сопротивление, рука немела от немыслимого холода.
- Господин! Господин! Сейид, остановитесь! - это кричал кто-то на ашшари.
Марваз понял, что это не рука занемела, это просто на ней кто-то повис. Перехватив запястье с джамбией, на руке действительно висел маленький лысый сумеречник. И кричал на ашшари, призывая каида остановиться.
- Чего тебе? - переведя дух, осведомился Марваз.
Мелкий самийа показал в сторону зеркала.
Чихая и кашляя, из висевшего в локте от пола зеркального кругляша кто-то выпал - голова и спина наружу, ноги с задницей еще в непонятном мареве внутри зеркальной рамы. Переступая по доскам пола смуглыми тонкими ручками, зазеркальный путешественник выполз из рамы целиком.
Когда этот кто-то распрямился, Марваз понял, что это еще один маленький, смуглый, тоненький и тоже лысый сумеречник. Точнее, не лысый, а наголо бритый - коротенькие волосики еле топорщились над кожей головы, и так же остро торчали маленькие уши.
Тьфу, шайтан! Зеркало!
Марваз дернул рукой с джамбией, мелкий самийа снова зашелся в жалобном визге.
- Пусти, во имя Праведного!
Сумеречник не пустил, но зеркало уже закрылось - снова приняв обманчиво-безобидный полированный металлический вид.
Стоявший перед Марвазом второй самийа вдруг заглянул каиду за спину и резко крикнул - по- ханьски.
Быстро обернувшись, ашшарит застыл перед лезвием меча-цзяня, направленного ему прямо в грудину. Зеленая кисточка на темляке тихонько качалась в воздухе. Лицо державшего меч молодого монаха оставалось совершенно бесстрастным.
Сумеречник гаркнул снова - и замяукал на повышенных тонах. Ханец медленно опустил отливающий странной зеленью клинок. Каид расслабил локоть с занесенной джамбией. Остальные ханьцы держали руки на виду и ничего такого особенного не предпринимали.
Маленький сумеречник наконец-то отцепился от Марваза и кинулся отряхивать своего спутника, все еще строго - судя по нацеленному на монахов смуглому пальчику - отчитывающего ханьцев. Оба самийа одеты были совершенно как люди: желтая тряпка от груди до пят - вот и все платье. Впрочем, главному еще полагалось длинное ожерелье из красных бусин, на высоте груди украшенное двумя красными кисточками.
Наконец вылезшие из зеркала сумеречники закончили общаться с ханьцами и обратились к Марвазу.
Главный, мелко переступая лапками, подошел ближе и оказался каиду аккурат по подбородок. Задрав лисью мордочку, самийа вдруг сложил ладошки, поднял руки над головой и завалился на пол в земном поклоне, потешно припадая при этом на один бок. Спутник его проделал то же самое. Ханьские монахи бухнулись на колени.
Марваз почесал голову под куфией и сказал:
- Ээээ... я... ээээ...
Сумеречник мгновенно перетек обратно в стоячее положение и серьезно сказал на ашшари:
- Ты спас нас от страшного чудовища, о юноша.
- А что это было, во имя Праведного? - поинтересовался Марваз.
- Зеркальная Рыба, - мрачно сказал сумеречник. - Опасней ее на Дороге Снов нет никого.
- Значит, пырнул я зеркальную рыбу, - пожал плечами Марваз. Рыба эта ничего ему не говорила. - Не впервой.
И сообщил ханьцам:
- Вообще-то я за зеркалом. Поручение у меня - арендовать зеркало. Вот это. Понимаете меня, нет, чурки бестолковые?
- Меня зовут Луанг Най, - остро сверкнув зубами, улыбнулся сумеречник. - Я знаю, кто отдал тебе это поручение. Тебе помогут доставить это зеркало, не изволь беспокоиться.
- А господин нерегиль знает, что вы про это знаете? - обескураженно пробормотал Марваз.
Когда дело касалось магии и сумеречных плутней, ему становилось как-то не по себе.
- Об этом тоже не изволь беспокоиться. Господину нерегилю будет любопытно узнать, что о нем знаю я - и Зеркало Люнцуань.
Каид опасливо покосился на поблескивающий в свете ламп металлический кругляш. Зеркало как зеркало, даже чуть поцарапанное ближе к волнистому чеканному ободу. Только уж очень большое.
- Ладно, - вздохнул Марваз. И прикрикнул на суетившихся ханьцев: - Эй вы, чурки понаехавшие! Ну-ка позовите сюда кого-нибудь! Не тащить же мне это зеркало на себе, во имя Всевышнего, милостивого, милосердного! Живее, живее шевелитесь, а то я уж незнамо сколько в вашем вертепе валандаюсь! Баня закроется - и что мне делать, еще день не мыться? Завтра ж женский день!
- ...Почтеннейшие! Почтеннейшие! Во имя Всевышнего, милостивого, милосердного, да пребудет Его благословение на благородных сынах пустыни вроде вас, не извольте беспокоиться, сейчас ваш ничтожный раб уладит это дело!..
Между шипастыми железными стременами и боками верблюдов метался джазир, выборный староста, отвечавший в квартале ас-Судайбийа за размещение путников. Про себя же он, конечно, проклинал злую судьбу и козни иблиса, намутившего своим крысиным хвостом эдакую пакость.
Да покарает Всевышний сынов скверны - так думал про себя староста - откупившихся от амиля большими подношениями еще в прошлом месяце! Иначе как объяснить то, что градоначальник отправляет на постой в ас-Судайбийа уже второй вооруженный отряд! И какой! Рожи-то, рожи какие бандитские! Впрочем, у бедуинов всегда рожи бандитские...
- А ну пойди в дом, скажи - пусть выметаются! Нас много, а их всего дюжина, им такая усадьба ни к чему! Пусть идут куда хотят!
С высоты верблюда орал и потрясал плеткой главарь этой банды - ох знал, ох знал что делал сидевший у южной таможенной заставы города катиб, когда сказал этим хмырям ехать к нему, к Маруфу, мол, Маруф староста в том квартале, он вас и разместит... А как же, какому разумному человеку охота связываться с шайкой разбойников - а что это разбойники, а никакие не возвращающиеся из умра паломники, это ж ишаку ясно...
- О благороднейший из мужей! Позволь мне переговорить с этими правоверными!
- Поторапливайся! Всадникам племени бану куф не пристало ждать, пока им окажут гостеприимство!
О Всевышний, про себя взмолился Маруф, я так и знал! Это те самые бану куф, вот оно что, небось с добычи награбленной позолотили руку катибу, и теперь желают отдохнуть после разбоя в хорошем доме с колодцем и прудом, небось, притомились людей резать, хотя что резать, рассказывают, что эти бану куф кладут голову человека на плоский камень и бьют камнем сверху, пока не размозжат совсем...
И Маруф, боязливо оглядываясь, потрусил к воротам странноприимного дома. За ними перекликались мужские голоса, с хохотом призывающие какого-то Мусу залезть в колодец к мариду. Вот ведь шуточки у них какие, хотя вроде как кто-то из соседей болтал, что на располагающемся за домом Старом кладбище среди обвалившихся мазаров и покосившихся могильных камней поселились еще и джинны.
Тонкий стук в ворота оборвал и хохот, и веселые крики.
- Мир тебе, о правоверный, - гвардеец, по виду настоящий ханетта, недружелюбно высунул небритую смуглую морду в щель между створами.
Быстро стрельнув глазами в сторону вооруженной толпы за спиной, Маруф принялся жалостно лепетать и мелко кланяться:
- О достойнейший муж! - как много-то их в последнее время развелось, этих достойнейших мужей, чтоб их шайтаны взяли всех и сразу. - Прошу простить за беспокойство, но вот в город прибыли эти достойные люди...
