приезжала, но все равно старалась держаться от детской кроватки подальше.
Брат не знал, что Надя звонит мне и почти упрашивает приехать. Когда он увидел меня у себя в квартире впервые с рождения ребенка, то очень удивился и обрадовался, но внимательно за мной наблюдал.
- Спасибо, что приехала, Кать.
Я послала ему легкую улыбку и выключила стиральную машинку.
- Да не за что. Ты голодный? Погляди на себя - кожа и кости одни. Ты когда последний раз ел?
- Сегодня утром. Ты прямо как мать, - засмеялся брат, пропуская меня вперед. - Как разбойник себя вел?
- Нормально вроде, - пожала я плечами и включила чайник, с неодобрением косясь на гору посуды. - А вообще, с ним Надька сегодня сидела.
Брат посерьезнел и подошел ко мне, обхватывая за плечи и поворачивая к себе лицом.
- Это она тебя попросила приехать?
- Вань, перестань. Что с того, если я решила заехать в гости? Надьке и так тяжело - вон, круги какие под глазами. Мелкий вам что, спать не дает?
- Есть немного, - неохотно признал брат. - Но я как-то привык. В рейсе отсыпаюсь.
Я ласково взлохматила ему волосы, но тут же пригладила непослушные вихры.
- Вот видишь, ты хоть в рейсе отсыпаешься, от этого шума отдыхаешь, а Надька постоянно с ним. Ничего страшного. Да и что я, в самом деле, сахарная, что ли? В конце концов, Кирилл - мой племянник. Что я, не могу к племяннику в гости приехать?
- Можешь, Кать, можешь. Только как любимая тетка и в гости, а не как няня и домработница в одном лице.
- Вань, прекрати, - я одарила Ваньку укоризненным взглядом, и брат, к его чести немного стушевался и пыл подрастерял. - Что в этом такого? И не злись на нее. Наде тоже непросто, а ты не пытаешься ее понять.
- Да что тут понимать!
- То, что она оторвана от своей семьи, с маленьким ребенком на руках, а ты вечно где-то пропадаешь, - я аккуратно высвободилась и включила чайник, отворачиваясь от брата. Я никогда не любила лезть в чужые отношения и уж тем более критиковать. И в Ванькину семью я тоже старалась не лезть, вот только что мой брат, что его жена упрямые, как два барана. И вдобавок они не слышат и не желают слушать друг друга. Когда я становилась свидетельницей их сцен - да и громко это сказано, конечно, но напряженность, некоторые паузы во фразах и натянутые диалоги сложно не заметить, - хотелось стыдливо спрятать глаза и оказаться как можно дальше. А еще лучше стать невидимой и бесплотной. - Ты слишком многого от нее хочешь. И слишком предвзято к ней относишься.
- Я нормально к ней отношусь, - Ванька взял с сушилки последнюю чистую кружку и уселся за стол. - Просто меня раздражает, что она из себя строит великомученицу. Аж зубы сводит. Если бы не Кирька, я давно бы ушел от нее.
- Наверное, сейчас мне стоит промолчать и не вспоминать про то, что в появлении Кирилла виновата не только Надя? - невинно уточнила я, и Вано одарил меня взбешенным взглядом. - И не смотри не меня так. Постарайся быть терпимей к ней. В конце концов, она мать твоего ребенка.
На кухню неожиданно вошла Надя, и мы с братом быстро замолчали, отворачиваясь друг от друга. Надя наше неловкое поведение и молчание заметила, наверняка поняла, что говорили мы о ней, посмотрела на нас с подозрением, но ни я, ни Ванька объяснять ничего не собирались.
- Что делаете? - Надя безразлично отвернулась к холодильнику, что-то вдумчиво выискивая, но от нее волнами исходило недоверие и почти что неприязнь. - Кстати, Вань, мог бы зайти к ребенку хотя бы. Про себя я уже молчу.
Мне стало даже более неловко, чем минуту назад, и я отвернулась, надеясь, что про меня забудут.
- Я только пришел, - холодно отчеканил Ваня, засовывая руки в карманы и разглядывая жену. - Уж извини, что не побежал к тебе кланяться.
- А я сейчас и не про себя говорю, - холодильник с громким треском захлопнулся, так что все приправы в стеклянных баночках, выстроившиеся на полках, весело зазвенели. - Я про себя вообще-то ни слова не сказала. Так, для справки - у тебя еще и сын есть. Ты не забыл, милый?! Маленький такой, ему сейчас три месяца.
- Я без тебя знаю, что у меня сын есть. А, наверное, и лучше тебя, - все вены на руках отчетливо проступили, когда Ванька руки в кулаки сжал. На тесной кухоньке, где теснились три взрослых человека, его ярость была особенно страшной, поэтому Надя отступила в сторону двери, но не ушла. В комнате едва слышно захныкал ребенок.
- Ты хочешь сказать, я мать плохая?! Да я ребенка больше тебя вижу! Ты хоть раз с ним сходил куда-нибудь?
- Я работаю!
Девушка возмущенно всплеснула руками, а малыш в комнате захныкал еще громче.
- А я, можно подумать, сижу нога за ногу! Расслабляюсь и с друзьями по клубам хожу! Да чтоб ты...Я из дома не выходила неделю. Неделю! Я никого не вижу, я ни с кем не встречаюсь. Все, что я вижу - это памперсы, пеленки, еда и...снова памперсы, - Надя встряхнула рукой, в которой оказался сей несчастный предмет. - Я устала! Мне осточертело здесь все! Но я ни слова - ни слова тебе не сказала!
- Ты только и говоришь об этом. Ах, как мне тяжело, ах, как мне трудно! Я вся такая бедная- несчастная! А чуть что, так ты ко мне за деньгами бежишь! А если их нет, то ты сразу как-то забываешь, что меня дома часто не бывает, что я отец, который ребенка не видит и не гуляет с ним. Забыла? Или напомнить?
Почему-то оба сразу ко мне развернулись, как будто вспомнили о постороннем и сразу замолчали, хоть оба почти и задыхались от ярости. Ванька виновато потупился и, чертыхнувшись себе под нос, схватил пачку сигарет со стола и вышел из квартиры, протиснувшись мимо молчаливой Нади, которая сразу его за рукав свитера схватила и требовательно поинтересовалась, правда, стараясь не повышать голос.
- Ты куда?
Брат швырнул тапки под табуретку, зло сорвал куртку с вешалки и натянул кроссовки. Надя все это время стояла рядом с ним, уперев руки в бока, и тяжело дышала. Видно было, что ей есть, что сказать, много есть, но она изо всех сил старалась сдерживаться.
- Курить.
- Зачем ты тогда одеваешься? Вань! Вань, куда ты пошел! Черт бы тебя побрал, идиот!
Хлопнула дверь, потом слышно было, как ударяет по стене маленькая ручка, сдавленные ругательства, а после Надя, шаркая ногами так, как будто у нее не было сил идти, доплелась до ванной, плотно закрыла за собой дверь и включила кран. И даже сквозь шум воды доносились чертыханья и проклятья.
Только тогда я позволила себе судорожно выдохнуть, осознав, что до этой минуты даже дышать старалась через раз, вытерла дрожащие вспотевшие ладошки о джинсы, выключила начавший свистеть чайник и прислонилась к подоконнику. В комнате продолжал надрываться малыш, только если раньше он едва слышно хныкал, то сейчас почти в голос кричал.
Я нерешительно вышла в коридор и костяшками пальцев постучала по двери в ванную.
- Надь, - нерешительно окликнула я. - Надь, там Кирилл плачет.
Надя или не услышала, или предпочла проигнорировать мои слова, но откликаться и уж тем более выходить не стала. Только плач стих немного. Я сглотнула и со страхом посмотрела на темневший проем. Кроватка стояла у самого окна, так что малыша я видеть не могла, но я почти материально его ощущала.
Стало так боязно, как будто в холодную воду первый раз в жизни нырнуть собираешься. Я же, стыдно признаться, никогда детей в руках-то и не держала. Когда совсем молодая была, еще до диагноза, с ними и не сталкивалась толком, а родственников у нас никаких не было, как и племянников. А после диагноза я подсознательно маленьких начала избегать. И даже когда мои однокурсницы выходили замуж, рожали и предлагали мне стать крестной (и такое было), то я открещивалась, отказывалась, а на детей
