Введение в изучение св. Григория Паламы

остается лишь отнести учение об исхождении к области частных богословских мнений, не представляющих препятствия к единству Церкви. Так номиналистский агностицизм Варлаама приводил к вероучительному релятивизму [ [43]].

В это же время сам Палама написал два Аподиктических трактата, направленных против латинского учения об исхождении; уже из заглавия этих трактатов можно понять, что его отношение к богословскому «доказательству» не совпадало с отношением Варлаама. Православная позиция представлялась ему вполне «доказуемой» и, по его мнению, совпадала с мыслями, высказанными Григорием Кипрским пятьюдесятью годами раньше. Его фессалоникские друзья — вероятно, Исидор и его окружение — которым он послал свои трактаты, стали, начиная с 1336 г., спрашивать св. Григория, нет ли противоречия между этими идеями и тем, что излагал в своих многочисленных антилатинских писаниях знаменитый Варлаам, по официальному поручению императора ведший в 1334 г. переговоры с легатами [ [44]]. Св. Григорий ответил, что обе позиции кажутся ему православными, но стал сомневаться по этому поводу, когда получил наконец список антилатинских произведений Варлаама, с которым был знаком лишь понаслышке [ [45] ]. Тогда он написал своему другу и бывшему ученику Григорию Акиндину, находившемуся в Фессалонике и имевшему возможность встретиться с Варлаамом. В письме, преисполненном почтения к калабрийскому философу, Палама приводит длинные отрывки из своих Аподиктических трактатов, сопоставляя их с мыслями Варлаама, и выражает свое удивление агностицизмом последнего, который не только опровергает латинян, но и подрывает православную точку зрения. Разве непознаваемый Бог Дионисия не открывается? Если Он открылся Отцам, почему бы Ему не открыться и современной Церкви через богословов, призванных с помощью Святого Духа прояснить тайну Троицы?

Акиндин–посредник. Акиндин и Варлаам вместе рассмотрели возражения св. Григория, и оба ответили отшельнику пустыни св. Саввы. Их ответы различаются по тону, но очень сходны по сути. Акиндин пытается играть роль примирителя, которой он будет по возможности придерживаться вплоть до 1341 г.; его письмо Паламе очень почтительно, но сдержанно. Зачем спорить по поводу «доказательства», — пишет он, — когда обладаешь таким Божественным благом как дружба? Св. Григорий прочел только один из антилатинских трактатов Варлаама и, значит, не может судить о его трудах в целом; единственная цель Калабрийца — опровергнуть латинян, он никоим образом не желает ослабить греческую точку зрения. Что же касается проблемы доказательства, то тут — недоразумение; это слово имеет много значений; доказательство в техническом, чисто логическом и общеобязательном смысле не должно смешивать с доказательством, основывающемся на Писании; первое неприменимо в богословии, тогда как второе, в общем, не есть доказательство.

Варлаам же, несмотря на мудрые советы Акиндина, свободно изливает свое негодование против того, кто осмелился его критиковать: «Я смирю этого человека», — заявляет он. Его ответ преисполнен насмешки над Паламой, имеющим претензию «доказывать» Божественное. Как и Акиндин, он выделяет разумные смыслы слова «доказательство», но однозначно признает авторитет языческих философов. По его мнению, они наравне с Отцами Церкви дают надежные предпосылки «диалектического» рассуждения, которое в том, что касается Бога, никогда не может стать «аподиктическим». В конце письма калабрийский философ обещает исправить текст своих антилатинских произведений, дабы не соблазнять более Паламу.

Ответ св. Григория не заставил себя ждать: Акиндину он написал, что не может ставить дружбу превыше истины и что снисходительность его бывшего ученика к калабрийскому философу обличает его в том, что он заражен светским эллинизмом. Что касается Варлаама, то он получил из пустыни св. Саввы длинный трактат против Аристотеля, Платона и греческих философов, авторитет которых восхвалял. Различия смыслов слова «доказательство» не убедили св. Григория; по его мнению, недостаточно изменить предпосылки силлогизма, чтобы изменилась его истинность, а силлогизм обрел аподиктическое значение; само человеческое мышление должно быть коренным образом преобразовано действием Святого Духа, чтобы получить достоверное знание о Боге. Это преобразование Варлаам не только отказывается принять, но и называет языческих философов «богопросвещенными», то есть сводит благодать к естественному дарованию и, таким образом, умаляет ее значение.

Не дожидаясь ответа Калабрийца на свое письмо, св. Григорий пишет второй трактат на ту же тему, в котором находит отражение и новое столкновение, противопоставившее Варлаама исихастам Фессалоники.

Способ молитвы исихастов [ [46]]. В то время, когда Палама, Варлаам и Акиндин переписывались по поводу антилатинских произведений калабрийского философа, последний познакомился в Фессалонике с некоторыми формами монашеской аскетики, в частности, со способом молитвы, описанным писателями конца XIII в. — Никифором Исихастом и Псевдо– Симеоном — и повторенным Григорием Синаитом. Монахи, с которыми он встречался, были малообразованны и не могли удовлетворить в области аскетики запросы интеллектуала–скептика, только что опровергавшего в споре со св. Григорием действие благодати на человеческое рассуждение. Заносчивый характер, а также спиритуалистические убеждения, внушенные философией Платона, заставили его возмутиться, когда он услышал, что человеческое тело способно принимать участие в молитве и ощущать действие Божией благодати. Он составил трактаты, которые распространял в ограниченном кругу; в них он называл монахов «omphalopsyhoi» («пуподушники») — «людьми, чья душа находится в пупе». В 1338 г. он отправился в Константинополь, где продолжил свои изыскания относительно монахов, пришел к тем же заключениям и в конце концов подал на них жалобу патриарху и Синоду. Патриарх Иоанн Калека официально отверг жалобу и пригрозил Варлааму наказанием, если он не оставит монахов в покое.

Варлаам не послушался; вернувшись в Фессалонику, он возобновил свои нападки на монахов. По почину Исидора последние составили совет и решили призвать св. Григория Паламу, чтобы он защитил их от обвинений Калабрийца.

Поэтому св. Григорий прибывает в Фессалонику и проводит три года (до 1341 г.) неподалеку от пустыни, находящейся под началом его друга Исидора. Он тщетно пытается полюбовно уладить свою ссору с Варлаамом в ходе многочисленных встреч. После неудачи этих попыток он пишет первую Триаду — три трактата, призванные защитить исихастов. Трактаты написаны в форме ответов на вопросы, которые задают ему монахи; Варлаам ни разу в них не упоминается; Палама не знаком еще с полным текстом его трактатов и избегает вступать в открытый спор с философом.

Акиндин находится в это время в Константинополе в непосредственном окружении патриарха, и его реакция на этот спор чрезвычайно интересна. Он по–прежнему стремится к роли примирителя; в эпистолярном споре о «доказательстве» св. Григорий нападал, а Акиндин взял Варлаама под защиту; теперь же происходит обратное: монахи кажутся ему жертвами боевого темперамента Калабрийца, и он предоставляет им свою поддержку, имевшую, по–видимому, большой вес: его неоднократные выступления перед патриархом привели к тому, что Калека высказался против Варлаама. Но сам Калабриец не идет ни на какие уступки. Он соглашается разве что умерить резкость своих выражений — в частности, убрать кличку пуподушники. В сущности он не меняет своего мнения и обнародует свои писания против монахов, возражая против доводов, которые св. Григорий Палама использовал против него (хотя и не называя его имени) в первой Триаде. В этих произведениях он не довольствуется критикой исихастов, но излагает также положительное учение «о человеческом совершенстве», «о молитве» и «о познании».

Варлаам в Авиньоне. Впрочем, неуспех Варлаама у патриарха, кажется, не нанес чувствительного удара его престижу. Пользуясь покровительством, которое великий доместик Иоанн Кантакузин оказывал ему в ту пору, Варлаам представил Синоду проект объединения Церквей, основывавшийся как раз на тех релятивистских взглядах, которые критиковал св. Григорий. Кажется, этот план не был формально отвергнут, поскольку в 1339 г. Варлаам, как нам известно, отправляется в Авиньон в качестве императорского посланника; разумеется, у него не было официального мандата Церкви. Там он ведет перед папой те же речи, что и в Константинополе, но Бенедикт XII не более склонен принять вероучительный релятивизм, чем византийские исихасты, и посольство не приносит никакого практического результата [ [47]]. По возвращении в Византию Варлаама ожидал неприятный сюрприз: св. Григорий написал вторую Триаду, в которой