Начиналась эта стрела у Новороссийска. Здесь, у Новороссийска, она и осталась: дальше немцы не прошли.
Вице-адмирал Г. Н. Холостяков, перебирая в памяти эпизоды войны, отмечал свое решение остановить этот резервный отряд на рубеже Адамовичевой балки как самое значительное, принятое им за годы войны.
В чем была соль решения?
Командир Новороссийской военно-морской базы и ответственный за работы по укреплению обороны города Г. Н. Холостяков, хорошо зная общую обстановку и учитывая ландшафт, понял, что батальон не изменит баланса сил и не вызовет перелома в ходе уличных боев за город. Но, поставленный здесь, у балки, на выгодном природном рубеже, располагая временем для создания обороны, батальон в критический момент может сыграть решающую роль[13].
Так и произошло.
Ураганный обстрел позиций начался через два часа после того, как батальон занял оборону. Атаки следовали одна за другой — бешеные, неистовые, по 8—10 раз в сутки. Через 7 дней от 305-го батальона, занявший рубеж Адамовичева балка — цементный завод «Октябрь» численностью 600 человек, осталось 48.
Но враг не прошел. Пресеклась зловещая стрела вдоль Черноморского побережья. Наступление гитлеровских войск захлебнулось.
Сочи, сентябрь 1942, госпиталь.
Летом сорокового отдыхали в Сочи все вместе — с Наташей, с Юркой. Дома, на Тверском бульваре, лежат в семейном альбоме фото, сделанные на этом самом месте — на площади, у фонтана, на фоне морвокзала: Наташа улыбается, Юра серьезен. Наверно, что-то ему было сказано про птичку, которая должна вылететь из объектива. Всего два года прошло— и до чего же все переменилось!
В состоянии вынужденного безделья он обостренно тосковал по родным и близким. Письма приходили реже, чем хотелось бы: Наталья Васильевна работала директором оборонного завода на Урале, время для писем урвать нелегко, а Юра еще чересчур мал. Нерегулярно приходили письма и от Лены. Чтобы избыть тоску, он сам строчил письма — часто, чуть ли не ежедневно.
Травма была нехороша. Сперва, едва привезли в госпиталь, врачи даже сомневались, сможет ли он вернуться в строй. При обходах он улыбался — демонстрировал превосходное самочувствие (которого не было), понемногу уговорил медперсонал, что может ходить, что должен ходить, что так скорее выздоровеет.
Его часто навещали. С любого корабля, оказавшегося в районе госпиталя, кто-нибудь да приходил. На любом корабле были люди, знавшие и любившие его. Приносили папиросы, еду, но его интересовали фронтовые известия и приветы от друзей: живы ли?
Стояла мягкая южная осень, море шумело галькой на пляжах.
Ненависть сжимала горло, когда он видел эти пустынные пляжи. Сводки Информбюро теперь уже не содержали названий оставленных населенных пунктов. Но разве это успокаивало? Гигантское сражение полыхало на всем юге страны, на Волге. Сталинград…
Пробовал разминаться. Больно. Ну и пусть, не смертельно. Пора кончать эту курортную жизнь. Предстоит новое назначение, возможно, формирование, это даст еще немного времени, чтобы долечивать травму, занимаясь делом. Без дела в такую пору невозможно.
Он шутил с врачами и терпеливо, даже удерживая на лице улыбку (несколько деревянную от боли), выполнял предписанные движения. В конце концов он все-таки их уговорил. Выписать выписали, но в сопроводительных документах указали, что до конца года его можно использовать только в прифронтовой зоне.
В штабе флота он получил назначение на Новороссийскую военно-морскую базу (сокращенно — НВМБ).
«Нас ждет огонь смертельный…»
В 25 километрах по шоссе к югу от Новороссийска удобная Геленджикская бухта дала приют городу- курорту Геленджику. Осенью 1942 года здесь был не курорт. Здесь была прифронтовая зона, отмеченная особым вниманием вражеской авиации, — место дислокации кораблей НВМБ, место переформирования частей, скопление складов и госпиталей.
Прибыв по месту назначения — в Новороссийскую военно-морскую базу, — майор Куников Ц.Л. назначен был командиром третьего боевого участка противодесантной обороны.
Письмо сестре:
«18. I—43… Глядя на меня, ты не поверила бы, что я всю войну на фронте и кое-что видел. Последние три месяца, правда, после контузии, я в боях не был и жил просто шикарно на Н-ском курорте в роли начальника гарнизона и еще кое-чего по части морской пехоты… Но до этого — бои, бои и бои. Горящие станицы, пикирующие «юнкерсы» и проклятые фрицы, толпами лезущие на пулеметы. Знаешь, у меня есть один пулемет, «максим», я его получил в позапрошлом году в ростовском музее революции при отходе из Ростова в первый раз. Из этого пулемета били с буденновской тачанки в 19-м и 20-м годах. Мне дал его старик — директор музея. С этим пулеметом мы штурмовали Ростов и год стреляли по врагам. Я чувствую фатальную нежность к нему, мы его провели через все отступления, и я поклялся сдать его в Ростовский музей Отечественной войны с новой надписью. (Этот пулемет разил врага и на Малой земле. Хозяином его был отважный пулеметчик Павел Потеря. После войны он указал место, где, сам раненный, закопал поврежденный пулемет. Ныне пулемет находится в Военно-Морском музее в Ленинграде. —
Цезарь мало написал о себе. А он изменился. Вот, например, внимательность и нежность, столь свойственные ему в общении с друзьями и единомышленниками. За неуставные отношения с подчиненными он в 1941-м, в самом начале службы, получил основательный нагоняй от комиссара Азовской флотилии полкового комиссара С.С.Прокофьева. Теперь его нежность проявлялась редко, в основном с ранеными. С ними он не желал, да и не мог себя сдерживать. Быть может, эта скованная, загнанная вглубь нежность сделала его обаяние еще неотразимее. Он постоянно был настроен на волну собеседника, распахнут любому чистому зову души. С ним знакомились, говорили пять минут и чувствовали: родной человек, знаешь его словно целую вечность.
Завершалась битва за Сталинград. Танковый клин вермахта безнадежно затупился, и теперь уже было ясно: победа. Не удача, не успех — именно победа. Теперь весь народ, исстрадавшийся от потерь и отступления, понял меру сделанного и меру предстоящего. Понял гигантский свой труд. Понял, что повернул войну.
Ставка требовала от командования Закавказского фронта всеми силами препятствовать отводу с Кавказа основных сил гитлеровских армий. В ночь на 5 января командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В.Тюленев выехал в Черноморскую группу войск и вместе с командующим группой генерал-лейтенантом И.Е.Петровым разработал окончательный план наступательной операции на Краснодарском направлении.
Не дожидаясь утверждения плана, безошибочно угадав развитие событий, зная, как трудны десантные операции и как тщательно следует их готовить, командир Новороссийской военно-морской базы контр-адмирал Г.Н.Холостяков стал формировать группу для первого броска в Цемесскую бухту. Начал он, естественно, с подбора командира. Было у него на примете несколько человек, он вызывал их и каждому задавал один и тот же вопрос: «Изложите ваши соображения об организации силами базы десантного
