неестественно длинны. Они шевелятся, изгибаются, будто не имеют костей. Голов у монстра две — вот откуда два голоса… — маленькие, детские, озорные глазки весело подмигивают, золотистые волосы в грязи. А вместо ног — шелест… — паучьи лапы, чёрные, покрытые жёсткими волосками. Они пружинят, раскачивают жуткое тело существа… Кто такое мог сотворить?
— Ты не хочешь с нами поиграть? — Спросило создание, в голосе звучала обида. Словно вот-вот заплачет, заревёт как ребёнок в истерике.
— Почему? — Спросила другая голова.
Парень молчал. Нечего было говорить.
И оно заплакало, обе головы. Желудок скрутило спазмом, когда осознал, что происходит. Из уголков глаз тонкой струйкой текла кровь. Тёмно-багровая. А личика лишь кривились от обиды, нанесённой Парнем.
И он понял, смоет обиду лишь кровь. Теперь — его.
Он прыгнул, заметил, как тварь взмахивает руками, но хватают лишь воздух. Паучьи лапы с лёгкостью развернули уродливое тело, в детских глазах пылал гнев, в скривлённых от ухмылок ртах блеснули клыки.
И кто ж тебя, урод, сделал?
Ждал, что Спаситель ответит, но тот молчал.
Второй раз увернулся с трудом, монстр ярился больше и больше. Когда оказался совсем рядом, Парень наугад махнул рукой, воздух пробил досадный визг. Дало немного времени, и он попытался вновь нырнуть в тень. Не вышло, паучья лапа больно ударила по хребту, отлетел к противоположной стене. И в голове вспыхнула мысль.
От него не убежать. Надо драться.
Ударил, вложил всю силу, создание бешено взревело, пытаясь достать паучьими ногами, задели лишь чуть, но к руке что-то прилипло. Прожгло болью, застонал, пальцы вцепились в склизкий белесый комок. Тот, как живой бился, невидимые зубы грызли плоть. Наконец, удалось оторвать, откинул. Кожа на руке покраснела, долго отзывалась жжением.
Монстр прыгнул.
Тело легко скользнуло под тушей, существо попыталось достать кулаком в воздухе, но Парень ловко опустился, перекатился подальше. В этом теле шансов нет, но ведь есть дар Спасителя.
Прыгнул вперёд, на существо, разворачивающееся для атаки. Оно не ждало отпора, лишь руки дёрнулись защитить лица.
Парень ощутил, что меняется. Закричал, казалось, стены дрогнули от крика боли, когда огонь начал раздирать тело. Менялся целиком, чувствовал, как перестраиваются ноги, крепнут кости, руки дёргаются от набухания мышц меж множеством новых суставов. Голову сдавило покровом чешуи.
Паукочеловек всё же успел прыгнуть, лапы легко оттолкнулись от стены. Они встретились в воздухе, руки сплелись, но Парень сумел вывернуть многосуставчатую лапу — оканчивалась костяным клинком, и молниеносным ударом снести голову монстру.
Вторая пронзительно вскричала, на миг оглушила, клыки впились в плечо, выдернула кусок плоти. Парень стиснул зубы, сдавил вырывающееся тело. Кулаки существа били по спине, болью отзывалось внутри, но слышался хрип.
Последним усилием схватил монстра за лапу, мышцы напряглись, и рука вырвала конечность. По телу потекло.
Вскрика боли не было. Тело создания обмякло, и они наконец рухнули на пол.
Неведомо как продержавшись в воздухе целую минуту.
Пред взглядом пелена. Белесая, прозрачная. Возникла тотчас, как покинул погост. Келлос тёр глаза, но не исчезала. Мир изменился, пройдя сквозь призму: поблек, солнце над головой ярко-белым кругом, каждое тёмное пятнышко — провал во тьму.
Но шёл. Иногда бежал, но чаще бездумно брёл, в такие моменты удавалось впасть в забытье, когда не всплывают образы родных, когда пелена обращается в сплошной туман. Он мог идти и с закрытыми глазами.
Вело чутьё. Вела кровная месть.
Не тревожила усталость, да и как устанешь, если реешь, словно в вязких серых облаках? Когда чувства стираются под натиском уверенности:
Или —
Очнулся лишь вечером. Не заметил, как ночь накинула на лес вуаль, отогнала за горизонт солнце. Вернулся разум, некоторое время Келлос сидел, опёршись о дерево, тщась вспомнить, как же добрался сюда. И пришло облегчение — загнал кровавые тени селения в дальний угол памяти.
Подумалось,
Ощущал шершавую кору, холодную землю, вдыхал свежий воздух. Было мирно на душе, мысли текли неспешно, и не хотелось мстить, просто остаться здесь, может, построить дом…
Мысль сверкнула, и Келлос уснул…
ПРОСНИСЬ.
Резкий вдох, глаза распахнулись. Он напрягся, лоб покрылся испариной, рыщет взор. Ничего. Никого.
Месть зовёт.
Второй день не ел, но нужда отпала, желудок будто уснул, забылся. И на руку, ценна каждая секунда. Окинул взглядом утренний лес. Лучи вставшего солнца пронзали строй деревьев, листья налились изумрудным цветом. Сонно пела ранняя птаха, словно ведая Келлосу лесные вести.
Вздохнул полной грудью. И рванул с места.
Дыхание сбилось, заныли мышцы. Но подсказывало, если поспешить… Однако, что будет, не понимал. Бежал. Ветер бил, заставлял клонить голову, чуть сужать глаза. Через пару минут осознал,
Он встал, согнулся, упершись руками в колени. Воздух со свистом вырывался сквозь зубы. Сжал — в последний миг явилась Амолла.
Спина разогнулась с хрустом, запрокинул голову, мешая слёзам. Говорили:
Обратился в слух.
Он вышел на небольшую поляну, солнце стрельнуло в лицо, лишь затем увидел человека. И внутри сжалось, пришло понимание — враг. Почему, не знал, потому в угол загнал вспыхнувшую ярость.
Человека обрекли на смерть, обрекли, верно, соратники. Руки связали за спиной, на шее — петля, но повесили, чтоб умер не сразу — верёвка не стягивала, если стоять на носках сапог. Попытаешься твёрдо встать — убьёшь себя. Жестокая казнь.
Человек молод, внешность располагающая — мягкие черты, нет складок, говорящих о гневности, Келлос отметил кровоподтек под глазом, результат драки. Одет легко, даже слишком, видно носил лёгкий панцирь, забрали бывшие товарищи. Но обувь осталась — высокие сапоги с обитыми железом носками. Обувь воина.
Человек хрипел, но парень не шевелился. Взор окинул поляну, и Келлос рухнул на колени. Потекли