серебряный дирхем. Поэтому Марваз строго сказал:
- Расскажешь все, как было, позволю доесть за нами после обеда.
Бедуин снова сплюнул через плечо.
- Идет, - и ладонь с грязными ногтями величественно взмахнула у каида перед носом.
Кто бы сомневался.
- Мне это шурин дал, - поведал, наконец, кочевник. - Шурин мой, чтоб его Всевышний покарал, к манасир прибился, вишь ты, он бы еще к харб пошел, к рвани этой...
О Всевышний, ну если этот бродяга ощущает себя богачом по сравнению с племенем харб, то как же должны жить эти харб... Их собеседник, как выяснилось из предшествовавшего разговору длинного витиеватого вступления, в котором перечислены были все предки этого нищеброда начиная от поколения исхода из Медины в Ятриб, принадлежал к племени такиф, - но не тем такиф, которые кочуют к востоку от Таифа, ибо те такиф - они мунтафик, соединившиеся то есть, не чистокровные такиф, а к настоящим такиф, которые западные и по весне доходят со своими стадами до Нахля, ибо... Бедуин бы и дальше посвящал их в подробности своей генеалогии, но Марвазу удалось вовремя его прервать и перевести разговор на страшную находку.
- ...а меч этот к шурину давно попал, - разглагольствовал тем временем бродяга, воровато постреливая глазами - что ему приглянулась стоявшая перед Марвазом кофейная чашечка, гвардеец давно понял.
- Как давно?
- А луну назад, - важно закивал этот сын греха.
Ага, как же. Луну назад этот меч висел на перевязи нерегиля, пока тот гонял правоверных к старому храму над Таифскими холмами. Впрочем, выяснить точнее не представлялось возможным: такиф считали время от одного сбора ладана до другого. Весенний уже закончился, и гнилозубый нищеброд провалился в безвременье до жгучей поры макушки лета - покуда не придет время сбора даса.
- А как меч попал к твоему шурину? - обреченно спросил Марваз.
- А они в набег на харб ходили, - оживился бедуин, - а когда верблюдов угоняли, в лощинке сели, а там глядь: конь мертвый - да помилует Всевышний его хозяина! - лежит. Ну и меч при седле был...
Каид южан на мгновение прикрыл глаза. Мертвый конь...
Открыв глаза, он не обнаружил перед собой медной чашечки. Но Марвазу было уже не до мелких краж:
- В этой... лощине... твой шурин видел только мертвого коня? Других тел там не было? Мы ищем хозяина этой лошади...
Зря он это сказал. Бедуин, воодушевленный удачной покражей чашки, аж подпрыгнул:
- Хозяина, говоришь?!.. Сто дирхам!
Марваз обернулся к Салхану. Тот лишь покачал головой - все. Нет нерегиля поблизости. Был бы - на сотни фарсахов вокруг гудели бы сплетни. Знали бы - выдали: уже две недели Марваз с гвардейцами обшаривали каждую пядь в окрестностях Нахля и расспрашивали всех подряд, не жалея мелочи на подачки.
- Забирай деньги и вали отсюда, - мрачно отмахнулся каид.
И бросил на протертый ковер связку медных монет. Бедуин радостно осклабился и тут же смылся. Вместе со второй чашечкой для кофе и медным пестиком, но это уже никого не интересовало.
Обчищенный меч и скелет лошади - вот все, что им удалось найти от пропавшего в самуме нерегиля. Марваз провел ладонями по лицу: да смилуется Всевышний над этим язычником - ибо похоже, что Тарик отправился туда, откуда живые существа выйдут в день последнего суда и отделения праведников.
- Седлайте коней, Абдулла, - тихо приказал он десятнику. - Двигаем в Ятриб. Приедем, сяду писать донесение. А вы засвидетельствуете изложенное на бумаге.
Все кивнули.
Нерегиль... исчез. И если он выжил в песчаной буре, то искать его предстояло магам и астрологам - а не гвардейцам. Они выполнили свой долг, осмотрев каждую пядь земли и перетряхнув все окрестные пустоши. Дальнейшая судьба нерегиля теперь находилась в воле Всевышнего.
- ...Хой! Хой! - орал Дукайн на глупых коз, пытавшихся разбрестись по зарослям астрагала.
Объедая гребеночки соцветий, козы несчастно мекали и оступались на торчащих из мелких листочков каменьях.
Особо тупая и жалостная рулада послышалась от небольшого скального выступа, на котором затейливо топорщился куст алоэ. Большая часть шипастых листьев-рогов уже высохла до безжизненно- желтого цвета, но коза упрямо лезла на высокий камень за цветами. Их оранжево-красные метелки колыхались на высоких стеблях, бородку дурной животины развевал ветер.
