увидел, что их, Ирины и Олеси, рядом уже нет, они почти вбежали в отель и там снова заскочили в дамский туалет. Григорьев только пожал плечами («Нет, так нет!») и отправился к себе в номер смотреть футбол и спать.
За эти дни проявились и некоторые другие мелочи: Ирина избегала прикосновений, держалась на расстоянии.
А ведь такие как бы случайные прикосновения имеют очень большое значение в формировании контакта женщины и мужчины. Известно, что подход местного турецкого ловеласа обычно состоит из нескольких обязательных этапов: красивые слова, обязательный физический контакт (взять за руку, или поцеловать, или просто погладить), потом нужно сводить женщину куда-нибудь типа в ресторан или в ночной клуб, непременно самому заплатить за вход (аквапарк тоже годится, там можно допускать гораздо больше будто бы случайных прикосновений, например, скатываясь вместе с горки или резвясь в бассейне), далее открыт путь уже к более близкому контакту.
На следующий день повторилось то же самое: Ирина снова исчезла в самом конце представления. Григорьев только на миг увидел, как она выходит из ворот на улицу, мелькнули светлые волосы, он рванул, было, за ней, чтобы посмотреть, куда же она девается, но она уже исчезла. Просто как сквозь землю провалилась. Ни в одну ни в другую сторону улицы ее не было видно. Вроде и далеко уйти ведь не могла, значит, заскочила куда-то поблизости. Григорьев еще подумал: может, здесь рядом есть какой-нибудь притон, замаскированный под лавку или ресторан.
Делать нечего, Григорьев вернулся за свой столик. На месте Ирины уже сидела другая тоже очень даже симпатичная женщина. Звали ее просто Марина, без отчества. Профессия: частный предприниматель. Но с бизнесом ей все как-то не везло. Рассказала любопытные вещи. Хотела открыть цех по пошиву детского белья, но оказалось, что это практически невозможно: в нее тут же впились с проверками, штрафами, сертификациями, насилу, пока закрылась, вышла на ноль. Еще и после этого какое-то время приходили, смотрели, а вдруг что-то осталось, что еще можно прихватить. Долго отплевывалась: «Да успокойтесь вы, закрыла я свое дело, и даже счет в банке — ничего нет!» С полгода еще трясло после этого. Знакомые, тоже предприниматели, послушав ее историю, захохотали: так тебе и надо — это тебе не Америка, никто тебе просто так работать не даст. Сами эти знакомые тоже занимались производством одежды, но сугубо подпольно, этикетки приклеивали только импортные, сами печатали сертификаты, а готовые вещи сдавали знакомым в магазины и какую-то прибыль получали. Посоветовали Марине, что обязательно надо вступить в правящую партию, будешь, конечно, платить какие-то деньги, иногда покупать оргтехнику, зато они будут тебя прикрывать. Многие сейчас так делают. Это единственный шанс продержаться — таковы правила игры. И другие знакомые предприниматели были с ними согласны. В новых условиях, говорили они, производство из России надо выводить, здесь работать невыгодно и практически невозможно. У них была то ли куплена, то ли арендована в Китае целая швейная фабрика, где они изготавливали довольно качественно копии итальянских брендов, которые потом задорого продавали в бутиках в Москве как самые что ни на есть оригиналы. На той фабрике действовали очень жесткие порядки: ни одна вещь не должна уйти в сторону, это было строжайше запрещено. Все вывозилось в Москву и распространялось исключительно через Москву. Причем брендовую вещь производили почти мгновенно после получения оригинала из Италии — не отличишь. Там же, в Китае, уже на другой фабрике делали обувь уже под российской маркой с надписью «Сделано в России» и показывали будто бы произведена она у них в цеху в Московской области, который так изначально и не работал — там были абсолютно тупиковые проблемы с местными структурами: пожарные требовали установку безумно дорогой сигнализации и стояли на этом насмерть.
Бизнес их был многогранен. Еще у этих знакомых была своя типография. Печатали там, что придется и что продается. В основном, конечно, рекламу. Еще всегда хорошо зарабатывали на выборах. Единственное, от чего всегда отказывались принципиально, это печатать упаковки для поддельных лекарств, а такие заказы тоже поступали нередко. Некоторое время с успехом занимались выпуском фальшивых учебников. Покупали настоящий учебник, переснимали, делали копию, печатали и затем продавали в провинции. Конечно, реализовывать в Питере и в Москве было опасно, а в других городах брали с удовольствием, поскольку цена была низкая. Много продавали оптом в школы, конечно же, не без отката директору. Так они несколько лет очень неплохо зарабатывали, а потом, когда запахло жареным, дело быстренько прикрыли.
Летом в пик туристического сезона хорошо продавались сувениры: магнитики на холодильники и кружки с изображением видов Петербурга. Сувениры изготавливали на заказ по образцам там же, в Китае.
Жизнь все это время занятий бизнесом представлялась Марине непрерывной борьбой, трепыханием в бурной и мутной воде, где присутствовал постоянный страх, к которому она постепенно даже привыкла. Теперь ей требовалось какое-то время отдышаться, чтобы ринутся, погрузиться туда снова. Все в ней этому сопротивлялось, как у солдата, которого мутит от одной только мысли, что завтра нужно идти в атаку на пулеметы. Один вид здания налоговой инспекции на канале Грибоедова повергал ее в глубокую депрессию. Она поискала работу и устроилась в гипермаркет мерчандайзером, а попросту — раскладчиком товара по полкам. Оказалось, и тут была своя наука, впрочем, не такая уж и сложная. Научили этому делу быстро: шоколадные батончики клади на уровне глаз ребенка 10–12 лет, а тесты на беременность и презервативы — рядом с кассой на уровне глаз женщины, — туда же, где и сигареты. Кстати, в том гипермаркете был специальный человек, занимающийся исключительно контактами с контролирующими организациями, которые кружили вокруг, как мухи, или в данном случае скорее как пчелы — брали взятку и улетали назад в своей улей. Однако работать здесь Марине не понравилось: жесткий режим, тупая работа, пусть платили и неплохо, но все равно по большому счету мало. Уволилась оттуда, потом какое-то время работала в магазине знаменитой торговой сети «Престиж», торгующей разнообразной парфюмерией и косметикой. Бизнес был поставлен гениально просто и с большим размахом: большая часть товара была поддельная, преимущественно китайского производства, а продавалась как настоящая, давая при этом баснословную прибыль, что позволило владельцам открыть целую сеть подобных магазинов по всей стране. Интересно, что пробники в магазинах стояли самые что ни на есть настоящие, то есть покупатель нюхал оригинал, а покупал подделку. Работать там было просто противно, и Марина оттуда тоже ушла.
— Мне нужно какое-то время прийти в себя! — сказала она друзьям и уехала отдыхать в Турцию, чтобы потом с новыми силами впрячься в работу.
Рядом с Мариной сидела Нина — полная кудрявая хохотушка. Нина работала на производстве знаменитых пельменей «Глаша». Сама она их уже давно не покупала и, тем более, не ела. Все делалось по стандартной схеме: вначале выпускали хорошие пельмени, запускали рекламу, покупатель привыкал к продукту и далее уже покупал по инерции, тогда как в пельмени уже клали сою, разные там потроха и вообще неизвестно чье и какое и откуда взявшееся мясо. На пельмени в основном шла так называемая «кенгурятина» — неизвестно откуда завезенное мясо неизвестных животных, обычно замороженное в блоках. Перед проверками такое мясо обычно прятали, поскольку оно поступало безо всяких документов. На качество пельменей влияла еще и рабочая смена: если смена была ленивая, то есть ей неохота было размораживать и потом отскабливать с упаковки полиэтилен и бумагу, то она загружала в мясорубки весь блок целиком — с упаковкой. Все это очень мелко перемалывалось, и никто потом не смог бы определить долю полиэтилена в каждой отдельной пельменине, особенно если еще добавить кетчуп.
Потом женщины, Марина с Ниной, куда-то ушли, а на их место после прогулки подошел Палыч с женой. Григорьев тут же рассказал им поразившую его историю про пельмени с полиэтиленом. Палыч этому вовсе не удивился:
— Я когда сейчас рыбу покупаю, всегда скалываю с нее лед, да и в мясе почему-то всегда много воды. При социализме, впрочем, тоже постоянно в этом плане изголялись. Обычно с мяса срезали лучшие куски, потом их взвешивали, например, пусть будет двадцать килограммов, и затем плескали на замерзшие туши два ведра воды, которая тут же примерзала коркой, и тогда при приемке вес совпадал тютелька в тютельку. Помнится, отец моего друга работал на пивзаводе водителем, так там были умельцы, которые каким-то образом раздували цистерны так, что получалась вместимость не тысяча, а тысяча триста литров. Естественно, разливщику платили тоже, вывозили как тысячу, а потом заряжали в ларек, а те еще и разбавляли водой. И зарабатывали именно на этом, а не на недоливе. Недолив народ тогда смотрел и требовал отстоя пены. Хотя, я помню, случалось, так разбавляли, что пены вообще не было. У них один
