- Зачем так кричишь? Ты жизни не знаешь, Рами, уж не обижайся! Украдут тебя, коли не пристегнем, как есть украдут, даже глазом ты моргнуть не успеешь! А утром Афаф тебя отстегнет - иди куда хочешь, да?
- Угу, - сдавленно и зло отозвался Рами. - Если меня будут красть, я буду ржать и бить копытом, небось не пропустите.
- Тебе бы все шутить, дурачина, - сурово отрезала Афаф и величественно выплыла из шатра.
Затаясь в темноте, Антара едва сдерживал рвущийся наружу хохот. А потом, проводив глазами удаляющуюся тень отца, раздумал лезть под полог к Рами, - этим вечером сумеречнику, похоже, будет не до рассказов. Афаф, меж тем, звеня ключами, засеменила следом за шейхом - к пиршественным кострам.
Улыбнувшись в темноте, Антара направился следом за ними - побьют так побьют. Зато накормят досыта.
Кобыла сочувственно вздохнула у Тарега над головой. Он отсутствующе погладил ее по мягким бархатным ноздрям. Теплое дыхание пощекотало пальцы.
Цепь, кстати, оказалась очень короткой - всего в локоть длиной.
- Не грусти так.
Мягкий женский голос заставил его подпрыгнуть на циновке.
Ну да, конечно. На земле перед ним непринужденно расположилась бедуинка в черной абайе. На этот раз Узза приняла облик вполне человеческих размеров - тоже понятно, в шатре тесно, миледи не при параде, корона бы полог задевала.
- Может, отстегнете по дружбе? Ну, или в знак благодарности за услугу? А, миледи? - и он выразительно покосился на железный браслет на щиколотке.
- Ты осмелел, - фыркнула Узза. - Смотри, как дерзишь мне, не то что в Таифе. В Таифе ты дрожал, как тушканчик.
В ответ Тарег пожал плечами:
- А что вы мне сделаете, миледи? У меня же ничего нет. А когда ничего нет, отнимать нечего. Я - свободен.
Узза тихонько рассмеялась. Он скривился:
- Ну да, ну да. Лошадиная цепочка. Наши философы называли это словом парадокс.
- Я смеюсь, потому что ты говоришь, как суфий.
Тарег скривился еще сильнее:
- Причем тут дервишеские бредни? Это здравый смысл. Чем меньше привязанностей, обязательств и имущества, тем ты свободнее.
- Как же ты собираешься одолеть нашу сестру? Выйдешь против нее вот так - без обязательств и имущества?
- А это уж ваша забота! - рассердился в ответ Тарег. - Я выполняю уговор? Выполняю. Вот и вы давайте. Думайте, что мне делать.
Узза хмыкнула:
- Ты сначала с моей псоглавой сестрицей сочтись. Манат - не такая, как я, она не любит ни людей, ни сумеречников. Вот выполнишь ее поручения, жив останешься - тогда и поговорим.
- Вот только не надо меня смертью пугать, - процедил Тарег.
- Я не пугаю, - удивилась женщина в черном. - Я лишь говорю, что твое будущее не определено.
- Еще бы ему определиться, - пробурчал нерегиль. - Здешняя жизнь - как болото. Точнее, зыбучий песок. Что ни делай - все канет и растворится, останется лишь грязища. Где уж тут взяться будущему, да еще и определенному. Разве что четыреста девяносто первый год маячит - и то хорошо...
В ответ на его мстительное шипение Узза лишь повела плечами:
- Ничто не ново под этим небом. Конец света пророчили незадолго до прихода Али. И перед тем, как из степей вышли джунгары.
Тарег разозлился окончательно:
- А я уверен, что на этот раз все пророчества сбудутся! Конец света - лучшее, что может случиться с этой болотной прорвой!..
Узза ответила своим всегдашним легким смешком:
- Не сердись на них. Они как дети.
- Это не дети, это уроды какие-то... - пробурчал он в ответ.
- А мне их жаль. Люди называют сестру хозяйкой судьбы, - задумчиво проговорила женщина в черном покрывале. - Хотя, по правде говоря...
Тарег кивнул - у судьбы нет хозяйки, это правда. У нее есть Владыка. Хозяин чертогов мертвых.
- Сестра - справедливость. А я - милосердие.
Он не сдержался:
- А в Нахле? Это тоже было милосердие?
Узза пожала плечами:
- Я же говорю, они как дети. Ничего не понимают, везде лезут, говорят глупости. Ничему не учатся. Разве не бывает, чтобы упрямый ребенок сбежал от матери и попал в беду?
Тарег долго молчал. Потом согласно кивнул. И с неожиданной горечью проговорил:
- Хреновый из меня спасатель для таких детишек. Ни Силы, ни войска.
Женщина в черной абайе снова пожала плечами:
- Ты сам выбрал этот путь.
- Я отказался от войска, не от Силы. Силу у меня... забрали.
- Это неважно, - вздохнула Узза. - Я ходила среди них сотни лет до тех пор, пока не пришел Али. Я была могущественным духом. И что? Они ничуть не повзрослели.
Тарег фыркнул:
- Ничуть не повзрослели? Да они не то что не повзрослели, они поглупели - напрочь! Раньше хоть вас боялись, а теперь? Вы отступили в сумерки, а новое учение оказалось им великовато. Пастух говорил о совести - но это же смешно! Он бы еще им про парадокс рассказал! Бедуинов палкой промеж глаз надо бить, а не про совесть проповедовать! Так и маются, межеумки - уже не язычники, но еще и не верующие...
Узза вздохнула:
- Завтра иди в ар-Румах. Сестра даст тебе поручение. А у меня осталось последнее дело к тебе.
И тут она замолчала. Надолго.
- Миледи?..
Узза подняла ладонь - тише, мол. И наконец проговорила:
- Если ты поумнел - сам поймешь, какое. А если остался таким же глупым - я подожду.
- Что-ооо?..
Богиня легонько хмыкнула - и исчезла.
Глаза разбегались - столько всего продавали. Ярмарка орала, толкалась, гомонила, пылила и пахла тысячью приманчивых ароматов - вареного и жареного мяса, харисы, орехов в меду, жареной саранчи. И ладана. И алоэ. И финикового вина. И кинзы. И фиников. Глаза разбегались, слюни текли.
Денег у Антары не было - а у кого они были?
Рассказы его о Битве в Сухой реке послушали-послушали, да и разошлись, поганцы. Хоть бы кто связку медяков дал или на худой конец угостил жратвой или выпивкой. Но нет, все смотрелись одинаково - худые, обтянутые кожей лица, обветренные губы и голодный блеск в глазах. Обглоданные страшным летом людишки жались и мелочились, и торговля шла ни шатко ни валко - покупать-то покупали, да в основном купцы из далеких северных городов.
Сумеречник слинял куда-то сразу, прям когда Антара начал читать свое новое:
