Связь между Богом и человечеством осуществляется через этот малый благословенный, избранный и любимый Богом остаток, которому Он открывает уже сейчас врата Царства.
Встреча между Богом и людьми Божиими происходит через тех, которые поняли, что они посреди мира — граждане Царства. Они сохраняют мир и сообщают ему вкус. Мир — это не протяженность и множество, мир — это малое число чистых. Мир черпает в нем то, что может почерпнуть, но те, в ком Бог сотворил обитель, уже имеют все.
Эти слова были сказаны Иисусом после того, как Он выбрал из Своих учеников четырех. Двое оставили свои сети, чтобы следовать за ним, а двое других оставили отца. Множество людей сопровождало их, потому что эти люди любили Иисуса и хотели слышать, как Он возвещает Царство. Но что это за царство? Что в нем будет? Какие добродетели нужно обрести, чтобы идти к нему? В ответ на эти вопросы, подобно Моисею, который дал своему народу закон, записанный на горе Синай, Иисус — в своем качестве нового Моисея — повел людей на гору в Галилее, чтобы дать им новый закон. Иисус «отверз уста»: новый закон — это Он Сам. Думаю, что гора, о которой идет речь, это гора Фавор, где Он позднее преобразится, так как в этой области нет другой горы. Матфей словно хочет внушить, что преобразиться в нового человека можно лишь тогда, когда живешь в согласии с этим Новым Заветом.
Закончив проповедь, Господь спускается с горы и совершает десять чудес. Он наставляет Своих друзей словом и любовью: и слово, и любовь ведут к исцелению. Затем он избирает двенадцать апостолов и посылает их, испол–ненных Его силой, в свою очередь, наставлять и исцелять. Он делает их солью земли.
Выражение «соль земли», приводит на ум сразу две вещи. С одной стороны, Иисусовы апостолы живут в Нем, с другой стороны — Он посылает их не затем, чтобы они замыкались в себе и упивались своим мужеством, не затем, чтобы создать христианскую «среду», но чтобы быть с другими и служить им. Конечно, все апостолы едины духовно, но дух этот нужно распространить на всю землю. Они — повсюду в мире, но они не монополизируют мир. Они как соль: она сообщает пище вкус, но ее не видно, она — не вся пища. Ученики Иисусовы не подчинены миру, ибо они не от мира. Но они стремятся, чтобы мир проникся их духом, призывают его признать их Господа.
Что христиане составляют общность — это нормально, ибо Господь соединил их с Собою, сделав их причастниками Своих Тела и Крови. Они объединяются с Ним в Его любви к ним и в своем послушании Его воле. Его слова формируют их, поскольку они приемлют эти слова, чтобы жить ими и самим преобразиться в слова Господни. Так они становятся Его присутствием в мире, и Он действует через них. Они постоянно живут с Учителем на горе Фавор, ибо они — ничто, если не преображены в Нем. Именно Его преображением противостоят они тьме, освобождаются от гнета мира и от его сетей, словно никогда их не знали. Они знают их, но простота Христова позволяет им исполнить всех людей светом. В этом и состоит мудрость. Они не услаждаются никем и ничем, кроме своей свободы. Они не руководствуются буржуазной моралью, какими–либо законами или обычаями общественной группы. Они не наклеивают людям ярлыков, ибо знают, что и праведный может отступиться, и злой может исправиться. И, не осуждая никого, они сознают, что мытари и блудницы войдут в Царство Небесное прежде многих, считающих себя чистыми.
Друзья Иисусовы исцеляют людей своей кротостью. Мир полон жестокости, ибо люди в нем боятся друг друга. Они боятся, что другие нанесут им рану. Те, кто принадлежит Христу, не боятся ран, ибо они уже ранены любовью, а любовь никто не может победить. Они не боятся тех, кто у власти, ибо сами не притязают на власть. Если правитель мнит, что власть придаст ему устойчивости, то это потому, что он не отдает себе отчета в том, сколь шаток его престол. У чистых нет в этом мире убежища, но никто не может причинить им вреда. Они обитают в сердце Божием, куда приняты с бесконечным благоволением. Их величие в том, чтобы давать, не считая, не ожидая никакой отдачи. Они освобождают вещи от их безобразия, и ничто не может обезобразить их самих. Вот почему, говоря: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?», — Христос не скрывает Своего опасения за нашу нестойкость. Ибо, если такое случится, как не дать упасть миру? Чем его сохранить?
Подлинная беда христиан в том, что они больше не знают тайны своего призвания. Они привязаны к миру. Они боятся стать малым стадом, тогда как статистика показывает и пред сказывает уменьшение их числа. Вероятно, они не знают того, что вовсе не обязательно действенность христианства бывает выше, когда христиан много, ибо множества ничего не значат, если они не пробуждены духовно. Они забыли, что двенадцать из них, без оружия и без особого красноречия, убедили мир. Они забыли также о том, что в течение первых трех веков своей истории число христиан возросло потому, что их свидетельство утверждалось мученичеством. Смерть мучеников и их духовное сияние спаяли тогда Церковь. Христиане сбились теперь с пути, думая обрести силу там, где ее никогда не бывало. Фактически, они и поныне не убеждены в том, что Христос перевернул все критерии, когда перевернул столы торгующих во храме. Количество, деньги, влияние и все, что следует за этим, ничего не могут против силы кротких и смиренных.
Когда те, кто ссылается на Христа, довольствуются буржуазными добродетелями, они сами становятся пищей, которую нужно солить, ибо сами они — абсолютное ничто без истины Божией, изливающейся на них в сиянии любви. Если они стремятся уподобиться тем народам, которые похваляются своей властью и внешним благообразием, то они скоро станут еще хуже тех, ибо те все же сохраняют хотя бы некоторое приличие и более или менее руководствуются разумом. Можно есть любую пищу, если к ней привыкнуть. Но соль, которая перестала быть соленой, потеряла всякий смысл существования. Ее выбрасывают вон на попрание (Мф.5, 13).
Большое заблуждение — думать, что если только казаться, можно и быть, и что этим возможно оказать воздействие на людей. Люди доверяют тебе не тогда, когда считают тебя могучим, а тогда, когда могут дотронуться пальцем до твоего величия. Народы воспринимают видимость могущества как средство выражения. Если они похваляются своими королями, дворцами, конями, солдатами, то это не потому, что они не знают о тщете всего этого, а потому, что стремятся выразить свое, мнимое, могущество через символы.
Совсем иное дело — христиане. У них нет ничего мнимого: истинного величия нельзя скрыть, нельзя и выразить его искусственными средствами. Люди либо живут им, либо чужды ему. Либо ты нищ духом, кроток, милосерд и чист сердцем, либо нет. Ты можешь попытаться обмануть себя и других. Но истины не скроешь от себя самого, не скроешь ее и от Бога, и от других людей.
Внешность придает ценности тому, что ее не имеет. Тот, кто заботится о ней чрезмерно, обманывает сам себя, а другим дает только крохи себя самого. Но это никого не обманет. Отказ от лжи и открытость стоят дорого, но такова плата за доступ к спасению. Кто не сеет Христа во всей его истине, тот пожнет один ветер. Если ты не постараешься жить по всей строгости Нагорной проповеди, то в тебе нет Христа. Тебе не нужно никого убеждать в том, что ты — соль земли. Земля примет твой запах и вкус, когда твоя любовь разнесет тебя по всем дорогам мира. Тогда человечество споет гимн небожителям.
Только свет, если он огнем вселится в тебя и станет самой твоей жизнью, может восставить людей из мертвых и с несомненностью возвестить божественную победу воскресения.
Тайна соборности
Евангелист Иоанн, будучи уже весьма престарелым, не переставал повторять верующим: «Любите друг друга» (1 Ин. 3, И; 4,7,11). И тем, кто спрашивал, не знает ли он чего–нибудь еще, кроме этих надоевших слов, Иоанн отвечал: «Я не научился ничему другому на груди Учителя». Если пожелаем углубиться в слова и учение Иисуса из Назарета, то откроем, что все, чему Он учил, сводится к этому призыву — любить.
Если позабыть об этой любви, к которой призвал нас Назарянин, все в христианстве утратит смысл, пыл и силу. Все — догматы, благочестие, святость, церковные учреждения, отношения между верующими. Без этой любви христианство было бы, наверное, философией либо, как все чаще говорится, религией, годной для той горсточки людей, которая понимает ее богословие. Это утверждение всегда возмущало меня — ведь одна из моих теток, безграмотная женщина, своей чуткостью, своей чистотой, пониманием достигла таких вершин в познании Христа, которые остаются мне недоступными. И многие другие неграмотные люди, умершие за Христа в Риме, во всей Империи, не получили образования, которое
