- У меня тоже могли быть дети! Не смей вымогать мое прощение, тыча семейным горем! Предательница!
- Тебя предала Айша! Прошло семьдесят лет, Тарег-сама! Что это изменит?
- Бедуины говорят: отомстил через сорок лет - поспешил, - с кривой демонской улыбкой сказал князь. - Я умею ждать лучше, чем бедуины. А ты, Тамийа, видно, решила, что раз я не прихожу за тобой, я раздумал мстить?
- Искренне признаюсь тебе, Тарег-сама, - горько сказала княгиня, - да, я так думала.
- Глупый кролик, - ощерился нерегильский князь. - Вынимай меч. Шалости - для детей...
- ... и только мечи с тобой навсегда, ибо никогда не устают, - тихо закончила за него старинное присловье Тамийа-химэ. - Позволь мне биться моим семейным оружием, Тарег-сама. Его должны принести из моих покоев.
- Позволяю, - криво улыбнулся князь.
И пошел вглубь сада. Росистая трава, на ней очень, очень скользят ноги.
- Эда, - почти не поворачивая головы, отдала распоряжение госпожа.
Малодушно, но коротко всхлипнув, оруженосец метнулся исполнять волю княгини.
Когда Тамийа-химэ тоже ступила на траву, господин Ньярве одними губами сказал Саюри:
- Быстро. Беги. К Джунайду-сама. И ори на весь дворец.
- Что?.. - ахнула девушка.
Да и Майеса тоже ахнула, даже рукавом рот прикрыла. Как?.. Ведь...
- Быстро беги, дура, - прошипел господин Ньярве. - У химэ-доно хорошая школа - она отразит два, возможно, даже три удара. Быстро беги, пока есть время!!!...
Тут у Майесы подкосились ноги, и она вдруг оказалась на циновках посреди раскинувшихся шелков своих нижних платьев.
- Ах! - пришлось опереться ладонью о пол.
Парусящая рукавами Саюри и Эда разминулись в арке, обменявшись безумными взглядами. Заливаясь слезами, оруженосец упал на колени и быстро пополз к ступеням в сад:
- Химэ-доно... химэ-доно...
Тамийа-химэ медленно спустила с плечей верхние платья. Перевязала рукава нижней хитама белым шнуром, поданным плачущей Айко. Тарег-сама темной статуей стоял между двух шелестящих ив, над круглым зеркалом пруда.
Когда госпожа подняла обеими руками фамильный меч, из дальних комнат послышались отчаянные крики Саюри:
- Помогиии-теееее!..
- Преданные у тебя слуги, Тамийа, - нехорошо усмехнулся князь.
И резко выхватил меч, отбросив в траву ножны.
Госпожа обнажила клинок подобающе неспешным движением. Ножны оставила в левой руке. Медленно присела в поклоне. Тарег-сама лишь издевательски усмехнулся.
И странным, плавным, но совершенно не укладывающимся в голове движением отвел поднятый меч в сторону.
Теряя самообладание, Майеса снова поднесла к губам рукав.
- О боги, только не это... - прошептала она.
- Пожалуй, насчет трех ударов я погорячился, - запинаясь от страха, пробормотал господин Ньярве.
Его не за что было упрекнуть: они смотрели на самую страшную стойку из всех, что встречаются на пути меча, - 'молчащую'. По ней нельзя сказать, каков будет нанесенный удар. Поэтому от такого удара практически невозможно защититься.
Княгиня, острожно ступая босыми ступнями по мокрой траве, принялась медленно кружить вокруг Тарега-сама. Тот смотрел на нее уже не хищными, а совершенно спокойными глазами. И слегка поворачивался, словно его вел за собой кончик меча Тамийа-химэ.
- Химэ-доно-о... - простонала Майеса, не в силах сдерживать рвущийся наружу страх.
Свист, резкий блик на клинках, лязг.
Видимо, она все-таки вскрикнула, ибо обнаружила, что зажала ладонями рот.
Княгиня медленно отвела в сторону руку с тем, что осталось от перерубленных ножен. Отбросила их на траву.
Противники вновь закружились, настороженно пробуя пальцами траву под ногами. Тамийа-химэ крикнула и бросилась вперед, атакуя.
Абу аль-Хайр просто сидел. У него не было сил встать и вернуться. У него вообще не было сил.
И вдруг со стороны внутренних покоев - откуда он только что вышел - раздался пронзительный женский крик.
Арва ахнула и тут же подскочила на тростниковом коврике, запахивая хиджаб. Абу аль-Хайр ахнул следом.
Из темноты на них, мелко перебирая ножками в белых-белых носочках, придерживая разъзжающееся в стороны запашное платье, выскочила женщина с голым лицом сумеречницы. И, увидев ошалевших ашшаритов, отчаянно закричала:
- На помощь! На помощь! Скорее! Князь Тарег Полдореа изволит убивать княгиню Тамийа-химэ! По-мо-гитеееее!...
И, все так же истошно голося, засеменила дальше - видимо, ей казалось, что это она бежит, причем быстро.
- Аааааа!...
Абу аль-Хайр неожиданно для себя вышел из тупого оцепенения и бросился вперед.
- Куда! Куда, о Абу Хамзан! Там же харим! - верещала сзади Арва.
Таких, как он, взбудораженных криками и наплевавших на приличия, оказалось немало. Грохоча и цокая каблуками по доскам и изразцам полов, они неслись через дворики и арки, стараясь не смотреть по сторонам, откуда до них доносились истошные, заполошные крики и проклятия женщин. Уже потом Абу аль-Хайр спросил себя, куда бежал и почему безоговорочно доверился бегу этой странной толпы - а если бы они ошиблись направлением и ломились вовсе не туда, куда надо?
Произволением Всевышнего их вынесло прямо к цели - потом стало понятно, почему.
Бежавший впереди молодой человек в простой белой чалме и стеганом зимнем халате налетел на раскинувшего руки сумеречника. Как большая серая бабочка, тот закрывал рукавами арку:
- Нет!
- Прочь с дороги! - закричал молодой человек, и Абу аль-Хайр понял, что это халиф.
У аль-Мамуна было такое лицо, что ятрибец его не узнал. Да и мудрено было узнать: Абу аль-Хайру еще не придилось видеть своего повелителя в таком бешенстве.
- Нет! - в отчаянии крикнул сумеречник. - Не пущу! Он убьет всех! Всех! Не подходите! Вы не видите... не видите его...
Самийа запнулся и в отчаянии широко раскрыл глаза. Бледную острую мордочку искажал совершенно человеческий страх.
И тут они услышали. Женский яростный вскрик. Короткий лязг мечей. Вопль боли - не женский. Орал Тарик. Ори-ори, чудище. А потом - долгий согласный вопль на аураннском.
Загораживавший дорогу сумеречник ахнул и кинулся в арку.
Все бросились следом.
И ударились о стену из расплавленного стекла, которая стремительно неслась вместе с ними куда- то в черную темень.
В странной тишине, где все бесшумно двигались и раскрывали рты, Абу аль-Хайр, словно в вязком сне, переставлял ватные ноги и шел, шел вперед.
В прямоугольном просвете серого утра он увидел рассветный сад. Траву. Яркое розовое пятно на траве. Платье розового шелка, бледное лицо, черная волна волос. Цвета размыто подплывали, словно глаза
